Поход Ермака в Сибирь

Изучая подготовку и первый этап похода, А. А. Введенский вслед за А. А. Дмитриевым отметил одно странное обстоятельство. Согласно Строгановской летописи, набег Бегбелия — мурзы чусовских манси — на Чусовской городок и слободки Строгановых начался примерно за 5 недель до нападения пелымского князька Кихека на Чердынь и пермские вотчины Строгановых; набег же Кихека датируется 1 сентября 1581 года. Получается, что дружина Ермака выступила из Орла-городка на Каме в день нападения на него Кихека. Таким образом, либо Кихек успел затем осадить Чусовской городок, соединившись с чусовскими манси прежде, чем туда подошла дружина Ермака, либо Ермак выступил из Чусовского городка вскоре после нападения Бегбелия, люди которого затем присоединились к рати Кихека. При этом нет каких-либо достоверных свидетельств о столкновении Ермака с Бегбелием по пути следования дружины к Чусовскому городку из Орла-городка (см. схему). 
 
 

Чтобы привести в соответствие общепринятую начальную  дату похода (1 сентября 1581 г.) с событиями  в Чусовском городке и на Каме, А. А. Введенский вслед за А. А. Дмитриевым утверждал, что «Строгановская летопись неправильно датирует набег мурзы Бегбелия 1581 годом», и предложил свою датировку — 1580 год. Между тем имеется официальное подтверждение правильности летописных сведений о набегах Бегбелия и Кихека. В челобитной Семена и Максима Строгановых, приведенной в грамоте, отправленной из Москвы еще 6 ноября 1581 г., отмечается, что «в прошлом де в 89 [1581] году... их слободки [на Чусовой] воевали чусовские вогуличи... а в нынешнем де в 90 [1581] году о Семене дни (1 сентября), те же вогуличи приходили на их же слободки войною [120] с Пелымским князем... а ныне деи Пелымский князь с вогуличи стоит ратью под Чусовским острогом». 

Текст этой грамоты  опровергает поправку, внесенную  в хронологию А. А. Введенским вслед  за А. А. Дмитриевым. 

Как уже отмечалось, датой начала похода Строгановская летопись называет 1 сентября 1581 года. В летописи приводится и источник этих сведений — несколько измененный текст опальной грамоты Строгановым от 16 ноября 1582 г., в которой без указания года отмечается факт посылки в Сибирь 1 сентября дружины Ермака и добавляется (со слов отписки чердынского воеводы): «...а в тот же день, собрався Пелымский князь (Кихек. — В. С.) с сибирскими людьми и с вогуличи, приходил войною на наши Пермские места». Обнаруживается странное несоответствие в хронологии событий.  

Если верить сообщению летописи, дружина Ермака выступила в поход 1 сентября 1581 г., так как «в тот же день» совершил нападение пелымский князь Кихек, на что точно указывает текст  челобитной Строгановых. Если же Кихек напал на Орел-городок в 90 (1581) г. «о Семене дни», тогда Бегбелий, согласно той же челобитной, напал «в прошлом [по сентябрьскому летосчислению] 89 (1581) году 21 июля».  

Но при такой  последовательности событий, хотя она  и подтверждается официальными документами, выступление Ермака 1 сентября 1581 г. оказывается невозможным. Кстати, если согласиться с мнением Г. Ф. Миллера, которое находит сторонников и в наше время, о том, что дружина Ермака отправилась в Сибирь из Орла-городка, то окажется, что она следовала вниз по Каме и вверх по Чусовой одновременно с Кихеком, опешившим навстречу Бегбелию.  

Остается из трех взаимно связанных дат либо принять за начало экспедиции Ермака 1 сентября 1581 г. и соответственно с  этим менять две в одинаковой степени  достоверные даты, либо — и это на наш взгляд единственно правильно — отказаться от датировки начала похода 1 сентября 1581 года. Составленная в дни нападения пелымского князя Кихека («ныне... стоит ратью под Чусовским острогом») челобитная Семена и Максима Строгановых должна быть признана более точной в освещении событий 1581 г., чем отписка Пелепелицына. Недостоверность грамоты, основанной на отписке чердынского воеводы, еще в 1939 г. отмечал А. И. Андреев. 

Авторы летописных сводов, составленных много позднее описываемых событий, располагали протографами сибирских летописей, частично сохранившимися документами и устными преданиями, в которых содержались самые разнохарактерные сведения. При этом каждый из составителей самостоятельно обрабатывал материалы (как это сделал, например, автор Строгановской летописи с опальной грамотой 1582 г.), по-своему осмысливал факты, стараясь придать им определенную хронологическую последовательность.  

Однако отрывочность данных не позволяла им точно воссоздать последовательный ход событий. Неизбежны были домыслы и, следовательно, путаница в хронологии. Из разбросанных в летописях противоречивых сведений наиболее достоверными, как нам кажется, являются даты, которые указывают на день, месяц и год. В случае упоминания только дня и месяца «летописцы» должны были обращаться к более древним документам, составленным современниками событий. У составителей сибирских летописей, надо полагать, не было оснований указывать произвольные даты, особенно чисел дней и месяцев.  

Внешнее несоответствие таких дат по годам требует лишь установления взаимосвязи и последовательности событий, описываемых в сибирских летописях. Рассыпанные в их текстах крупицы различных достоверных материалов, проанализированные с учетом сохранившихся официальных документов, а также ранних летописей типа «Сказания» или «Краткой, сибирской Кунгурской летописи», по нашему мнению, позволяют воссоздать правильную хронологию событий похода дружины Ермака. 

Разрыв ханом  Кучумом даннических отношений  с Россией в 1571 г., разгром ратных людей воеводы А. Лыченицына в 1572 г., участившиеся нападения на Пермские земли и убийство Маметкулом русского посланника Чебукова в 1573 г. — все эти факторы побудили московское правительство распространить на Западную Сибирь ту же систему утверждения центральной власти, которая сложилась в Предуралье. Эта система состояла в том, что огромные территории отдавались «на льготные годы» купцам-промышленникам, какими являлись, в частности, Строгановы. В том факте, сообщенном Строгановыми, что сын Кучума Маметкул во время своего нападения выспрашивал, «куде идти ратью в Пермь», московское правительство усмотрело реальную угрозу своим пермским владениям. В марте 1574 г. Яков и Григорий Строгановы были вызваны для личных объяснений в Александровскую слободу. 30 мая того же года им была дана жалованная грамота на 20 льготных лет, разрешавшая завоевание Сибири: на Тоболе, Иртыше, Оби и других реках, «где пригодитца для береженья и охочим на опочив, крепости делати и сторожей с вогняным нарядом держати». 

Строгановы, имевшие торговые отношения с Астраханью, несомненно, были в курсе происходивших в то время на Волге событий; их связь с Ермаком, атаманом волжских казаков, ныне не вызывает сомнений. Нам представляется вряд ли правильным мнение ряда историков о том, что многочисленная казацкая дружина по своей инициативе могла отправиться на завоевание сибирских земель именно после того, как Строгановы получили грамоту на эти земли, к тому же еще и принудить Строгановых экипировать отряд Ермака. 

С другой стороны, еще в грамоте о переводе пермских городков Строгановых в опричнину в 1566 г. указывалось: «Как отойдут наши урочные лета (1558—1578 гг. — В. С.) по нашим жалованным грамотам лгото, и чем вас наши писцы опишут и оброк наш на вас писцы положат, и вы б те все ваши оброки возили к нам на Москву». Окончание льготных лет ускорило подготовку Строгановых к завоеванию новых земель в Зауралье. Угроза вторжений, подобных нападению Маметкула в 1573 г., также побуждала их заняться обеспечением безопасности своих чусовских и камских владений. Царской грамотой от 6 августа 1572 г. Строгановым было разрешено призывать к себе на службу казаков. 

Составитель Пермской летописи В. Шишонко, в распоряжении которого находились ныне утраченные документы, упоминает о том, что  после получения жалованной грамоты в 1574 г. Строгановы послали «на реку Волгу из вернейших дому своего служителей..., чтоб они пристойным образом могли найти случай видеться с атаманом... Ермаком Тимофеевым и желание их, Строгановых, ему открыта, — чтоб он Ермак с товарищи, отложа всякую мнимую себе от Строгановых опасность и подозрение, надежно б следовал к ним в верх реки Камы, ...тем бы своим к ним прибытием устрашил соседственных их неприятелей, которые грозят их новонаселенным местам разорением».  

Это сообщение летописец помещает под рубрикой «1578 и 1579 годы». Однако далее в летописи обнаруживается противоречие в хронологии. Так, например, по поводу прибытия Ермака с казаками В. Шишонко приводит такую выписку из неизвестного документа: «...В скором времени собрался он, Ермак с товарищи, в 7086 г. в верх Волгою и Камою, в легких стругах, до Орла-городка, в известном числе казаков, в самом уже рек заморозе и прибыл» (разрядка моя. — В. С.). 7086 г. по сентябрьскому летосчислению «в самом уже рек заморозе», то есть после 1 сентября, может быть лишь 1577 годом. 

Весной 1577 г. «по  первой полой воде», как сообщает строгановский летописец, Строгановы направили на Волгу «вернейших дому служителей». Осенью 1577 г. Ермак с  частью дружины прибыл в Кергедан (Орел-городок). Той же осенью, 8 сентября и 5 ноября 1577 г., скончались Яков и Григорий Строгановы. У их наследников оказались другие планы, и Ермак с небольшим отрядом возвратился на Волгу. Как видим, Яков и Григорий Строгановы успели только в известной мере начать подготовку к завоеванию зауральских земель. Среди их наследников — Семена (младший брат), Максима (сын Якова) и Никиты (сын Григория) — начался разлад, приведший к разделу имущества. Первая «запись о полюбовном разделе» между Семеном и Максимом, с одной стороны, и Никитой — с другой, датирована 6 декабря 1577 года. Причина раздела очевидна: Семен и Максим стремились продолжить подготовку экспедиции; Никита, владениям которого менее всего угрожали набеги из Сибири, не соглашался с их планами. Семен и Максим Строгановы заключили между собой соглашение и отправили Ермака на Волгу собирать новую партию казаков для большого похода. К весне 1578 г. дружина в 1000 казаков была готова к выступлению с Волги. 

25 марта 1578 г.  истекал срок льготных лет  на земельные владения Строгановых по Каме и Чусовой. К Строгановым прибыл Иван Яхонтов с помощником для составления «книг сошного письма». Все это вынуждало Строгановых ускорить реализацию льготных прав на новые зауральские земли. 28 июня, а точнее июля, 1578 г., как значится в разночтении Строгановской летописи, дружина во главе с Ермаком вновь прибыла в Орел-городок. Чтобы «устрашить соседственных неприятелей», решено было совершить пробный поход в верховья р. Сылвы в направлении на р. Кунгур. (Этот поход не укладывается в традиционные хронологические рамки процесса завоевания Сибири, поэтому исследователи, как правило, не рассматривают его.) Такого рода походы разрешала Строгановым грамота от 6 августа 1572 года. Поход дал возможность сплотить дружину, проверить ее боевые качества в новых для казаков условиях, а также получить путем военного грабежа дополнительные средства для предполагаемого большого выступления. 

Действительно, 1 сентября, но только 1578 г. дружинники отправились из Орла-городка вниз по Каме до устья Чусовой и далее вверх по Чусовой до устья Сылвы. 26 сентября, как отмечает автор Кунгурской летописи, они «погребли по Сылве вверх и в замороз дошли до урочища Ермакова городища, ныне словет, и... по-за Камени вогуличь воевали и обогатели, а хлебом кормились от Максима Строганова. И в поход ходиша на Вогуличей 300 человек, и возвратишася з богатством в домы своя и на подъем в Сибирь (разрядка моя. — В. С.), и к тому приправиша вдоволь легких стругов с припасы». В Чусовском городке также заготавливалось военное снаряжение и припасы для похода в Сибирь. 

9 мая 1579 г. (согласно  Кунгурской летописи) казаки Ермака  «доспели обещанием часовню»  на месте зимовки, где некоторые  из них «вечно оселишася». Ермак  же с дружинниками, опустившись  по Сылве в Чусовской городок, «с усть Чусовой, взявши у Максима Строганова запас... в 87-м [1579] году июня в 12 день поидоша по Чусовой вверх до Тагильского волока з боем». Возможно, что многочисленная дружина Ермака выступила в поход двумя отрядами. По-видимому, именно этим и объясняется содержащееся в другом месте Кунгурской летописи сообщение о выступлении в поход 13 июня (1579 г.). 

В летописях  можно найти разные сведения о  численности дружины Ермака: 540, 3 тыс. и даже 5 тыс. казаков. Говорится  также о количестве людей Строгановых, пополнивших отряд: 154 и 300 человек. Принятые в современной литературе данные о численности дружины — 840 человек — являются произвольной суммой первоначального числа дружинников — 540 — с числом приданных ей Строгановыми воинских людей — 300 человек. Цифра «5000», впервые упомянутая в Ремезозской летописи, говорит о размерах взятых дружиной запасов («на проем 5000 человеком») и указывает лишь на то, что эти запасы были очень велики. Далее в летописи упоминается уже только о 3 тыс. участников похода, но тут же отмечается, что после первой зимовки в урочище Абугая в дружине насчитывалось только 1636 человек.  

Данные о гибели большого числа казаков и возвращении  части дружинников в самом  начале похода ни в одном источнике  больше не встречаются. Описывая следующую зимовку — в Чинге-Туре, летописец сообщает о гибели казаков от «болезни чрева» и цинги, а также о том, что в устье Туры после второй зимовки прибыло 1060 казаков. Последние две цифры, приводимые С. У. Ремезовым в тексте летописи, представляются нам наиболее достоверными. Если учесть неизбежные потери во время перехода через Уральские горы (в летописях упоминается о гибели «вожей» — проводников), то можно допустить, что первоначально дружина, выступившая в Сибирский поход, насчитывала примерно 1650 человек. Известные нам источники не объясняют, каким образом появилось число «540» в качестве численности первоначального состава дружины. Но, учитывая свидетельство летописи В. Шишонко о приходе Ермака в Орел-городок осенью 1577 г. «с известным числом казаков», можно предположить, что в первый раз туда прибыла дружина в 540 чел., а в июле 1578 г. Ермак привел на Каму еще не менее тысячи человек.