Магдебургское право и его роль в социально-экономической жизни городов Беларуси

города.

    Принципиально  важно и следующее расхождение  между магдебургским  правом

и великокняжескими грамотами: ст.  29  «Вейхбильда»  указывает  на  избрание

войта, тогда  как в грамотах  великого  князя  правилом,  принципом  является

назначение войта. Принцип этот знает и магдебургское  право, но по  отношению

к буркграфу,  которого  в  Магдебурге  назначал  епископ.  Чаще  всего  войт

назначался великим  князем из  числа  крупных  феодалов.  Но  нередкими  были

исключения из этого правила. В 1559 г. мещане Орши  сами  избрали  из  своей

среды войта.

    Князь  Радзивилл, исходатайствовав у  великого князя в 1586 г. грамоту  на

магдебургское право для Несвижа, назначил войта  сам, но здесь  же  оговорил,

что  после  смерти  нынешнего  войта  горожане  будут  сами   избирать   две

кандидатуры. Войтом станет  тот,  на  кого  укажет  жребий.  Если  же  такая

жеребьевка не определит кандидатуры,  тогда  князь  сам  примет  решение.[6.

стр.85-88]

    Во  всех грамотах городам  Беларуси  на  магдебургское  право  неизменно

подчеркивается,  что  свою   власть   и   судебные   функции   войт   должен

осуществлять, руководствуясь нормами  магдебургского  права.  Следует  иметь

ввиду, что в  ряде городов  пожалованию  привилегии  на  магдебургское  право

предшествовало  установление власти и суда войта. Но уже  это  само  по  себе

означало  признание  за  горожанами  права  собственного  суда,   ликвидацию

феодальной юрисдикции над ними, т.е. функции войта отвечали  нуждам  города,

горожан.

    Без  магдебургского права, но с правом собственного суда получают  войта

Сураж, Улла, Велиж.  Особенно  интересен  пример  такого  же  предоставления

войтовского суда как особого городского правопорядка Могилеву  в  1561  году

без предоставления магдебургского права. В обязанности войта эта грамота

вменяет установление очередности выполнения работ для  замка,  сбора  поборов

с лавок в  городе, расхода собранных  сумм,  решения  всех  других  городских

дел. Однако далее  сделаны  две  весьма  существенные  оговорки:  во-первых,

расходование  указанных денег войт определяет не самолично, а «за  ведомостью

сотником и  иных мещан головнейших». Здесь же объясняется, что  «тые  сотники

вместо лавников во  всяких  справах  войту  допомагати  и  к  нему  во  всем

послушенство чинити мают».

    Следовательно,  устанавливая в Могилеве  власть  войта,  великокняжеская

грамота  учитывала  уже  ранее  сложившееся   городское   самоуправление   и

приспосабливала его звенья к той структуре,  которая  известна  ей  из  норм

магдебургского права. В том,  что  древнерусское  самоуправление  в  городах

было реальной властью, что в Могилеве, например, оно обладало прочным  весом

и влиянием, видно  из грамоты: « вед же войты никоторых  справ  местских  без

сполное намовы с сотниками и иншыми мещаны головнейшими  в  речи  посполитой

места того становити  и одправовати  не  мают».  Кого  понимает  грамота  под

«головнейшими»  мещанами, из текста не ясно.  Но  тот  факт,  что  термин  не

нуждался   в   объяснении,   может   рассматриваться    как    свидетельство

существования городского самоуправления,  представленного  рядом  звеньев  и

должностных лиц, имеющих опыт управления городской  жизнью.

    Данные  Могилева и Витебска также  показывают,  что  магдебургские   нормы

организации  административной  и  судебной  власти  города  в   лице   войта

сосуществуют  с традиционными элементами городского  самоуправления,  образуя

как бы синтез двух форм городского строя.

    Но  есть и  пример  того,  как   грамота  на  магдебургское   право  также

упоминает лишь один орган суда и власти в городе  –  войта,  -  это  грамота

1390 года Бресту.  В ней нет никакого намека, как в  грамоте  Могилеву  1561

года, на существование  органов  городской  администрации.  В  таком  случае

нужно  полагать,  что  установление  войтовской  власти  при   указании   на

дарование магдебургского права означало  само  по  себе   установление  всей

системы  учреждений,  предусмотренных  этим  правом.  Видимо,  власть  войта

устанавливалась без магдебургского права в тех  городах,  где  в предыдущую

эпоху сложилось  собственное самоуправление, она  здесь как бы  совмещалась  с

традицией.  Так  было на востоке Беларуси. Войт не возвышался над властью,  а

выступал лишь  одним  из  звеньев  ее  уже  утвердившейся  системы  органов.

Установление же власти войта при  одновременном  пожаловании  магдебургского

права  само  по   себе   означало   создание   всех   органов   власти,   им

предусмотренных. Подобное наблюдалось в городах  центра  и  запада  Беларуси.

[6. стр.90-94]

    Войты  не утруждали себя исполнением текущих  обязанностей,  возложенных

на них самой  должностью. Для этих целей она  назначали  себе  заместителя  –

лентвойта. В  первоначальных грамотах  на  магдебургское  право  он  приносил

присягу верности войту, а не городу. Но оба принципа (назначение и  присяга)

претерпели в  течение XVI – первой половины  XVII  в.  изменения.  Так,  если

грамоты Бресту 1390 и  1511  гг.  назначение  и  присягу  лентвойта  целиком

относят к компетенции  войта, то в первой половине XVII в.  магистрат  Бреста

настоял на том, чтобы лентвойт, назначенный войтом, принес присягу городу  в

ратуше. Можно  предположить, что к середине XVII  века  во  всяком  случае  в

крупнейших городах  Беларуси  и  на  западе  и  на  востоке  горожане  сумели

противопоставить  самовластию  войтов  определенные  нормы,  усиливавшие  их

влияние на деятельность тех,  кто  был  фактически  исполнителем  войтовских

обязанностей.

    Не  случаен, вероятно, и тот факт, что в городах восточной Беларуси  это

изменение  сформулировано  отчетливо,  тогда  как  подтвердительные  грамоты

городам западной Беларуси не упоминают о  нем.  Свою  роль  здесь,  конечно,

сыграли   межгосударственные   отношения   ВКЛ   с   Русским   государством,

вынуждавшие великого князя  вести  более  осторожную  политику  в  восточных

землях своего государства, чтобы ослабить тяготение  к  Русскому  государству

горожан пограничных  территорий. С этой целью  и  обуздывалась  здесь  власть

войта, делался  ряд уступок горожанам с учетом утвердившихся  еще  с  вечевой

поры норм и принципов городского самоуправления.

    Свои  судебные функции войт осуществлял   при  помощи  лавников.  Излагая

обязанности последних, Гроицкий  пишет:  «Присяжники,  или  лавники,  -  это

лица, заседающие в  суде,  которые,  тщательно  разобравшись  в  деле  обеих

сторон, предлагают судье  свое  решение».  Таких  присяжников,  пишет  далее

Гроицкий, в Магдебурге избиралось 11, но для отправления  назначенного  суда

достаточно и  семи или по крайней мере шести, а  в других городах, где  бывает

только шесть присяжников, - по меньшей мере трех.

    Следовательно,  лавники  избираются,  число   их  может  быть  различным,

причем заседание  суда должно происходить в  присутствии  не  менее  половины

всех  лавников.  Судя  по  тексту  магдебургского  права,  функции  лавников

исчерпывались участием в суде войта.

    Принцип  избрания лавников соблюдался  и в городах Беларуси. Главная  роль

при избрании принадлежала, по-видимому, не общине, а магистрату.  Критериями

для избрания были срок проживания в  городе  и, так сказать,  общественная

польза городу, принесенная кандидатом в лавники. Служило ли  здесь  образцом

магдебургское право или это была собственная  традиция, сказать трудно, но  в

магистратской книге Бреста за  1637-1641  гг.  одна  из  записей  о  выборах

бурмистров 10 марта 1638 г. сообщает  о  созыве  собрания  согласно  «давних

звычаев и прав»  города. Либо магдебургское право  стало уже традицией,  либо,

наоборот, правом оставалась местная традиция.

    Более   отчетливо  выступает  роль  лавников  в  судебной   деятельности

городских   учреждений.   Она   в    белорусских    городах    разнообразней

предусмотренной  магдебургским  правом.  Например,   в   Бресте   и   Гродно

магистратские книги совершенно отчетливо разделяют  два судебных  учреждения:

бурмистровско-радецкий  и  войтовско-лавничий.  Каждое   из   них   заседает

отдельно. Лица, рассчитывавшие добиться угодного им  решения,  обращались  в

тот или иной из судов  исходя  не  из  его  компетенции,  а  из  собственных

расчетов. Не случайно в книгах войтовско-лавничьего  суда  Гродно  мы  видим

записи дел, совершенно аналогичных тем, какие  разбирал  суд  бурмистровско-

радецкий. Магистрат  Могилева упорно добивался  ликвидации  двух  судов  и  в

1636 году получил   от  короля  грамоту,  объединявшую  их  в  одно  судебное

учреждение. Санкционируя объединение судов,  король  обязал  город  ежегодно

выплачивать войту  Могилева своего рода компенсацию в  сумме  2000  злотых.  И

если город  не остановился перед столь крупным  расходом, то ясно,  как  важно

было покончить  с этой магдебургской нормой.

    Нет  оснований считать незыблемым  для  городов  Беларуси  магдебургский

принцип разделения судов. Он существовал в  крупных  городах  как  выражение

более высоких  судебных  прерогатив  войта,  в  компетенцию  которого  входил

разбор уголовных  преступлений  и  более  важных  имущественных  тяжб.  Войт

получил право  суда и в тех случаях, когда  в споре  с  мещанином  в  качестве

истца выступал горожанин, не подчиненный магдебургскому праву, либо  феодал,

а также его подданный. В меньших и частновладельческих городах  и  местечках

лавники  входили  в  состав  одного  с  бурмистрами  и  радцами  суда.   Они

составляли здесь  не только звено одного административного  учреждения,  но  и

общей для  данного  города  судебной  инстанции.  Такое  положение  вещей  в

нормативах магдебургского права не  предусмотрено.  Совмещение  в  городском

самоуправлении  судебной  и  административных  функций  составляет  типичную