Княгиня Анастасия

  из Екатеринбурга  накануне кровавой драмы. Более авторитетного  эксперта отыскать было трудно... 

  «До госпожи  Чайковской (так именовали «Анастасию»  по фамилии ее

  «мужа»  — солдата Чайковского. — Прим. авт.) я добрался не без труда, — рассказывал Волков. — В мое первое посещение мне не позволили говорить с ней,

  и я принужден  был удовольствоваться тем, что  рассматривал ее из окна; впрочем, даже этого мне было достаточно, чтобы  убедиться, что женщина эта не

  имеет ничего общего с покойной великой княжной  Анастасией Николаевной.

  Я решил  все же довести дело до конца и  попросил о еще одной встрече  с ней. 

  Мы увиделись  на следующий день. Выяснилось, что  госпожа Чайковская

  не говорит  по-русски; она знает только немецкий... Я спросил ее, узнает ли она

  меня; она  ответила, что нет. Я задал ей еще  множество вопросов; ответы были

  столь же неутвердительны. Поведение людей, окружающих госпожу Чайковскую (в течение всей нашей беседы госпожа фон Ратлеф не отходила от больной), показалось мне довольно подозрительным. Они беспрестанно вмешивались в разговор, отвечали иногда за нее и объясняли всякую ошибку плохим

  самочувствием моей собеседницы. 

  Еще раз  должен подтвердить, и самым категоричным образом, что госпожа

  Чайковская  не имеет никакого отношения к  великой княжне Анастасии Николаевне. Если ей и известны какие-то факты  из жизни императорской фамилии,

  то она  почерпнула их исключительно из книг. К тому же ее знакомство с предметом  выглядит весьма поверхностным. Это  мое замечание подтверждается

  тем, что  она ни разу не упомянула какой-нибудь детали, кроме тех, о которых

  писала  пресса». 

  Оспорить  Волкова было невозможно. Но госпожа  Ратлеф постаралась создать

  собственную версию встреч «Анастасии» с царским  камердинером, как, впрочем, и с другими  лицами, приезжавшими для опознания  «царской дочери». В этих

  «воспоминаниях» имеется много душераздирающих  подробностей, известных

  только  госпоже Ратлеф, но о которых почему-то умалчивают все остальные свидетели, в них много умилительного сюсюканья, но нет главного — правды... 

  Между тем  уцелевшие члены семьи Романовых, рассеянные по разным

  странам Европы, не оставляли надежды, что  «Анастасия» все же действительно

  является  чудесно спасшейся царской дочерью. По просьбе великой княгини

  Ольги Александровны, сестры Николая II, летом 1925 г. в Берлин отправился

  француз Пьер Жийяр — бывший воспитатель царевича Алексея. «Мы просим

  вас, —  писала Жийяру великая княгиня, — не теряя времени, поехать в Берлин

  вместе  с господином Жийяром, чтобы увидеть эту несчастную. А если вдруг это

  окажется  наша малышка! И представьте себе: если она там одна, в нищете,

  если все  это правда... Какой кошмар! Умоляю, умоляю вас, отправляйтесь как

  можно быстрее! Вы лучше, чем кто бы то ни было, сумеете  сообщить нам истину Да поможет вам Бог!» 

  27 июля 1925 г. Пьер Жийяр и его жена вошли в палату Мариинской больницы

  в Берлине, где лежала страдающая многими болезнями  «Анастасия». «Я задал ей

  по-немецки  несколько вопросов, на которые она  отвечала невнятными восклицаниями. В  полном молчании мы с необычайным  вниманием вглядывались в это

  лицо в  тщетной надежде отыскать хоть какое-то сходство со столь дорогим нам

  прежде  существом. Большой, излишне вздернутый нос, широкий рот, припухшие

  полные  губы — ничего общего с великой  княжной: у моей ученицы был прямой

  короткий  нос, небольшой рот и тонкие губы. Ни форма ушей, ни характерный

  взгляд, ни голос — ничего не оставляло надежды. Словом, не считая цвета глаз, мы

  не увидели  ни единой черты, которая заставила  бы нас поверить, что перед нами

  великая княжна Анастасия. Эта женщина была нам абсолютно незнакома». 

  Госпожа Ратлеф, увидев явное сомнение четы Жийяров, кинулась убеждать

  их, что  перед ними — великая княжна Анастасия. «Анастасия» приняла жену

  Жийяра за великую княгиню Ольгу Александровну? Не беда, это оттого, что она

  только  что перенесла тяжелую операцию (речь идет о свище на локтевом суставе. — Прим. авт.). «Дочь русского императора» не говорит по-русски? Видите

  ли, у нее  частичная амнезия... Она не похожа на царских дочерей вообще? Что

  же вы хотите, ее же прикладом ударили — вот она в лице и переменилась! 

  Госпожа Ратлеф так отчаянно распиналась, что поколебленный ее трескотней

  Жийяр предложил снова встретиться с «Анастасией», когда ей станет лучше. 

  Вторая  встреча Жийяра с «Анастасией» состоялась в ноябре 1925 г На этот

  раз к  чете Жийяров присоединилась великая княгиня Ольга Александровна. 

  «В прошлое  наше посещение, как вы помните, госпожа  Чайковская не только

  не узнала нас, но даже приняла мою жену за великую княгиню Ольгу, — пишет

  Жийяр. — На сей раз она явно знала о нас больше и ожидала нашего визита... 

  На следующий  день по приезде в Берлин, не дожидаясь, пока приедет великая княгиня  Ольга, я в одиночестве отправился в клинику, чтобы побеседовать

  с госпожой Чайковской. Я нашел ее сидящей  в кровати, она играла с подаренным ей котенком. Она подала мне руку, и я присел рядом. С этого момента  и до

  тех пор, пока я не ушел, она не отводила от меня взгляд, но не промолвила ни

  слова —  я настаивал напрасно — и никак  не дала понять, что знает меня. 

  На другой день я опять появился в клинике, но усилия мои оставались столь

  же бесплодны, как и накануне. 

  Великая княгиня Ольга и моя жена посетили, наконец, клинику в Моммсене. Госпожа Чайковская очень мило встретила их, протянула им руки, но никто

  не заметил  ни одного из тех неожиданных движений, которые диктует обычно

  нежность  и которых можно было бы ожидать, будь перед нами действительно

  великая княжна Анастасия... 

  Великая княгиня Ольга, как и мы оба, не нашла ни малейшего сходства

  между больной  и великой княжной Анастасией — исключение составлял только цвет глаз — и, как и нам прежде, эта женщина показалась ей совершенно

  незнакомой. 

  Мы начали разговор с того, что попытались изъясняться с ней по-русски, но

  вскоре  убедились, что, хотя она и понимает русский язык, правда, не без труда,

  но говорить сама не может. Что же касается английского  и французского, то это

  и вовсе  был бесполезный труд, и мы вынуждены  были общаться на немецком.

  Мы не смогли скрыть изумления: ведь великая  княжна Анастасия прекрасно

  говорила  по-русски, довольно хорошо — по-английски, сносно — по-французски и совсем не знала немецкого!» 

  Немало  удивляясь такой странной «амнезии», когда «Анастасия» начисто

  забыла  русский язык, но в совершенстве овладела немецким, гости стали показывать ей фотографии: покои императорской  фамилии в Царском Селе, путешествие  императорской семьи по Волге  в 1913 г... «Анастасия» не могла узнать

  ничего. Единственное, что она твердо могла назвать  по фотографиям — это имена  членов царской семьи, знакомые ей по немецким газетным публикациям. 

  Для великой  княгини Ольги Александровны  и четы Жийяр явилось откровением то, что в 1922—1925 гг. самозванка не раз бывала в обществе русских

  эмигрантов. Жийяры отыскали ротмистра Швабе, чету Клейстов — всех, кто

  стоял у  истоков мифа об «Анастасии». Они  подтвердили, что «госпожа Чайковская»  общалась со многими русскими, в  том числе с графиней Толстой, у которых узнала много подробностей о жизни царской семьи и видела много фотографий, брошюр и других материалов, относящихся к царской семье. 

  М.Н. Швабе  и его супруга поведали много  любопытных подробностей из

  жизни «Анастасии». Так, она часами разглядывала снимки членов императорской семьи, которые  «неблагоразумно» приносили ей окружавшие ее люди, и

  постепенно  научились узнавать эти лица на любой  фотографии. Госпожа Швабе, по ее словам, вначале была искренне уверена, что незнакомка и впрямь та,

  за которую  она себя выдает, но вскоре ее начали мучить подозрения, постепенно убедившие  ее в обратном. Теперь у нее не было сомнений в том, что «госпожа

  Чайковская» не только не была русской, но даже не была православной: об этом

  красноречиво  свидетельствовало множество эпизодов. 

  Подробно  расспросив свидетелей «явления Анастасии», Жийяр опять отправился в Мариинскую клинику и зарисовал расположение зубов «госпожи

  Чайковской». «Любому, взглянувшему на этот рисунок, —пишет Жийяр, —сделалось бы понятно, что недостающие зубы не были выбиты ударом: в этом случае их не хватало бы лишь в каком-то одном месте. У больной же они отсутствовали то здесь, то там, по всему ряду».

  30 октября  1925 г. великая княгиня Ольга,  утратив всякий интерес к самозванке, уехала из Берлина. На следующий  день за ней последовала чета  Жийяр. 

  «Итог нашего расследования был сугубо отрицателен: мы совершенно уверились в том, что  перед нами чужой человек, и впечатление  это лишь усиливалось тем немаловажным обстоятельством, что больная так  и не сумела ничего

  поведать  нам о жизни императорской  фамилии. Сама она абсолютно убеждена

  в том, что  она действительно Анастасия  Николаевна. Быть может, речь идет о

  каком-то случае психической патологии, о  самовнушении больного человека, о

  сумасшествии, наконец?» 

  ...Но миф  об «чудесно спасшейся Анастасии»  уже перешагнул пороги клиник  и начал распространяться по  миру В 1926 г в Берлине при активном участии госпожи Ратлеф вышла брошюрка, подписанная каким-то доктором Рудневым, в которой, в частности, говорилось о том, что великая княгиня Ольга и

  Жийяры опознали больную. В ответ Жийяр направил госпоже Ратлеф резкий

  протест. Она испуганно извинилась — она  не знала о публикации и просит не

  предпринимать никаких решительных действий. Поднявшаяся  было волна на

  какое-то время затихла.

  Вплоть  до послевоенного времени «Анастасия», ставшая известной миру как фрау Анна Андерсон, странствовала по различным

  клиникам. Нашлись весьма влиятельные силы, которые всячески

  поддерживали  самозванку В 1938 г.

  Анна потребовала  юридического

  признания того, что она — дочь

  русского  императора. Это дело не

  завершено до сих пор. Книжки,

  доказывающие ее правоту, продолжали выходить одна за другой. О

  ней написали и поставили пьесу.

  Потом сняли  фильм. Время от времени в газетах  вновь поднималась

  шумиха о «дочери русского императора». К тому времени «Анастасия» уже перебралась в Америку,

  выйдя замуж  за американского

  профессора  Джона Мэнэхэна. 

  «Анастасия», она же «Анни»,