Почему Россия не Америка

Спасет ли Россию автаркия?

Что же предлагает А. П. Паршев для предотвращения неминуемой, по его мнению, гибели российской экономики, если нынешний курс экономической политики будет продолжаться? Выход он видит в изоляции российской экономики от мирового рынка. Раз через взаимодействие с мировым рынком утекают из России национальные богатства, нужно изолироваться от мирового рынка. Для обоснования он приводит примеры из русской истории. По А. П. Паршеву, Россия только тогда успешно развивалась, когда была изолирована от внешнего рынка.   А. П. Паршев предлагает три меры: госмонополия на внешнюю торговлю, прекращение вывоза капитала и отмена конвертации рубля.

 Достаточны ли эти  меры и не избыточны ли отдельные  из них? Совсем не ясно, как  представляет себе А. П. Паршев  взаимодействие монопольных внешнеторговых  организаций с внутренними потребителями  и экспортерами: таким, как в командной экономике, или они будут контролируемыми государством посредниками? Это принципиальный вопрос. От него зависит характер предполагаемого экономического механизма.

Какого эффекта в самом лучшем случае можно ожидать от изоляции от мирового рынка? Взаимодействие с мировой экономикой имеет ведь и плюсы. Конкуренция иностранных производителей заставляет улучшать качество отечественной продукции, ее технические характеристики, внешний вид, снижать издержки.

  Главная проблема  российской экономики состоит в превышении внутренних издержек над выручкой. Вывоз капитала уменьшает остающуюся в стране часть, но не ликвидирует эту огромную разницу. А. П. Паршев это осознает. Он пишет о необходимости для подъема экономики жертв со стороны населения. Они неизбежны. В какой-то степени и от лиц со средними (по российским меркам) доходами. Но особенно от богатейшей части, на которую сейчас приходиться, чуть ли не треть общего личного потребления.

Но этих (и некоторых  других аналогичных) мер, возможно, достаточно, чтобы стабилизировать существующее экономическое положение, но не обеспечить экономический подъем, совершенно необходимый для решения накопившихся экономических, социальных и других (например, экологических и оборонных) проблем России. Здесь не обойтись без системных социально-экономических преобразований.

«Командиры» и  «реформаторы» 

Анализируя место России в мировой экономике сейчас и  в прошлом, А. П. Паршев исходит из своеобразия исторического пути России, обусловленного природными особенностями среды обитания и сформировавшегося в этих специфических условиях духовного мира русского народа. Он справедливо упрекает историков, что этому своеобразию они не уделили достаточно внимания, восхищается историком Л. В. Миловым, который сделал ряд оригинальных умозаключений об особенностях российского исторического процесса.

Возвращаться ли России к социализму (пусть обновленному) либо оставаться на нынешнем рыночном пути, подвергнув его очень существенной модификации.

Сначала вывод Паршева  кажется очевидным. Он с восхищением отзывается о результатах экономического развития России при советской власти, особенно в сталинский период.

Описание сталинской экономической системы содержится в двух главах: «Система, которая  работала»¹ и «Как мы жили при автаркии»². Название первой говорит само за себя. В ней автор с восторгом описывает умение сталинской командной системы обеспечивать товарно-денежную сбалансированость. Во второй– государственную мудрость при ведении внешней торговли и заключении кредитных соглашений. Беды советской экономики, по А. П. Паршеву, начались с Н. С. Хрущева, который своими неумелыми, безграмотными действиями разрушил основы командной системы, породил «мелкую халяву» ³,уравниловку, которые развратили народ. Осуждает он реформу Косыгина 1965 г., вдохновленную профессором Либерманом. И уж, конечно, все реформы М. С. Горбачева.

Что касается нынешних реформ, то иначе как губительными А. П. Паршев их не называет, а реформаторов-гайдаровцев  именует жуликами, хитрыми врагами  или честными идиотами, которые этими хитрыми врагами поставлены ⁴. Он готов допустить, что «реформаторы» – «на самом деле подставные фигуры», не ведавшие, что творят⁵.

Многое в сказанном  справедливо. Российская экономическая  мысль и экономическая история  пережили два периода: неумеренного, некритического официозного восхищения успехами командной экономики и безудержного ее развенчания во второй половине 80-х и первой половине 90-х годов. Теперь пришло время более научного и объективного их освещения.

И темпы экономического роста, и скорость структурных изменений в экономике в 30–40-е годы были беспрецедентны для своего времени. В 50-е годы к этим характеристикам добавилось и огромное повышение эффективности экономики, начавшееся преодоление ее самоедства. Однако в своем восхищении сталинской экономикой А. П. Паршев преувеличивает. Он говорит о чуть ли не идеальной товарно-денежной сбалансированости, отсутствии дефицита, умелом, чуть ли не рыночном установлении розничных цен в сталинский период.

При оценке успехов сталинской командной экономики и впервые послесталинские годы не следует забывать о двух обстоятельствах. Во-первых, преимущества «догоняющего развития», когда отставшая страна имеет возможность воспользоваться техническими и организационными достижениями лидера. Во-вторых, существует сомнение в том, что командная экономика, хорошо себя показавшая в условиях индустриальной экономики, может так же хорошо функционировать в более сложной постиндустриальной экономике.

Не удалось в командной  экономике устранить дефицит потребительских благ, хотя общая товарно-денежная сбалансированность действительно была до конца 50-х годов значительно выше (исключая военные и предвоенные годы), чем позднее, когда контроль над денежной массой был потерян, что имело фатальные последствия.

А. П. Паршев крайне низкого  мнения об экономической системе  России после 1991 г. и деловых людях  нынешней России, считая их неспособными к созидательной деятельности. Автор  не против капитализма, если он успешен. Он просто убежден, что «строй, сложившийся у нас, не капитализм». «Нет у нас в стране «ни капитализма», ни «буржуазного строя». Такой вывод он делает на основе того, что конституирующим признаком капитализма является способность увеличивать капитал общества, а этого как раз в России не происходит.

Трудный выбор  социально-экономического типа хозяйства

Но если А. П. Паршев ни в грош не ставит российский «капитализм» и высоко оценивает командную  систему в ее сталинском варианте, то почему он не выдвигает в качестве выхода из хозяйственного тупика полномасштабный возврат к командной экономике, национализацию приватизированной собственности, а ограничивается мерами по усилению государственного регулирования в области внешней торговли? Единственное, что он предлагает национализировать, – это сырьевые отрасли ¹. Немалый сектор российской экономики, но все же меньшая, хотя и самая прибыльная часть.

 Высказывание Паршева  отражает признание умного человека, симпатизирующего не капитализму,  а социализму, в том, что поезд  социализма, по крайней мере, в  России, к сожалению, ушел: «Я лично не вижу сейчас других классов в нашем обществе, кроме тех, кто каким-то образом прикоснулся к рыночной экономике. Так уж сложились обстоятельства. Из этих классов и могут появиться люди, которые создадут государство на нашей территории»².

Но если капитализма  нет, а социализм невозможен, то на что же надеяться и опираться? На этот кардинальный вопрос прямого  ответа в книге нет. Неужели автор  действительно считает, что достаточно России изолироваться от мирового рынка  – и ее экономика будет спасена навечно?

От выбора социально-экономического типа хозяйства не уйдешь. Если же А. П. Паршев считает, что «хорошие»  отечественные бизнесмены, защищенные от мирового рынка, сформируют жизнеспособную экономику», то каковы основания для таких надежд?

Но вернемся к основной идее книге  – о роковом влиянии географических условий на положение российской экономики. Автор сделал большое  дело, обратив внимание общественности на эту проблему, которой долгое время пренебрегали. Но не переоценивает ли он ее значимость?

Паршев задает вопрос: «Кто не знает, что мы живем в самой холодной стране в мире? Это знают все. Но все ли представляют, насколько она  холодна?». «Среднегодовая температура  в России - минус 5,5 градусов Цельсия. В Финляндии, например, - плюс 1,5 градуса».  
«Есть еще такое понятие, как суровость климата " то есть разность летней и зимней температур, да и разность ночной и дневной.» 
   «... по суровости зимнего климата одинаковы: обитаемая часть Норвегии, юг Швеции, Дания, Нидерланды, Бельгия, Западная Германия (кроме Баварии), Восточная и Центральная Франция, север Италии, Хорватия, Албания, северная Греция, приморские районы Турции, Южный берег Крыма и побережье Кавказа. Средняя температура января там выше нуля.» 
    «... есть такое понятие, как «эффективная площадь», то есть территория, пригодная для жизни. Французский географ прошлого века Жан Элизе Реклю в своем труде «Земля и люди. Всеобщая география» назвал «эффективной» территорию, которая находится ниже 2000 метров над уровнем моря, со среднегодовой температурой не ниже минус 2 градусов Цельсия. Считается, да и весь опыт человечества это подтверждает, что лишь на эффективной территории возможна относительно нормальная человеческая деятельность. Так вот по эффективной площади мы на пятом месте в мире, а не на первом. Лишь треть нашей земли – «эффективная». Но и наша эффективная площадь - самая холодная в мире». 
    Приводимые им средние оценки температуры вовсе не доказывают невозможность вести успешную хозяйственную деятельность в России. Автор и сам говорит об эффективной хозяйственной площади. Она в России не так уж мала (6 млн кв. км), хотя там тоже весьма холодно, но на ней наши предшественники сумели вести хозяйственную деятельность, достаточную для поддержания терпимой жизни населения и сохранения государственности.

Географический фактор, действительно, мог играть решающую роль в древности и в средние  века, но впоследствии его роль уменьшилась  в пользу других факторов экономического развития. Природные условия особенно важны для сельского хозяйства и добывающей промышленности, но они уже значительно меньше влияют на производительность труда и издержки производства в обрабатывающей промышленности, еще меньше на наукоемкие отрасли и сферу услуг.

К тому же есть в природных условиях и географических условиях России и сильные стороны, о которых не стоит забывать. Наша огромная территория может сгодиться и при прокладке международных транспортных путей и линий связи, хотя реализация этого преимущества не так проста, как кажется. Большое значение в мировой экономике может приобрести наличие больших запасов водных ресурсов, в частности пресных вод. Быть может, во второй половине XXI века и российские запасы полезных ископаемых найдут должную оценку в мире, когда исчерпаются другие.

Не все гладко у А. П. Паршева и в отношении ограничения размеров внешней торговли. Он сравнивает в начале книги абсолютные затраты на производство товаров в России и за границей, и в силу более высоких издержек в России считает ее заведомо неконкурентоспособной на мировом рынке.

Но уже в конце  книги он вспоминает о знаменитом принципе сравнительных издержек Давида Рикардо ¹, согласно которому для выгодной внешней торговли вовсе не требуются обязательно более низкие абсолютные издержки, достаточно относительных преимуществ при производстве отдельных продуктов по сравнению с другими странами.

     Не все так просто  и с ограничением экспорта  сырья и Верно, что это

невозобновляемый ресурс, и желательно его экономить. Но здесь мы сталкиваемся с вечной проблемой сочетания текущих и перспективных потребностей. А. П. Паршев призывает задуматься о детях и внуках, и здесь он прав. Желательно ограничить экспорт топливно-энергетических ресурсов, но правильно ли, как рекомендует А. П. Паршев, вообще запретить экспорт этих ресурсов?

     Не забудем,  что геологи способны, открывать  и новые месторождения полезных  ископаемых, и что с изменением  структуры экономики и материалосбережением  уменьшается материалоемкость продукции. 

Увлекшись своей идеей  вредности для России мирового рынка и напрасности надежд на иностранные инвестиции, автор склонен недооценивать другие факторы экономического роста, в частности, социально-экономический механизм. Недооценивает он способности населения данной страны бороться с встретившимся трудностями. Он предлагает «вспомнить, кому в 70–80-е годы приходилось задуматься над тем, купит ли кто-нибудь продукт его труда. Сделал что-нибудь полезное, не сделал – было все равно»². «Вот такое общество, состоящее из таких людей, вышло на мировой рынок»³. «Пусть каждый задаст себе вопрос, что лично он может сделать своими руками или чем-то еще, что можно продать на мировом рынке... Ответ будет неутешительный – кроме детей, сделать что-либо трудно». «Да, наши рабочие и крестьяне малоээффективны»⁴. И уж совсем неожиданное заявление: «Русский народ хреновый, конечно», но тут же добавляет, «но лучше его нет и страны лучше нет».

Да и высокую материало- и энергоемкость А. П. Паршев не сводит только к плохому климату. Он с  завистью пишет о бережливости шведов и финнов, экономном использовании ими энергии⁵.

На Западе не все так плохо

Явное неудовлетворение вызывают оценки автора состояния экономики  зарубежных стран.

А. П. Паршев заметил, что  в США и других странах относительно, а иногда и абсолютно падает производство в ряде отраслей промышленности, у него появляются пренебрежительные оценки западных экономик. Он не доверяет официальным оценкам отставания России по уровню производительности труда и связывает имеющуюся оценку с тем, что в США значительно больше доля услуг. По его мнению, в промышленности отставание России не больше, чем в 1,5 раза.На Западе и в СССР немало ученых занимались сравнением разницы в производительности труда в промышленности.