Перестройка и распад СССР

После смерти Андропова его место  занял 73-летний Константин Черненко. Он сделал отчаянную попытку остановить перемены и вернуть эпоху «уверенности в завтрашнем дне». Вероятно, то был момент, когда советский кризис достиг своей высшей точки. Дело было не только в несостоятельности высшего руководителя; само по себе чередование у власти старых и больных людей, неспособных управлять страной, выглядело как внутри СССР, так и за границей как отражение упадка, становившегося необратимым. [6, C. 110]

Вот почему избрание Генеральным секретарем Михаила Горбачева сразу после  смерти Черненко в 1985 году означало выдвижение деятеля совершенно иного типа, относительно молодого и, бесспорно, энергичного. И  хотя он был еще мало известен, в разных странах уже были замечены его незаурядные способности.  Однако разочаровывающий опыт последнего брежневского периода и последовавших «смен караула», апатия общества, очевидный рост трудностей – все это побуждало советских людей относиться к новому руководителю с любопытством, окрашенным скепсисом и глубоким пессимизмом.

Из всего вышесказанного можно  сделать вывод, что к моменту  прихода к власти Горбачева, в  стране все больше нарастал кризис, а вместе с ним и необходимость  коренных перемен, коренной перестройки. И, следовательно, перестройка –  процесс закономерный и исторически  необходимый. Однако вопрос, который  в этой связи возникает, и по которому продолжаются острые споры ученых и  сегодня – в какой мере была продумана содержательная часть  самой перестройки. Были ли выработаны четкие и эффективные механизмы  ее реализации.

2 РЕАЛИЗАЦИЯ  ПОЛИТИКИ ПЕРЕСТРОЙКИ В 1985-1991 ГГ.

2.1 Изменение государственной политики: перестройка, гласность

На первом же пленуме Центрального Комитета М.С. Горбачев подал первые сигналы к переменам, сумев сменить  ряд членов политбюро и выдвинув первые лозунги, нацеленные на то, чтобы  стимулировать утраченный страной  динамизм и вывести экономику  на путь большой эффективности. В  это же время Горбачев впервые  вводит в оборот слово «перестройка», которое сначала понималось довольно узко – как перестройка экономики. Но позднее значение этого слова  расширилось и стало обозначать всю эпоху перемен.[6, C. 72]

Перестройка в стране началась с  подготовки и проведения реформ по всем направлениям общественно-политической, социально-экономической  и научно-культурной жизни. Когда же стало ясно, что  экономические реформы не идут, возник вопрос: что делать? Вывод был один – нужны политические реформы.

Ключевыми фразами политического  лексикона М.С. Горбачева стали: повернуть  экономику к человеку, создать  достойные условия труда и  жизни советских людей, переориентировать  экономику на социальные нужды народа, сделать все для социального  развития села, создать нормальные условия для жизни сельского труженика, повысить жизненный уровень большей части населения, заботиться о ветеранах войны и труда, сократить управленческие расходы, установить полнокровный социалистический рынок, создать социалистическое правовое государство, обновить национальную политику и решить много других задач.

Весной 1985 года казалось, что страна вступает в новый цикл модернизации общественных отношений, направленных на формирование политической демократии, демонополизацию экономики, освобождение частной инициативы, появление трудовой мотивации.

Однако главной задачей было остановить распад системы «государственного  социализма» и обеспечить интересы его правящей элиты – номенклатуры, сформировавшей этих политиков и  выдвинувшей их наверх.  Средством  избирается острожное реформирование общественных структур, прежде всего  экономики. Однако целостная и заранее  проработанная концепция того, как  это сделать, отсутствовала. [7, C. 73]

Решения горбачевской администрации  очень часто не опережали и  направляли общественные процессы, а  следовали за ними – с нулевой  в таких случаях результативностью. В большей степени это объяснялось  запоздалостью реформ, глубиной тотального кризиса, успевшего охватить основные звенья системы. Сыграло здесь негативную роль и другое обстоятельство. В первые годы перестройки не было серьезных социально-политических сил, способных оказывать давление на государственное руководство, побуждая его искать эффективные и адекватные быстроменяющейся ситуации решения. В обществе имелось лишь довольно абстрактное желание перемен; до осознанной готовности широких масс к радикальным преобразованиям, к смене модели общественного развития еще предстояло пройти большой и трудный путь. Да иначе и быть не могло. Подобная программа обновления обязывала всю страну заметно изменить индивидуальное и коллективное поведение. [7, C. 102]

В 1985 году, как уже говорилось выше, на пленуме ЦК КПСС был провозглашен курс на ускорение социально-экономического развития страны. Его рычаги виделись в научно-технической революции, технологическом перевооружении машиностроения и активизации «человеческого фактора». На встрече в ЦК с ветеранами стахановского движения и молодыми ударниками труда в сентябре 1985 г. М.С. Горбачев призывал не сводить все к рублю, не дожидаться появления нового класса машин, а мобилизовать энергию молодежи на привидение в действие «скрытых резервов», а именно добиться максимальной загрузки имеющихся мощностей путем организации трех-, четырехмесячного режима работы, укрепить трудовую дисциплину, проводить механизацию и автоматизацию силами местных рационализаторов, немедленно повысить качество продукции. С этой целью создается еще одна контролирующая инстанция – госприемка.

Однако ставка на энтузиазм, не подкрепленный  необходимой техникой и квалификацией  работников, привела не к ускорению, а к значительному росту аварий в различных отраслях народного хозяйства. Самой крупной из них стала катастрофа на чернобыльской АЭС в апреле 1986 г. Чернобыль стал мрачным символом катастрофы, надвигающейся на общество и государство, во главе которого находились политики, неспособные прогнозировать последствия своих решений. [5, C. 147]

В середине 80-х по всей стране развертываются две административные кампании: борьба с алкоголизмом и с «нетрудовыми доходами». Вырубка виноградников, резкое сокращение продажи спиртных напитков, повышение цен на них, повсеместный разгром «питейных точек» без  насыщения рынка товарами, способными поглотить освобождавшиеся в  семьях средства, привели к обвальному росту спекуляции спиртным, самогоноварения, к массовым отравлениям народа винными  суррогатами. А борьба с «нетрудовыми доходами» на деле свелась к очередному наступлению местных властей  на личные подсобные хозяйства. Она  задела слой людей, выращивавших и продававших  на рынках свою продукцию, в то время, как «воротилы теневой экономики», связанные с коррумпированной частью аппарата, по-прежнему процветали.

К собственно экономической реформе  власти обратились лишь с лета 1987 г. «Закон о государственном предприятии» от 30 июня 1987 г. Был призван обеспечить переход на новые принципы: хозрасчет и самофинансирование.[8, С.451] Были заметно расширены права предприятий. В частности, они получили возможность самостоятельно выходить на внешний рынок, развивать совместную с иностранным фирмами деятельность. Сокращалось число министерств и ведомств, между ними и предприятиями декламировались «партнерские», а не командные отношения. Правительство заявило о желании внедрить «полный хозяйственный расчет, самоокупаемость, самофинансирование и самоуправление» во все отрасли народного хозяйства. Трудовые коллективы отныне могли выбирать директора (позднее от этой идеи пришлось отказаться). Директивный государственный план заменялся госзаказом. На селе было признано равенство пяти форм хозяйствования: совхозов, колхозов, агрокомбинатов, арендных коллективов и крестьянских (фермерских) хозяйств. В середине1988 г. принимаются законы, открывшие простор для частной деятельности в более чем 30 видах производства товаров и услуг. Побочным действием этого стала фактическая легализация «теневой экономики» и ее капиталов.   

Принятый в ноябре 1989 г. закон «Об аренде и арендных отношениях в СССР» предоставил право сельским и городским жителям брать землю в аренду в наследственное пользование на срок до 50 лет свободой распоряжения продукцией. Но земля, как и раньше, принадлежала местным Советам и колхозам. А они, ревниво оберегая свое главное богатство, крайне неохотно шли навстречу новоиспеченным фермерам. Сдерживало частное предпринимательство на селе и то, что арендные договоры могли быть расторгнуты властями в одностороннем порядке с уведомлением за два месяца. Число фермерских хозяйств к концу 1991 г. не превышало 70. Располагали они только 2% всего пахотного клина в стране и 3%поголовья скота.

Политическая  номенклатура сумела на короткое время  увлечь массы идеями «обновления  и очищения социализма», «демократизации  и гласности», выборностью хозяйственных руководителей и т. д. Но удержать эти процессы инициаторам «перестройки» не удалось.

На смену  идеологии «обновления социализма»  набирает значительную силу идея «рыночных отношений». В этих условиях происходит еще одно парадоксальное явление.

Страх потерять власть заставил верхушку политической номенклатуры переметнуться на позиции рыночной экономики, присвоить лозунги административно-хозяйственной и научно-технической аристократии, позаимствовать терминологию «диссидентов», овладеть фразеологией «нового политического мышления» и стать на путь приватизации того, чем раньше только управляли. К политической номенклатуре, прежде всего партаппарату, безраздельно распоряжавшемуся богатствами страны в силу неограниченности власти, пришло понимание того, что сохранить свое господство они могут только превратившись во владельца государственного общенародного имущества на правах собственника.

Итак, как  можно видеть, советская номенклатура затевала «революционную перестройку» с хорошо продуманными целями.

Если кратко характеризовать создавшуюся в  этой связи ситуацию, то следует  отметить, что переход в новое  состояние в стране осуществлялся не буржуазно-демократическим, а криминально-бюрократическим путем.

Номенклатурная  приватизация и бюрократическая  либерализация создавали своеобразный сплав, отдаленно напоминающий рыночные отношения.[9, C. 80]

Таким образом, следующим шагом  в экономической реформе стало  принятие в июне 1990 г. постановления Верховного Совета СССР «О концепции перехода к регулируемой рыночной экономике», а затем серии других законодательных актов (среди них важное место занимали «Основные направления по стабилизации народного хозяйства и перехода к рыночной экономике», одобренные в октябре1990 г.). В них предусматривалось: постепенная демонополизация, децентрализация и разгосударствление собственности, учреждение акционерных обществ и банков, развитие частного предпринимательства и др. [10, C.162]

Тогда же вниманию общественности была предложена альтернативная «Программа 500 дней», подготовленная группой экономистов во главе с С.С. Шаталиным и Г.А. Явлинским. В ней намечалось провести в этот сжатый срок кардинальную поэтапную приватизацию госпредприятий с ориентацией на прямой переход к свободным рыночным ценам, существенно ограничить экономическую власть центра. Правительство отклонило ее.

В целом экономическая политика горбачевской администрации отличалась непоследовательностью и половинчатостью, что усиливало кризис народного  хозяйства, дисбаланс между его  различными секторами. К тому же абсолютное большинство принимаемых «правильных» законов не работало. Они «глушились» бюрократическим аппаратом на местах, усматривавшим в этой политике прямую угрозу своему существованию и благополучию.

Экономическая ситуация не переставала  ухудшаться. Уровень жизни населения  стремительно падал, делая в глазах простых людей рассуждения об экономической реформе все менее  заслуживающими доверия. В условиях инфляции деньги теряли вес. Нарастал ажиотажный спрос на товары, потребительский  рынок сотрясали следующие один за другим кризисы: «сахарный», «чайный», «табачный». После того, как правительство Н.И. Рыжкова заявило о намерении поднять в целях финансовой стабилизации розничные цены, население стало сметать с магазинных прилавков все подряд. Новый глава союзного кабинета В.С. Павлов решился в апреле 1991 г. на двух-пятикратное повышение цен с одновременной выплатой 40-процентной компенсации гражданам (замороженной, правда, на сберкнижках на длительный срок).

Ситуацию на рынке это не спасло, а доверие населения к центральной  власти подорвало окончательно. Симпатии народов СССР уже были отданы республиканским лидерам, обещавшим «провести реформы не за счет трудящихся, а во благо их». Особенно напористо выступало против обнищания народа, допущенного по вине центра, руководство Российской Федерации, возглавляемое с мая 1990 г. бывавшим кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС Б.Н. Ельциным. К тому времени этот политический деятель уже успел войти в острый конфликт с генсеком и союзной номенклатурой из-за критики на октябрьском пленуме ЦК 1987 г. непоследовательности курса демократических реформ. Летом 1989 г. по стране прошли первые массовые забастовки рабочих, которые с тех пор уже постоянно сопутствовали перестройке.

Если в экономике перестройка  началась с постановки задач «ускорения»  социально-экономического развития, то в духовной и политической сфере  ее лейтмотивом стала «гласность».

Гласность понималась в русском  языке как «известность, общественность, оглашение, огласка». В выступлениях Горбачева термин «гласность» как свидетельство новых подходов в политике впервые появился на XXVII съезде КПСС в феврале 1986 г., когда прозвучало, что «без гласности нет и не может быть демократизма».[11, C. 5] Этот термин, как и сам курс на развитие гласности, появился тогда, когда в условиях глухого сопротивления переменам со стороны номенклатуры реформаторам потребовалось активнее опереться на общественное мнение. Поэтому главным содержанием этого понятия, по идее Горбачева, было не более чем обновление коммунистической идеологии.

Положительным результатом политики гласности явилось то, что с  1986 г. было опубликовано множество литературных произведений, находившихся долгое время под запретом. Читатели получили возможность приобщиться к творческому наследию ученых и литераторов, считавшихся прежде сугубо «реакционными», покинувших страну или высланных за рубеж  в годы советской власти.  Появились первые публикации книг А.И. Солженицына и других диссидентов.