Переворот 1861 года: почему не осуществилась реформистская альтернатива

                        Ключи от счастья,

                        От нашей вольной  волюшки

                        Заброшены, потеряны

                        У Бога самого!

                        …

                        Да вряд они и  сыщутся…

                        Какою рыбой сглотнуты

                        Ключи те заповедные,

                        В каких морях  та рыбина

                        Гуляет - бог забыл!

                        …

                        Ты и убогая,

                        Ты и обильная,

                        Ты и могучая,

                        Ты и бессильная,

                        Матушка Русь!

       (Н.А.Некрасов. Стихотворения и поэмы[текст]/ Под ред. В.Волина.-М.-«Художественная литература».-1977.-302с.)

      Поэтому остается только удивляться тем громадным изменениям, которые произошли в пореформенной России. Удивляться и отдать дань творческому гению народа, усилиями которого «…после 61-го года развитие капитализма в России пошло с такой быстротой, что в несколько десятилетий совершались превращения, занявшие в некоторых странах Европы целые века». (Литвак Б.Г. Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформистская альтернатива[текст]/Б.Литвак. -М.: Политиздат, 1991.-274с.) Эти превращения были бы еще более фундаментальными и были бы достигнуты с несравненно меньшими издержками, если бы «переворот 1861г.» дотянул бы до революции «сверху». 
 
 
 
 
 
 
 

      Почему  «переворот 1861г.»  не стал революцией «сверху»?

      Крестьянская  реформа - это революция «сверху» или все же только реформа? Такой  вопрос встал перед многими историками, соответственно они разделились  на два лагеря.

      Натан Яковлевич Эйдельман - талантливый литератор и историк, его книга «Революция сверху» в России», вышедшая в 1989 г., пытается доказать, что история России знает целую серию «революций сверху», понимая под этим те действительно существенные реформы, которые связаны в первую очередь с именем Петра Великого, а также Екатерины II и Александра II. Автор обещал «представить краткий очерк, разумеется, далеко не всей российской истории, но тех ее разделов, «сюжетов», которые относятся к революциям сверху...» (Литвак Б.Г. Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформистская альтернатива[текст]/Б.Литвак. -М.: Политиздат, 1991.-275с.). Б.Литвак сформулировал разницу между двумя понятиями: реформа совершенствует общественную структуру; революция, в том числе и «сверху», ее меняет. Исходя из этой истины и даже особо не подчеркивая противоположность этих понятий, вытекает то, что реформы Петра I и Екатерины II были и субъективно и объективно только реформами и ничем больше, а главное, другими и быть не могли. Да, они преобразили облик России, но России феодальной, какой она была до них и оставалась в результате их осуществления. Время новых общественных структур еще не подошло. И крылатая фраза Герцена о Петре как «революционере на троне» верна только в том смысле, что Петр бесстрашно сбросил средневековый балласт с российского феодального корабля, чтобы он мог быстрее плыть по известному фарватеру.  Иное дело реформы Александра II. Следствием их реализации была замена общественной структуры: вместо России феодальной рождалась Россия буржуазная. И это обстоятельство свидетельствует об объективной основе возможности «революции сверху» на рубеже 50—60-х годов XIX в. Именно «революции сверху», а не революции вообще. В ленинской концепции реформы 1861 г. убедительно разработана критика ограниченности ее по сравнению с революцией, но альтернатива «революции сверху» только обозначена и не развернута. Эйдельман, акцентируя внимание на прогрессивных чертах преобразований, восстанавливает справедливую оценку ее исторической роли, но снимает полностью альтернативу реформа — «революция сверху». А в исторических условиях 50—60-х годов только такая альтернатива и существовала, поэтому оценивать реформы только с точки зрения воображаемых завоеваний революции «снизу» - бессмысленно, так как в тех условиях не могло быть революции «снизу», ибо не было важнейшего субъективного фактора - революционного класса, сознательно и последовательно готового вести борьбу за победу буржуазного строя. Но существовало освободительное движение, первый этап которого - дворянский - при всех программных нюансах в конечном счете все же нес на своем знамени идею «революции сверху», независимо от того, кто ее должен совершить, то ли царь-«революционер» по собственной инициативе или под давлением восставших инсургентов, то ли сами восставшие инсургенты. Революция для народа, но без него и есть «революция сверху». Герцен, поднявший знамя декабризма, в конце 50-х годов, обращаясь к Александру II, он видел только одну реальную возможность революции - «революции сверху» и апеллировал к тому, кто мог ее реально совершить. И даже в радикальной критике Огаревым крестьянской реформы, содержащей рефрен «Народ царем обманут», слышится горькое разочарование в связи с несбывшимися надеждами.

      1 августа 1857 г. «Колокол» Герцена  утверждал: «Мы не только накануне  переворота, но мы вошли в него... Государь хочет перемен, хочет  улучшений... Правительство само должно приняться с ними (т. е. с мыслящими людьми в России.—Б. Л.) за работу общественного пересоздания, за развитие новых форм, новых органов жизни». (Литвак Б.Г. Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформистская альтернатива[текст]/Б.Литвак. -М.: Политиздат, 1991.-279с.) И далее «Колокол» уверяет: «Нынешнее правительство могло бы сделать чудеса без малейшей опасности для себя», так как «такого положения, как Александр II, не имеет ни один монарх в Европе,— но кому много дается, с того много и спросится!..» Герцен толкает Александра II к «революции сверху» и объясняет ему, что бояться не надо, ибо он ничем не ограниченный самодержец. И 15 февраля 1858 г., когда уже открыто заговорили о приступе к освобождению крестьян, «Колокол» торжественно заявляет: «Мы имеем дело уже не с случайным преемником Николая, - а с мощным деятелем, открывающим новую эру для России, он столько же наследник 14 декабря, как Николая. Он работает с нами - для великого будущего». Революционер Герцен вовсе не догматик идеальной революции обязательно «снизу», он прагматик, для него первое реальное действие Александра II - свидетельство, что царь - преемник революционеров 14 декабря 1825 г. в той же мере, как наследник Николая, и это его не смущает. (Литвак Б.Г. Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформистская альтернатива[текст]/Б.Литвак. -М.: Политиздат, 1991.-279с.) Для Герцена действия Александра II знаменовали, и это было действительно так, начало «революции сверху», потому что отмена крепостного права в условиях России конца 50 — начала 60-х годов XIX в. означала радикальное изменение экономического, в первую очередь, строя, которое неминуемо должно было затронуть устои строя политического. И если последний подвергся бы такой же радикальной перемене, произошла бы та самая «революция сверху», которая означала бы реализацию наследия 14 декабря. Но этого не произошло: наследие Николая I оказалось сильнее, чем наследие 14 декабря в помыслах и действиях возможного «революционера на троне. В данном контексте важно отметить, что настоящий наследник 14 декабря, демократ Герцен, был глубоко убежден в возможности руками царя-реформатора осуществить то, к чему стремились декабристы. Это обеспечивало Александру II поддержку левого фланга своей социальной опоры - дворянства (декабристы - дворянские революционеры, а Герцен - последний их представитель, хотя и первый «народник»), но в этой социальной опоре был еще аморфный, политически инфантильный, но количественно преобладающий центр при очень активном правом консервативном фланге.

      Хотя  наше новое мышление признает приоритет общечеловеческих интересов над классовыми, мы не можем не видеть, что в истории всегда шла борьба не только классовых интересов, но и общенациональных с классовыми. На диалектике этой борьбы и зижделось государственное устройство. Государство в России рассматриваемого времени было дворянским, помещичьим. Но всякий господствующий класс только тогда может удержаться у власти, если он, выражая свои узкоклассовые интересы, вместе с тем защищает и интересы общества в целом, общенациональные интересы. Это обычная картина жизни государства в «спокойные» времена. Когда же наступают кризисные времена и узкоклассовые интересы господствующего класса приходят в резкое столкновение с общенациональными, государственная власть, владея таким оружием, как ее относительная самостоятельность, должна сделать выбор между узкоэгоистическими интересами своей опоры и общенациональными интересами, причем, отдавая приоритет общенациональному, власть на самом деле защищает долгосрочные фундаментальные интересы своей опоры. Александр II выбрал именно этот путь и сделал по нему первый и решительный шаг. Шаг, который он не мог не сделать. Слишком уж зажился этот средневековый институт - крепостное право. Это было настолько пережиточное явление, что Маркс, которого никак нельзя заподозрить в симпатиях к Николаю I, заметил, что и Николай, будь он жив, также отменил бы крепостное право. (Толмачев Е.П. Александр II и его время:[текст]/Е.Толмачев. -Терра.1994.-138с.) Но, отмена крепостного права означает только модернизацию феодального строя, а отнюдь не его ликвидацию. Ведь наделение бывших помещичьих крестьян гражданскими правами и землей за определенные повинности переводило их в то положение, в котором пребывали миллионы государственных крестьян, т. е. произошел отказ от крепостнической, помещичьей формы феодального строя в пользу государственного феодализма. Так обстоит дело с точки зрения чистой теории. Это объясняет глубинные причины решительности Александра  II  при отмене крепостного права, несмотря на вполне реальное и достаточно сильное сопротивление этому акту помещиков, эгоистически отстаивавших старинную привилегию. Но отмена крепостного права в реальных исторических условиях середины 19 века нанесла смертельный удар феодальному строю, находившемуся в состоянии затяжного кризиса. В реформе Александр мог сделать второй шаг, именно тот, который бы превратил реформу в революцию «сверху». Таким шагом было бы допущение представительных учреждений не только на губернском , какими должны были стать по земской реформе земства, а на уровне общегосударственном.

     Важно отметить, что необходимость конституции  осознавалась многими  политическими  деятелями. На второй день после заседания  Совета  министров, одобрившего проект земской реформы, 29 июня  1862 г, министр внутренних дел Валуев записывает в своем дневнике, что Александр II на этом заседании затронул вопрос о конституции и заявил, «что противится установлению конституции не потому, что он дорожит своей властью, но потому, что убежден, что это было бы несчастьем России и привели бы   ее   к   распаду». (Толмачев Е.П. Александр II  и его время:[текст]/1998.-181с.)   И   далее   сообщается о реакции царя на записку Валуева  от 26 июня, где, между прочим, говорилось и о преобразовании Государственного совета в выборный совещательный орган. Эту записку он послал шефу жандармов Долгорукову в расчете на то, что тот ее представит Александру II. В записке «О внутреннем состоянии России» это предложение обосновывалось  тем,   что  дворянство  стремится  «иметь некоторое участие в управлении. До тех пор пока эти стремления не будут в известной мере удовлетворены, не будем ни мира, ни перемирия». Реакция Александра II формулируется  Валуевым  так:   «Преобразование теперь он считает   несвоевременным,   но   не   прочь   от   него   впоследствии». Даже чисто бюрократическая логика подсказывала, что местные Представительные учреждения, коль скоро они уже допущены, должны были в таком централизованном государстве, каким была империя, «увенчаться» каким-то подобным же верховным органом. Валуев видел его в выбираемом (конечна, дворянами) Государственном совете, Катков - в Земском соборе. От Александра II требовалось совсем немного - нечто, что может быть названо программой-минимум «революции сверху». Но он на это не пошел. Почему же? Не понимал необходимости такого шага? Тогда бы он решительно отверг предложение Валуева. Александр II полагал «несвоевременной» такую меру.( Толмачев Е.П. Александр II и его время:[текст]/Е.Толмачев. -Терра.1994.-151с.) Продворянский ходатай Валуев был, конечно, очень далек от желания демократизировать государственный строй, он хотел открыть клапан для дворянской консервативной оппозиционности, недовольной крестьянской реформой и негодовавшей на действия «красной» бюрократии, которой удалось провести закон о крестьянской реформе. В условиях, когда только разворачивалась реализация «Положений 19 февраля 1861 г.», дать такую уступку дворянству, означало развязать организованное сопротивление реформе, чего Александр II допустить не мог. В начале XIX в. республиканец Лагарп не рекомендует своему бывшему ученику Александру  идти на создание представительных учреждений, ограничивающих самодержавие, опасаясь консерватизма и неприятия дворянами каких-либо реформ (а ведь представительные учреждения заполнялись бы дворянами в первую очередь), через несколько десятилетий Александр II мыслит, в общем, по-лагарповски. Но саму идею не отвергает. Однако когда в апреле 1863 г. Валуев вновь попытался возвратиться к своей идее, Александр II вновь уклонился от ответа. Квалифицировать деятельность Александра II как «зигзаг направо» вряд ли можно, так как он торопит с реформами, страгивавшими  важнейшие  прерогативы  государственного аппарата, и в 1864 г. одна за другой получают законодательное оформление земская и судебная реформы. «Зигзаги», колебания, которые обычны для любого политика, принимающего судьбоносные решения, у Александра II вызваны не столько внешними обстоятельствами, сколько внутренней сутью политических установок этого человека. Эта суть - «николаевское наследие», оно диктовало тактику царю, который, прежде чем приступить к реформам, убрал с политической арены наиболее одиозных деятелей николаевской эпохи — «зигзаг» как будто в сторону «наследия 14 декабря», а затем после законодательного оформления реформ убрал творцов реформ, вызывавших особое раздражение в консервативных кругах дворянства — «зигзаг» в сторону «николаевского наследия». ». (Литвак Б.Г. Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформистская альтернатива[текст]/Б.Литвак. -М.: Политиздат, 1991.-276с.) Этот жест примирения с рассерженным дворянством сулил ему свое «прочтение» «Положений 19 февраля 1861 г.», тем более что в самих «Положениях» было достаточно простора для защиты эгоистических интересов помещиков. Этот жест был, конечно, менее опасен для крестьянской реформы, чем возможное новое «редактирование» «Положений» реформированным Государственным советом на основе представительности.

     Валуев, со своей стороны, продолжает упорно работать над своим проектом реорганизации Государственного совета, готовя его к моменту, когда он станет «своевременным».  К концу ноября 1863г. он завершает  новое «Учреждение Государственного совета» взамен старого. Суть реформы: введение в Государственным совет   выборных   представителей.   При   Государственном совете они составляют «Съезд государственных гласных» в   составе    101    депутата - представителей   от   земств, избранных на земских губернских собраниях, 32 депутата от мест, где земства не вводились (Прибалтика, Кавказ, Сибирь, Земли казачьих войск), и 18 - от крупных городов, избранных в городских думах или городских обществах. Кроме этих выборных, царь назначал председателя съезда и 30 депутатов по своему выбору.  В общей сложности съезд должен был состоять из  181  депутата.  Съезд избирается  на три года,  кроме его первого созыва,  срок полномочий  которого  определялся   в   один   год.   Сессии съезда  проводятся  раз в году по созыву  царя,  на  них рассматриваются   все   законодательные   вопросы,   ходатайства земств и вообще всех сословий, вопросы хозяйственные (строительство железных дорог при участии правительства,  штатные расписания), бюджетные вопросы. Как видим, круг вопросов весьма обширен, но сам съезд был  как бы  «нижней  палатой»,  низшей  законосовещательной инстанцией,  и  его решения  рассматривались  в Государственном совете как «верхней палате» при участии избираемых для такого участия 14 членов съезда и двух его вице-председателей с правом голоса. Валуев имел и  виду представить этот  проект к моменту,  когда уже одобренные Советом министров основы земской реформы поступят на обсуждение Государственного совета. Он мыслил себе обсуждение своего проекта совместно с проектом земской реформы на общем собрании Государственного совета,  очевидно  предполагая,  что  «коль  скоро  «первое блюдо» уже сварено и опробовано, то царю легче будет проглотить и второе, свежеприготовленное». (Литвак Б.Г. Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформистская альтернатива[текст]/Б.Литвак. -М.: Политиздат, 1991.-276с.) Но, никакое общегосударственное представительство царь ввести не захотел.

     Да, в целом завершилось введение уставных грамот в бывшей помещичьей деревне, пик крестьянского протеста был пройден, крестьянская реформа  стала реальным фактом и повернуть ее вспять уже представительному, по преимуществу дворянскому, органу не удалось бы. Все это так. Царь мог бы пойти на предложенную Валуевым реформу Государственного совета, но «голос крови» его отца оказался сильнее: победило «николаевское наследие». Если бы только относительная стабилизация внутреннего положения в стране была причиной его отказа, то трудно объяснить то, что именно в момент этой стабилизации Александр II. идет на самую радикальную из всех реформ - судебную,- высоту которой даже в наше время мы, строя правовое государство, стремимся достичь. Нет, дело не в обстоятельствах, а в отсутствии внутренних импульсов, необходимых для «революционера сверху». Именно это не позволило Александру II сделать второй шаг в проведении реформ, которые превратили бы их в «революцию сверху», так как второй шаг был бы шагом к конституционной монархии. В 60-е годы это был бы действительно революционный шаг, и Россия пережила бы первую и единственную «революцию сверху». Превращение России даже не в республику, а только в буржуазную монархию, конечно же, еще более ускорило бы ее продвижение по пути буржуазной цивилизации и, во всяком случае, предотвратило ее реальный и мучительный путь назад - эпоху контрреформ. Умный монархист Валуев четко отреагировал на отказ Александра II, записав в своем дневнике: «Одним словом, Бурбоны ничему не научились и ничего не забыли». (Россия под скипетром Романовых[текст]/ под ред. М.Орлов. -СП «Интербук»,1991.-240с.)