Появление Рима

восходящих к III—II вв. Необходимо, однако, учитывать, что  многие надписи,

особенно официальные, составлены в архаизирующем канцелярском стиле и

несколько отстают  от реального языкового развития. Особенное значение имеют

те тексты, которые  поддаются по своему историческому  содержанию точной или

хотя бы приблизительной  датировке и создают, таким образом, как

эпиграфические, так  и лингвистические критерии для  датировки прочих

надписей. К числу  наиболее интересных текстов конца III—начала II в.

относятся древнейшие из надгробных надписей семейства Сципионов, декрет

Эмилия Павла от 19 января 189 г. и послание консулов с  извещением о решении

сената от 7 октября 186 г. по вопросу о святилищах Вакха (так называемое

Senatusconsultum de Bacana-libus).

С I в. до н. э. материал поступает обильнее, но основная масса

сохранившихся надписей относится уже к эпохе империи  и охватывает — хотя и

с неодинаковой густотой — все ее провинции. Во время кризиса III в. н. э.

надписи становятся реже, затем число их несколько  возрастает с утверждением

домината, а потом  постепенно идет на убыль в период распада античного

общества.

Значительная часть  эпиграфических текстов, восходящих к  послеархаическому

периоду, выдержана  в строгих нормах литературного  языка и с точки зрения,

например, историко-морфологической  не обогащает существенным образом  наших

знаний по сравнению  с тем материалом, который можно  извлечь из литературных

произведений. Однако и эти памятники отнюдь не лишены языковедческого

интереса. В частности  они чрезвычайно важны для  установления античной

орфографии, которая, в свою очередь, служит опорой для  различных

фонетических и  этимологических исследований. В  результате фонетических

процессов, происходивших  в различное время, как то: исчезновение /г,

совпадение звучания е, ое и ое, Ь и v, ci и ti в положении  перед гласным и

т. п., в средневековых  рукописях создалась невообразимая  орфографическая

путаница, остатки  которой не до конца изжиты и в  современных школьных

учебниках (coelum вм. caelum и т. д.), и лишь систематическое  изучение

надписей, и в первую очередь тех эпиграфических текстов, язык которых не

содержит отклонений от литературной нормы, позволяет в  ряде случаев

восстановить античное написание слов; добавочным источником служат при этом

показания римских  грамматиков. Имеет значение и то обстоятельство, что в

тщательно изготовленных  надписях нередко проводится обозначение  долготы

гласных помощью  удвоения букв, „длинной йоты" и  „апексов"; благодаря этому

надписи становятся ценным источником сведений о латинской  просодии.

Обозначение долгот никогда не производится на надписях последовательно, и

отсутствие апекса в каком-либо единичном памятнике  не является

свидетельством краткости  соответствующего гласного; но систематическое

отсутствие апекса на гласном какого-либо слова или  в каком-нибудь положении

уже может рассматриваться  как аргумент в пользу его краткости. Сокращение

долгих гласных  перед -nt- и -nd- (amant, amandus, valent) устанавливается,

например, на основании  греческих транскрипций типа bxasvt'ivq; = Valentinus

и полного отсутствия апексов в многочисленных случаях  этого положения

гласных на надписях.

Особое значение для лингвиста имеют те надписи, составители которых

недостаточно владели  литературным языком и правилами  орфографии; в

отклонениях от грамматических норм книжного стиля, в дисграфиях

(неправильных написаниях) обнаруживаются такие тенденции  народноразговорной

речи, которые в  литературные памятники или вовсе  не проникают, или

проникают гораздо  позже, чем они засвидетельствованы  в надписях. В

эпиграфическом материале  нередко оказывается зафиксированным  начало

процессов, получающих свое завершение уже в романских  языках, за пределами

латыни в собственном  смысле этого слова.

Степень отдаленности от литературного языка зависит  и от общего характера

надписи, от ее назначения, и от уровня образования ее составителей. В

официальных документах времени ранней империи отклонения от литературной

нормы встречаются  лишь спорадически, но с IV в. н. э. они  попадаются уже

чаще. Более богатый  материал в этом отношении содержат частные надписи, в

первую очередь  многочисленные тексты на надгробных памятниках. Следует,

однако, иметь в  виду, что и надгробные надписи  обычно имеют некоторую

претензию на „литературность", составляются в определенной стилевой

традиции, нередко  в стихах; они ориентированы поэтому  на литературный язык,

и лишь недостаточное  владение им приводит к тому, что  грамматические и

фонетические особенности  народноразговорной речи с большей  или меньшей

силой прорываются  наружу, отнюдь не отражаясь здесь  в полной мере.

Разумеется, чем непритязательнее текст, тем более он свободен от влияния

книжности. Таковы, например, надписи—обычно очень короткие  на предметах

домашнего инвентаря, надписи, намалеванные или нацарапанные на стенах

домов. Эта последняя  категория могла сохраниться  в сколько-нибудь

значительных размерах лишь при исключительных обстоятельствах, но в

засыпанных извержением  Везувия Помпеях мы имеем тысячи совершенно

непритязательных  текстов, свидетельствующих о строе  живой латинской речи

своего времени (подробнее  о помпейских.); некоторый аналогичный  материал

обнаружен и в  самом Риме, в караульной седьмой  пожарно-полицейской когорты

(cohors vigilum) и в служебных  помещениях императорского дворца  на

Палатине.

Заслуживает упоминания еще одна категория сравнительно далеких от книжного

 языка   надписей.   Это так называемые tabellae devotionis   'заговорные

дощечки    со   всевозможными наговорами и „присушками"  против   каких-

либо   ненавистных  лиц, соперников, соперниц и т.  п.;  адресованные

подземным  богам, эти дощечки опускались в  гробы   или свежие могилы в

расчете на то, что   покойник доставит   их по назначению. I Низкий

культурный уровень  людей, прибегавших к подобного   рода средствам,   дает

 себя   знать   также и в языке  и орфо-> графин tabellae devotionis.

Имеется свыше сотни  таких дощечек с латинским  текстом;   древнейшие

относятся   еще  к 1 в. до н.  э.1

Хотя надписи и  являются памятниками, дошедшими непосредственно  от

античности, не следует  думать, что текст их всегда в  точности отражает

намерения составителя. Ошибки графического характера —  смешение сходных

букв, перестановка их, повторения, пропуски по недосмотру или за

отсутствием места  — представляют собой весьма частое явление, в котором

одинаково бывает повинен  и мастер, изготовлявший надпись, и „автор",

оставивший следы  своего творчества где-либо на стене. Если в

„Senatusconsultum de Bacanalibus" в трижды повторенной формуле dum ne minus

senatoribus С adesent мы  один раз находим написание  senatorbus, то это,

очевидно, лишь графическая  ошибка, пропуск /, а никак не свидетельство

того, что в латинском  языке II в. до н. э. возможно было присоединение

окончания -bus к согласной  основе без элемента -I-, проникшего в согласное

склонение из склонения  основ на -i- (senatoribus по аналогии civi-bus).

Пользуясь эпиграфическим материалом как историко-лингвистическим

источником, необходимо учитывать наличие графических  ошибок, и только то,

что встречается  более или менее часто, может  рассматриваться как достоверно

засвидетельствованная особенность языка.

Не  во   всех  случаях,   наконец,   эпиграфические  памятники. свободны

и   от   последующих   искажений   текста.   Некоторые  надписи

реставрированы —  в   античности   или   в   позднейшие времена.  К их числу

принадлежит и надпись  на так называемой ростральной колонне  по случаю

морской победы консула  Дуилия над карфагенянами в 260 г. до н. э. Более

ранние тексты открыты   были   сравнительно   недавно,   и   в   течение

долгого времени    эта    надпись,    рассматривавшаяся   как   древнейший

датируемый   документ   римской   эпиграфики, сбивала  с толку

исследователей своей  пестрой смесью архаических и  позднейших элементов

языка, к которым  присоединяется и значительное количество лжеархаистических

форм, в действительности никогда  не  существовавших.   Комбинируя

археологические и. лингвистические   данные,  удалось   установить, что и

колонна и надпись  реставрированы в начале эпохи империи  и что   ее текст

отражает    лишь    представления    римских    антикваров-о языке III в.

до н. э.  Зная, что  в древних памятниках е нередко  соответствует

позднейшему 1, о —  позднейшему  и, что аблатив имел в ряде случаев отпавший

впоследствии конечный элемент -d, эти антиквары  обобщили свои наблюдения и

подставляли   с  и   о   вместо   исконных  /   и  и,  придавали   каждому

аблативу   конечное   -d;   при   этом   получались   невозможные формы

вроде  exfoeiont = effugiunt (с исконным -U-,  ср. <р;иуы), между  тем как

характерные для III в. до дифтонги ai и oi всюду заменены   позднейшими

ае, ое.  Такая   реставрация   надписей все же представляет собою редкий

случай и не характерна для категории  эпиграфических памятников  в  целом.

Таким образом, к  надписям, как и к любому другому  виду источников, нельзя

подходить без должной  критики; однако значение их для историко-

лингвистнческого  исследования огромно. Научная разработка истории

латинского языка  началась с того момента, когда язык надписей стал

предметом, систематического изучения.

Рядом с текстами, литературными и эпиграфическими, вторым нашим источником

служат свидетельства  античных авторов, в первую очередь  сообщения римских

грамматиков о латинском  языке. В их трудах собран огромный

лексикографический  материал, дано подробное и систематическое

изложение латинского словоизменения; им же мы обязаны большей  частью

известных нам отрывков из произведений архаических римских  писателей.

О начатках римской  грамматики и ее роли в формировании латинского

литературного языка  мы будем говорить в разделе о  становлении классической

латыни. Последующая  история римских грамматических учений еще ждет своего

исследователя.1 Не выяснен  в достаточной мере ни круг литературных