Политический портрет Горбачева М.С.

  закреплялось  право выбора администрации. Так  возникала модель, в чем-то схожая с «социализмом самоуправления» в Югославии.

  Предполагалось, что в 1988 году закон будет распространен на 50 процентов промышленных предприятий, а в следующем году на другую половину. Но уже в 1988 году выяснилось, что закон прочно забуксовал, а в следующем году стало ясно, что он потерпел фиаско. Тому было несколько причин. Одна из них заключалась в том, что предприятия столкнулись с полным отсутствием инфраструктуры, которая позволяла им более-менее уверенно пускаться в «свободное плавание». В стране не было посреднических организаций, товарно-сырьевых бирж, которые позволили бы наладить механизмы закупок сырья и сбыта продукции. В таких условиях большинство руководителей предпочитали не рисковать, а получать по максимуму госзаказ, который служил гарантий централизованного снабжения сырьем и того же сбыта готовой продукции.

  Рыночные  отношения не заладились и в силу патерналистско-социалистических стереотипов сознания, характерных и для администрации, и для рабочих. Накануне вступления закона в силу было известно, что в стране насчитывается более 30 процентов убыточных предприятий, кроме того, еще 25 процентов получали очень небольшую прибыль. Это обрекало всех их в условиях перехода к самофинансированию и прекращения государственных дотаций на банкротство. Возможность и условия банкротства были предусмотрены в 23-й статье закона о предприятиях. Но статья эта так и не была введена в действие.

  По  существу, уже к началу 90-х гг. стало совершенно очевидно,  что  экономическая часть реформ Горбачёва оказалась полностью несостоятельной. Только в 1993 году, будучи уже не у дел, Горбачев смог критически оценить результаты своей экономической политики 1985—1986 годов и указать на ее главную ошибку: «В экономике, следуя установившимся стереотипам, мы начали с реформы тяжелой промышленности, машиностроения. Правильнее же было начинать с сельского хозяйства, с легкой и пищевой промышленности, то есть с того, что дало бы быструю и наглядную отдачу для людей, укрепило социальную базу перестройки. Словом, в ряде случаев, встав на путь реформ, мы неточно выбрали последовательность мер по ее осуществлению». Однако, и никто другой на его месте не добился бы иного результата. Нужно было «не ремонтировать» старую машину, а создавать новую. Но это ясно всем только теперь. Горбачёв не был ни пророком, ни мессией. Он был либеральным коммунистическим руководителем, который медленно, мучительно, как и страна, изменялся. 
 
 
 
 
 

  Политические  реформы 

  В 1987 г. Горбачёвым и его окружением стала проводиться новая стратегия  реформ, в центре которой оказалась  политическая демократизация. Новая идеология была впервые изложена им в 1987 году на январском пленуме ЦК КПСС. Затем реформы последовательно развивались на протяжении полутора лет, а кульминацией нового реформаторского курса явилась XIX партийная конференция, состоявшаяся летом 1988 года.

  Существенно поменялся политический словарь модернизации. Слово «ускорение» вышло из обихода, а с понятиями «перестройка» и «гласность» по частоте употребления соперничали такие, как «демократизация», «командно-административная система», «механизм торможения». Поменялась и исходная идея реформаторского курса: если прежде предполагалось, что советский социализм в основе своей здоров и нужно только «ускорять» его развитие, то теперь «презумпция невиновности» с советской социалистической («командно-административной») модели была снята. У нее были обнаружены серьезные внутренние пороки, которые нужно было устранить, направив одновременно усилия на создание новой — демократической — модели социализма.

  Ключом  к такому пониманию стало понятие  «демократизация»: всеохватывающая демократия объявлялась сущностным выражением образцовой социалистической системы. Новый реформаторский лозунг «Больше демократии!» означал внедрение непосредственного управления трудящихся в производственные отношения, государственную власть, правотворчество. Особое значение придавалось политической демократизации: замысел заключался в отстранении от власти партконсерваторов и замене командно-административного социализма своего рода советской моделью рыночного демократического социализма. Новая его идеология и стратегия объективно означали ревизию «марксизма-ленинизма» и попытку включения в советскую социалистическую идеологию таких принципов и идеалов, как: гражданское общество, правовое государство, парламентаризм, разделение властей, естественные и неотъемлемые права человека, наконец, рынок — которые характеризовались Марксом и Лениным именно как буржуазные. Постепенно Горбачев и его сторонники стали называть эти процессы «общечеловеческими», а не социалистическими. Новая реформаторская стратегия явно предполагала, что экономические реформы отодвигались по времени, а главными становились пропаганда и утверждение демократических принципов. Именно в соответствии с этой логикой и развивался второй этап перестройки. Не случайно он стал поистине золотым периодом гласности, бурлящего кипения газет, журналов, книжного бума, всесторонней и беспощадной критики «деформаций социализма» в экономике, политике, духовной сфере. Не случайно на авансцену перестройки выступила интеллигенция, и первую очередь гуманитарная и творческая, писатели, публицисты, историки и экономисты, с увлечением погрузившиеся в осмысление и развенчание накопившихся за 70 лет пороков командно-административного социализма. Центральное место в журналах заняли произведения, посвященные все той же критике пагубных последствий сталинщины и командно-административной системы.

  Экономические неудачи Горбачев пытался компенсировать на поприще политической демократизации. Как и прежде, он убеждал себя и окружающих, что главной причиной провала экономических реформ является наличие «механизма торможения» в лице партийных и хозяйственных ретроградов, которых нужно было отстранить от власти при помощи народного волеизъявления. Эта установка советского лидера воплотилась в решениях XIX Всесоюзной конференции КПСС, состоявшейся в конце июня — начале июля 1988 года. Конференция одобрила конкретные меры по демократизации советской политической системы, среди которых особое значение имели альтернативные выборы депутатов Советов всех уровней (прежде каждый депутат «выбирался» из одного кандидата). Сами Советы предполагалось преобразовать в соответствие с канонами парламентаризма и передать им государственные функции, узурпированные прежде партийными органами. В соответствии с новым подходом были намечены выборы Съезда народных депутатов СССР.

  Расстановка политических сил в стране стала  резко меняться с осени 1988 года. Главная политическая перемена заключалась в том, что прежде вроде бы единый лагерь сторонников перестройки стал раскалываться: в нем выделилось радикальное крыло, быстро набравшее силу, превратившееся в 1989 году уже в мощное движение, а в 1990 году начавшее решительно оспаривать у Горбачева власть. Борьба между Горбачевым и радикалами за лидерство в реформаторском процессе составила главный стержень политических событий в последующие годы.

  В нарождавшемся радикализме были заметны два потока, каждый из которых заключал опасность для «генеральной линии» КПСС. Одним из них оказался национальный радикализм: он умело направлялся народными фронтами, возникшими в большинстве советских республик и наполнявшими все более смелым содержанием идеи расширения прав республик и реформы советской федерации. Другой поток включал политических радикалов, настаивавших на решительном углублении и расширении экономических и иных реформ, проводившихся уже самим центральным правительством. Они развивались параллельно друг другу, но во многих случаях пересекались и даже сливались. Так, например, большинство радикалов обоих направлений пришли к одобрению возмутивших Горбачева идей частной собственности, политического плюрализма и многопартийности.

  В апреле 1989 года, выказав желание пресечь эксцессы радикализма, Горбачев и его окружение решились на принятие указа, вступавшего в явное противоречие со стратегическим политическим лозунгом «больше демократии». Указ назывался «О внесении изменений и дополнений в Закон СССР "Об уголовной ответственности за государственные преступления" и некоторые другие законодательные акты СССР». Наибольшее количество вопросов и критику со стороны общественности вызвала статья II¹, которая, в частности, указывала, что «публичные оскорбления или дискредитация высших органов государственной власти и управления в СССР», равно как и «общественных организаций и их общесоюзных органов» наказываются «лишением свободы на срок до трех лет или штрафом до двух тысяч рублей». Сторонники указа, защищая его, приводили классический в таких случаях аргумент, что «демократия не равнозначна вседозволенности». Оппоненты же доказывали, что статья может быть использована для пресечения любой критики в адрес КПСС и властей предержащих, поскольку в ней всегда можно обнаружить какую-то долю «дискредитации». Горбачев, за чьей подписью вышел указ, вбил первый клин в отношения с демократами, полагая, что такая цена необходима для сохранения его собственного контроля над процессом реформ и удержания последнего в режиме, заданном Генеральным секретарем. Желая прочно сохранять в своих руках контроль над общественно-политическим процессом, Горбачев, все более высказывавший стремление двигаться «по центру», стремился пресечь «крайности» как слева, так и справа. В том же апреле 1989 года он совершил эффектную атаку на консерваторов в ЦК КПСС, принудив к добровольной отставке несколько десятков самых престарелых его членов. О настроениях старцев-ортодоксов свидетельствовало выступление многолетнего вице-президента АН СССР П. Федосеева, предупредившего против попыток улучшать социализм капитализмом и заклеймившего в старозаветном духе теорию конвергенции.

  Провал  реформаторских попыток Горбачева явился важной причиной глубокого и массового разочарования в социализме разных социальных слоев. В обществе все шире распространялось убеждение, что реформы на социалистической основе вообще невозможны и что за их основу должны быть взяты те классические образцы экономического и политического развития западных стран, которые обеспечили их ведущую позицию в мировой экономике в конце XX века.

  Политические  успехи активных демократов по времени совпали с оформлением консервативно-ортодоксального течения в КПСС, что поставило Горбачева перед сложной задачей маневрирования между двумя «крайностями». Он дал ему и идеологическое обоснование, выдвинув концепцию центризма как оптимальной стратегии политического лидерства в период крутых перемен и национально-социальной разобщенности. Центристские маневры поглотили всего его без остатка в 1990—1991 году, не оставив времени и сил на реформы.

  В августе-сентябре 1990 Горбачев совершил новый политический маневр, один из самых неожиданных за весь период его пребывания у власти. Летом 1990 года в Верховном Совете и Правительстве России, контролируемых сторонниками Ельцина, был разработан план действий, ставший известным как программа «500 дней». То была программа вхождения в рыночные отношения, созвучная проводившимся тогда в Польше экономическим реформам. В течение первой половины срока намечались: перевод предприятий на принудительную аренду, широкомасштабная приватизация и децентрализация экономики, введение антимонополистического законодательства. В течение второй половины предполагалось снятие в основном государственного контроля за ценами, допущение спада в базовых отраслях экономики, регулируемой безработицы и инфляции в целях резкой структурной перестройки экономики. К концу срока разработчики программы обещали наступление экономической стабилизации по всем основным показателям. Российская программа контрастировала с горбачевским планом поэтапного, в течение нескольких лет, введения рынка, она была связана с именем его главного политического соперника, Ельцина. И тем не менее Горбачев, поразив своим решением очень многих, особенно своих консервативных союзников, пошел на контакт, взаимодействие и поиск компромисса с ее авторами. Быть испытанной на практике программе «500 дней» не было суждено: будучи переданной Горбачевым на рассмотрение в Правительство и Верховный Совет СССР, она была выхолощена и лишена своей сути. Ельцин и его сторонники расценили провал программы как акт коварства со стороны Горбачева, заявив, что сотрудничество с существующими органами союзной власти далее невозможно.

  Горбачев  развивал аргументы, призванные убедить страну в необходимости изменения Конституции СССР с целью укрепления исполнительной власти в целом и президентской в особенности. План Горбачева должен был быть реализован на четвертом Съезде народных депутатов СССР. Съезд состоялся в конце декабря, который внес ряд поправок в Конституцию СССР, расширявших прерогативы президента: он получил право непосредственно руководить правительством, преобразованным в кабинет министров, возглавил Совет Федерации и Совет безопасности СССР. Были осуществлены кадровые назначения и замены, удовлетворившие интерес консерваторов. На новую ключевую должность вице-президента, который, как гласила соответствующая статья Конституции, «выполняет поручения Президента СССР, отдельные его полномочия и замещает Президента СССР в случае его отсутствия и невозможности осуществления им своих обязанностей», был избран бывший высокопоставленный комсомольский и профсоюзный функционер Г. Янаев. Ушли со своих постов министр внутренних дел В. Бакатин и министр иностранных дел Э. Шеварднадзе, пользовавшиеся репутацией либералов.

        Демократизация производства, удовлетворение огромного потребительского спроса, решение проблем качества оказались принципиально невозможными на платформе старых большевистских экономических отношений. Система, созданная Лениным, еще раз продемонстрировала, что она не подвержена радикальным демократическим реформам. Коммунизма с демократическим лицом, свободным рынком и политическим плюрализмом не существует.  Парадокс Горбачёва заключался в том, что он верил в возможность изменить то, что изменить было нельзя. Требовалась не перестройка, а по, большому счету, «новостройка», но реальный процесс в стране был другим. Горбачёв хотел, также как и все генсеки до него, улучшить, усовершенствовать социализм. На этом пути он сделал главное — утвердил гласность – как процесс ликвидации лжи. Дело в том, что ленинская система, независимо от желания её функционеров, была вся построена на лжи, неправде, сокрытии, контроле над информацией, управлении состоянием общественного сознания. Как только правда о власти, многих мифах большевистской истории, революционных «переломах» советского пути (индустриализация, коллективизация, «большая чистка» и т.д.) стала быстро поступать в общественное сознание, то сразу затрещали устои строя, укреплявшиеся столько десятилетий. Правда, и истина оказалась оружием, против которого ленинская система была бессильна.