Картины Парижа 18 века в изображении Луи Себастьяна Мерсье

     Так образование при поддержке самого монарха ударило по системе судопроизводства, уровень развития которого напрямую свидетельствует об уровне благосостояния самого государства. По мнению Мерсье, «монархи нанесли государству такую рану, от которой оно никогда не излечится»²⁴.

     Еще один фактор, указывающий на степень  развития той или иной страны - уровень медицинского обслуживания и, соответственно, уровень развития медицины. Во Франции в 18 веке наряду с Медицинским факультетом в университете существовал еще и Хирургический коллеж. Но как может совершенствоваться медицина, если ей перекрывают все пути для получения новых данных, если из теоретических сведений уже невозможно извлечь что-то новое. То есть развитие медицины и хирургии зависит от анатомии²⁵, которой всячески правительство мешает двигаться вперед, усложняя сам процесс анатомирования. Отсюда вытекают две проблемы: первая – нравственное падение студентов, вынужденных воровать тела с кладбищ за неимением средств, чтобы купить (!) их, что в общем-то тоже не делало бы их более нравственными.

     И все же, несмотря на всяческие усилия, «анатомия за последние 40 лет не сделала ни шагу вперед, ни одного мало-мальски значительного открытия»²⁶. С этой точки зрения, усилия были затрачены впустую. Но с другой стороны, те, кто все же нашел возможность заниматься анатомией, приобрели ценный опыт и более полные знания в медицине, тогда как большая же часть осталась фактически безграмотной и пополнила ряды врачей-шарлатанов, что и явилось второй проблемой, возникшей во французском обществе 18 века. И во Франции в 18 веке доктора «желают практиковать медицину темными и в то же время доходными способами»²⁷, что лишь указывает на несоответствующий эпохе Просвещения фактический уровень благосостояния страны.

     Если  говорить об отношениях между учителями  и учениками в подобных образовательных учреждениях, то оно развивалось обычно по двум направлениям. Во-первых, по условно-названному направлению «школы правоведения», то есть по такому, когда профессора появляются там «только в дни выплаты денег по платежным ведомостям»²⁸, в этом случае конфликта в общении этих двух групп не возникает, они лишь полюбовно договариваются и расходятся, образовательным процессом они не обременяются.

     А во-вторых, это общение могло развиваться  и по стандартному плану, где в  отличие от начальных школ и начального домашнего образования задавали тон общения не сами преподаватели, а ученики ,администрация и даже прислуга учебного заведения. В приуниверситетских пансионах преподаватели находились на еще более низком положении, чем лакеи этого пансиона. Их постоянно урезали в правах, хотя они и выполняли огромный объем работы, помимо их прямых преподавательских обязанностей. То есть между этими двумя возможными путями общения учеников и преподавателей образовался существенный разрыв: одни получали все, другим же не оставалось ничего. Мерсье охарактеризовал этих пансионовских преподавателей так: «они робко проявляют свой авторитет над толпой шалунов; встают раньше их, ложатся позже; наблюдают за ними денно и нощно, всегда оказываются виноватыми – то в излишней мягкости, то в строгости – и живут постоянно под страхом быть выставленными со своей латынью за дверь»²⁹.

     О латыни, как об изучаемом повсеместно предмете, стоит сказать несколько отдельных слов, поскольку даже в коллежах и пансионах с различной специализацией и с различными изучаемыми предметами, она оставалась связующим элементом, неизменно присутствующим в расписании занятий. Мерсье в «Картинах» уделил ей много внимания, заметно, что он придает ей особой значение.

     Будучи  просвещенным человеком, он относится  к латыни как к элементу уже  изжившему себя и потерявшему всякое значение; по его мнению, «самое необходимое – изучение живых языков»³⁰, чего как раз и не хватает в системе образования. Зато, вместо этого «сотня педантов стремиться обучить детей латинскому языку прежде, чем дети изучат свой собственный, тогда как нужно изучить в совершенстве один язык, прежде чем приниматься за другой»³¹. В этом он видит негатив в изучении студентами латыни.

     Но  стоит рассмотреть этот вопрос с  той позиции, что Мерсье не был  монархистом и радел за революцию и низвержение абсолютизма, и как минимум, за установление монархии конституционной, как сразу резкий тон в отношении к латыни сменяется более мягким и становится понятным, почему он ей отвел такое место в своем произведении. И если высшее привилегированное сословие не так сильно поддавалось ее влиянию, то на буржуа она, возможно, оказала решающее воздействие и стала одним из основных факторов, повлиявших на образ мышления этой категории людей: «нельзя сомневаться в том, что изучение латинского языка родит определенное сочувствие к республикам и желание воскресить величайшую из них, историю которой изучаешь»³². И латынь, упав в плодородную почву, сыграла свою роль в дальнейшей истории Франции, дав рождение идеям о возможности совершения революции, о возможности покушения на монархические устои.

     Это в очередной раз доказывает несостоятельность  монархического строя и несостоятельность и недальновидность проводимой государством политики, и показывает отношения народа к августейшим особам, двору, правительству.

Высшее  образование

     В целом, высшее образование вбирает  в себя уже описанные выше особенности (как достоинства, так и недостатки) системы образования Франции 18 века. Тем не менее, было несколько черт, помимо изучаемых дисциплин, и уровня их преподавания и особенностей самой университетской системы, отличавших его от образования по специализациям в коллежах и пансионах.

     Университет «все еще следует пустым и пагубным обычаям; скоро в его стенах будут учиться только дети низших слоев общества, которых бедность заставит следовать по пути старых безрассудств»³³. Отсюда можно сделать вывод о том, что высшее образование было доступным, но оно не шло в ногу со временем, тормозя процесс развития множества наук, и что все хоть сколько-нибудь понимающие и просвещенные люди откажутся от образования там из-за отсталости его взглядов и суждений.

     Необъяснимое  упрямство не давало университету произвести изменения в своей системе, хотя он сам «смеется над своей теологией и отлично понимает пустоту и нелепость своих тезисов»³⁴, когда пытается подчинить религии все, что было достигнуто благодаря человеческой способности мыслить и рассуждать. Здесь в очередной раз проявляется личность Мерсье-просветителя, он говорит о ненужности теологии в университете: «теология испортила все. Она удвоила страхи человека, вместо того, чтобы успокоить их; она сделала его суеверным, вместо того, чтобы сделать его разумным»³⁵.  Величие разума – вот что важно в 18 веке, а не «старинные тезисы, которые сделали Сорбонну всем ненавистной»³⁶.

     В случае с университетом, взгляды Мерсье-просветителя и Мерсье-«революционера» совпали. С антимонархической точки зрения он также негативно относился к Сорбонне, о которой он пишет в «Картинах», поскольку та подчинилась абсолютизму, а «прежде едва только кто-нибудь пробовал посягнуть на его права, университет закрывал все свои школы; прекращались уроки теологии и схоластики, умолкали проповеди, и испуганный двор бывал вынужден отступить»³⁷. Из-за перечисленных причин университет в эпоху Просвещения не оправдывал возложенных на него обязательств и не соответствовал ни времени, ни потребностям широких масс.

Заключение

      Вступая в 18 век высококультурным государством, к концу этого века Франция  сохранила лишь внешний образ былого благополучия. Меньше, чем за одно столетие, нравы французских граждан пришли в упадок. В какой-то степени причиной этому могла служить и существующая во Франции система образования.

      В начальном образовании четко  заметно разграничение между  бедными и богатыми, возможности для получения образования и сам спектр преподаваемых наук кардинально отличаются друг от друга. Те, кто хотят хоть чему-то научиться, фактически лишены возможности это сделать, к тому же царящая на занятиях атмосфера жестокости подавляет как желание эти знания получить, так и способности учеников. Помимо этого, отсутствие учебников, соответствующих времени, и использование никому непонятного катехизиса говорит не в пользу существовавшей системы начальных школ.

      В группе людей, которые в состоянии  платить за свое образование, наблюдается  противоположный процесс, когда возможностей получить образование много, но желание получить знания – отсутствует. Это обуславливает еще более формальный подход частных преподавателей к проведению занятий, у которых со временем обострилось стремление к легкой наживе и притупилось желание работать. Отсюда проистекает невежество чиновников, судей и многих других людей, занимающих важные посты в государстве. Все проблемы появились из-за их поверхностности в образовании и из-за любви лишь пышных, но не наполненных содержанием фраз.

      В среднем образовании различий между  категориями бедных и богатых  людей становится все меньше, хотя равноправия так и не наблюдается. Вовсю процветающие шарлатанство и коррупция находятся под маской благополучия: внешне система находится на высоком уровне, о чем свидетельствует специализация образование и понимание того, что давать одинаковое образование людям, избирающим для себя разные сферы деятельности, по меньшей мере, бессмысленно и безрассудно. Но узаконенные властью продажи должностей и всевозможные ограничения, выставляемые законодательством на пути развития наук, доказывают обратное. Эта система переживала упадок и не несла собой людям ничего полезного, а лишь отбрасывала государство на более низкую ступень развития.

      И на вершине всей этой испорченной пирамиды находилось высшее образование с Сорбонной во главе. Являясь устаревшим институтом, по крайней мере, в том виде, в котором она себя пыталась сохранять в 18 веке, она только вводила народ в заблуждение и «она совершенно исказила бы в человеке способность мыслить, если бы не несколько мудрых людей не взялось исправить ее ошибки»³⁸. Отказываясь признавать то, что человеческий разум в какой-то степени выше религии, она лишь выставляла и себя и все высшее образование на посмешище, доказывая людям свою несостоятельность.

      Пожалуй, существовавшую ситуацию в области  образования во Франции 18 века, можно  назвать порочным замкнутым кругом, где первоначально образование  в какой-то степени подстраивалось под нужды имеющих деньги и  власть. Тем самым оно давало им еще большую власть и развращало их, с каждым витком становясь все более и более порочным, увеличивая пропасть между тем, чем оно являлось на самом деле и тем, что нужно было населению. Образование заняло свое место, пусть и не самое значительное, в свершении Французской революции, во-первых, своей несостоятельностью доказав необходимость перемен, а во-вторых, неосознанно дав третьему сословию понимание того, что существующий государственный строй себя изжил.

Библиография

     Источники:

1. Мерсье, Л.-С. Картины Парижа. М.: Прогресс-Академия, 1995

     Исследовательская литература:

1. Джонс  К. Париж: биография великого  города. С-Пб.: Мидгард, 2006

2. Матьез  А. Французская революция. Ростов-на-Дону: Феникс, 1995

3. Пименова  Л.А. Дело об ожерелье Марии Антуанетты//Казус. - 1996, с. 137-164