Карибский кризис

В ночь с 27 на 28 октября по заданию президента Роберт Кеннеди  вновь встретился с советским  послом в здании Министерства юстиции. Кеннеди поделился с Добрыниным опасениями президента о том, что  ситуация может вот-вот выйти  из под контроля. Роберт Кеннеди заявил, что его брат готов дать гарантии ненападения и скорейшего снятия блокады с Кубы. Добрынин спросил Кеннеди о ракетах в Турции. "Если в этом единственное препятствие к достижению упомянутого выше урегулирования, то президент не видит непреодолимых трудностей в решении вопроса" - ответил Кеннеди.²⁰

На следующее утро в  Кремль пришло сообщение от Кеннеди, где было указано: "1) Вы согласитесь  вывести свои системы вооружения с Кубы под соответствующим наблюдением  представителей ООН, а также предпринять, с соблюдением соответствующих  мер безопасности, шаги по остановке  поставок таких же систем вооружения на Кубу.2) Мы же, со своей стороны, согласимся - при условии создания с помощью  ООН системы адекватных мер, обеспечивающих выполнение данных обязательств, - а) быстро отменить введённые в настоящий  момент блокадные мероприятия и  б) дать гарантии ненападения на Кубу. Я уверен, что и остальные государства  Западного полушария будут готовы поступить подобным образом".²¹

 В ночь на 28 октября Советским  правительством без консультации  с Фиделем Кастро было решено принять условия Кеннеди. Последнее письмо Председателя Совета Министров СССР Н.С.Хрущева президенту США Дж.Кеннеди было передано открытым текстом по Московскому радио. В письме от 28 октября Хрущев заявлял: “Я отношусь с пониманием к вашей тревоге и тревоге народов США в связи с тем, что оружие, которое вы называете наступательным, действительно является грозным оружием. И вы, и мы понимаем, что это за оружие”. Позднее, во время визита Ф.Кастро в СССР в мае 1963 г., Хрущев рассказывал, что такая поспешность была вызвана полученными из США достоверными данными о принятом американским военным командованием решении начать 29 или 30 октября бомбардировку советских ракетных установок и кубинских военных объектов с последующим вторжением на остров. Хрущев сказал, что -ночь на 28 октября все члены Президиума ЦК КПСС провели в Кремле, готовя последнее письмо американскому президенту. По его словам, текст послания начал передаваться по радио, когда его конец еще не был отредактирован. Поэтому, говорил Хрущев, у советского руководства не оставалось времени, чтобы согласовать свое решение с Гаваной: мир висел на волоске.

 За сутки до того, в ночь  на 27 октября, Фидель довольно долго пробыл в нашем посольстве. Несмотря на присущую ему выдержку, он тоже оценивал обстановку как весьма тревожную. Однако ни он, ни мы в посольстве не ожидали того, что произошло дальше: подобный финал невозможно было предугадать и на основе полученных из Москвы шифровок.

Послание Кеннеди от 27 октября  было опубликовано в советской печати, что являлось, в сущности, официальным  признанием присутствия советских  ракет на Кубе. Не без внутреннего  сопротивления и, возможно, не без  борьбы внутри руководства, но Хрущев принял предложение Кеннеди. У него оставалось мало времени и маленький  выбор: или военные действия, или  уступка. И он решил уступить. И  вот к вечеру 28 октября пришла вторая — большая — телеграмма, в которой подробно излагался  ход событий, предшествовавших решению  Москвы, анализировалась обстановка вокруг Кубы и оценивались в этой связи перспективы кубинской  революции. В шифровке подчеркивалось, что правительство СССР ни при  каких обстоятельствах не откажется  от выполнения своего интернационального долга и обязательств по защите Кубы, доказывалось, что любое иное решение  в создавшейся ситуации означало бы мировой пожар, а следовательно, и гибель кубинской революции. Теперь, говорилось в сообщении, Куба получила определенный период спокойного развития, поскольку президент США Кеннеди не сможет нарушить своего джентльменского слова относительно Кубы. Что же касается размещения советских ракет, то, несмотря на непредвиденный финал, оно было оправданным, ибо главная цель — спасение кубинской революции — достигнута. Фидель Кастро в то время выступал в воинских частях и на предприятиях, призывая народ крепить единство и быть готовым к отпору. Тогда-то он и выдвинул знаменитые «Пять требований кубинского народа», выполнение которых должно было обеспечить мир и безопасность, а также соблюдение суверенных прав республики:

1. Прекращение экономической блокады  и всех мер экономического  давления, которые США проводят  против Кубы в разных частях  света;

2. Прекращение всех видов подрывной  деятельности, в том числе заброски  на остров шпионов и диверсантов  с оружием;

3. Прекращение пиратских полетов  над Кубой с военных баз  США;

4. Прекращение нарушений воздушного  и морского пространства республики  кораблями и самолетами США;

5. Уход американцев с военной  базы Гуантанамо и возвращение  оккупированной ими территории  Кубе.

 СССР официально поддержал  эти требования, но, к сожалению,  они не стали основой для  переговоров с американцами: США  и слышать об этом не хотели. Так что это была программа-максимум, недостижимая на том этапе  переговоров.

29 октября 1962 г. Советское правительство  приняло решение направить на  Кубу для переговоров с руководством  республики А.И.Микояна. По пути  он остановился в Нью-Йорке  для встречи с постоянным представителем  США в ООН Эдлаем Стивенсоном и бывшим верховным комиссаром США в Германии, а в ту пору советником президента по вопросам разоружения Джоном Макклоем (по поручению Кеннеди оба они вели переговоры с находившимся там заместителем министра иностранных дел СССР В.В.Кузнецовым) .

2 ноября А.И.Микоян прибыл в  Гавану. За два дня до того Кубу посетил исполнявший тогда обязанности генерального секретаря ООН У Тан, который вел переговоры с кубинским руководством и нашим посольством о порядке вывоза ракет. Мы заверили У Тана, что в кратчайший срок все 42 ракеты будут демонтированы и направлены в морские порты. С кубинцами он вел переговоры об организации инспекции над демонтажем и вывозом ракетно­го оружия. После переговоров с У Таном Фидель Кастро в своем выступлении по телевидению 1 ноября заявил: «Мы не нарушали никакого права, не совершали никакой агрессии против кого бы то ни было. Поэтому инспекция является еще одной попыткой уни­зить нашу страну. Поэтому мы ее не принимаем». В том же выступлении кубинский руководитель коснулся отношений с Советским Союзом. Он сказал: «Нужно особенно напомнить о том, что во все трудные моменты, когда мы встречались с американской аг­рессией... мы всегда опирались на дружескую руку Советского Союза. За это мы благодарны ему, и об этом мы должны говорить во весь голос. Советские люди, которых мы видим здесь... сделали для нас очень много. Кроме того, советские военные специалисты, которые были готовы умереть вместе с нами, очень много сделали в обучении и подготовке наших вооруженных сил».²²

 Анастасу Ивановичу предстояли нелегкие переговоры в Гаване. Ведь как бы ни были сильны аргументы в пользу спешного вывода ракет, все же объяснить наше одностороннее решение, без консультации с главным участником событий — Республикой Куба, было не так-то просто.

 В это же время А.И.Микояну  приходит телеграмма из Москвы, извещающая о кончине его жены. Данный факт снискал ему всеобщую  симпатию кубинцев и, повлияв  эмоционально на ход переговоров,  привел к потеплению наших  отношений. В тот же день  Анастас Иванович получил соболезнование, подписанное всем кубинским руководством. Его навестили жены руководителей республики. А вечером Фидель Кастро и все его соратники посетили особняк, где жил Микоян, и лично выразили ему глубокое сочувствие по поводу тяжкой утраты. Анастас Иванович получил сотни писем и телеграмм от коллективов трудящихся и общественных деятелей Кубы.

 И когда через день возобновились  переговоры с Фиделем Кастро и другими кубинскими руководителями, они, особенно в первые дни, шли уже, можно сказать, в щадящем режиме. Но все-таки беседы эти продолжались с перерывами целых три недели и временами были очень трудными. Переговоры А.И.Микояна с Фиделем Кастро в Гаване и В.В.Кузнецова с представителями президента США и У Таном в Нью-Йорке постоянно координировались через Москву. Несмотря на то что в нашем проекте резолюции, представленном еще 23 октября Совету Безопасности ООН, предлагалось, чтобы США, СССР и Куба вступили в переговоры с целью нормализации обстановки и предотвращения военной угрозы, американская администра­ция демонстративно игнорировала Кубу и не желала вступать с ней ни в какие контакты. Делая явный расчет на унижение Кубы, Вашингтон хотел решать все вопросы только с Советским Союзом, без ее участия, даже те, которые прямо затрагивали ее интересы. И хотя Фидель как бы негласно участвовал и в переговорах Н.С.Хрущева с Дж.Кеннеди, и позднее — через А.И.Микояна — в переговорах В.В.Кузнецова с представителями президента США, так как без его согласия невозможно было достичь каких-либо результатов, все же формально, как того и добивались американцы, Республика Куба была отстранена от прямого участия в этих делах. И это обстоятельство, конечно, более всего удручало ку­бинских руководителей, затрудняя и наши беседы с ними.

 Главная попытка американцев  унизить Кубу заключалась в  том, чтобы добиться нашего  согласия на инспектирование  их военными непосредственно  на кубинской территории демонтажа  и вывоза ракет. Разумеется, мы  предложили американцам решать  этот вопрос с правительством  Кубы, и конечно же они от этого отказались. А Фидель сразу сказал Микояну, что Куба никогда не допустит на свою территорию никаких инспекторских групп — ни из США, ни от ООН. Почему бы, добавил Фидель, американцам не поверить в ваше джентльменское заверение вывести ракеты, если вы сами поверили в джентльменские заверения Кеннеди не нападать на Кубу? Да, Фидель не верил в обещания американцев и говорил, что любые наши уступки лишь приведут к выдвижению Вашингтоном новых требований. США, говорил он, будут использовать политику шантажа и запугиваний, ибо не понимают другого языка, кроме языка силы.

 И даже когда в поисках  выхода из создавшегося тупика  мы высказали идею допуска  инспекторов на советские суда, Фидель сказал, что это дело СССР, но что в своих территориальных водах Куба такого не позволит. Это не каприз, а защита наших суверенных прав, твердо сказал кубинский руководитель.

 США еще долго продолжали  настаивать на своих требованиях,  но, убедившись в непреклонности  Кубы, вынуждены были согласиться  с планом погрузки незачехленных ракет на палубы советских судов и фотографирования их со своих кораблей и самолетов в международных водах.

 Фидель неоднократно говорил тогда, что если мы уступим американцам в вопросах инспекции, то они пойдут дальше и потребуют новых уступок. И надо отдать ему должное: уже в первых беседах он почти точно предсказал, с какими новыми требованиями выступят американцы, если мы в чем-то им уступим:

1. Вывод бомбардировщиков Ил-28, хотя эти устаревшие самолеты и не угрожают безопасности США;

2. Вывод быстроходных торпедных  катеров типа «Комар»;

3. Вывод советского воинского контингента;

4. Включение в состав кубинского  правительства изгнанных революцией  и окопавшихся в Майами буржуазных  политиканов.²³

 Тогда казалось, что Фидель слишком преувеличивает опасность, ибо многие полагали, что США, напуганные кризисом, удовлетворятся разумным компромиссом и не будут обострять обстановку. Но кубинский руководитель оказался прав. В течение первых двух недель переговоров американцы действительно выставили одно за другим почти все предвиденные Фиделем требования. Лишь на домогательство включить в правительство республики эмигрантское отребье они не осмелились, поняв, что это может привести к срыву переговоров.

 Говорят, когда Хрущев распорядился  вывезти ракеты, он натолкнулся  на резкую реакцию Кастро. В  узком кругу Фидель не стеснялся в выборе выражений в адрес Хрущева: «Сукин сын! Негодяй! Задница!» Будто бы в пароксизме гнева он разбил зеркало и швырял стаканы. Хрущев в мемуарах отмечал, что Кастро рассчитывал на «превентивный» удар СССР по США. В итоге, несмотря на длительное сопротивление кубинских товарищей, нам все же пришлось согласиться с американцами на вывод самолетов Ил-28 и торпедных катеров. Была достигнута договоренность об оставлении на Кубе военного соединения, которое могло бы оказывать кубинцам помощь в овладении советской военной техникой.

 Переговоры в Гаване и  Нью-Йорке завершились 20 ноября 1962 г. — после того как президент  США Дж.Кеннеди объявил о снятии блокады. Советские ракеты к тому времени уже были вывезены с Кубы. Советское правительство дало указание нашим вооруженным силам об отмене повышенной боевой готовности. Такое же указание последовало и от главнокомандующего Объединенными вооруженными силами государств — участников Варшав­ского Договора. Так закончился карибский кризис.²⁴

Хрущев писал далее, что коль скоро США заявляют, что не совершат нападения на Кубу, то и мотивы побудившие СССР поставить Кубе новое оружие, отпадают. Налицо все необходимое для ликвидации конфликта. Поэтому Советское правительство отдало распоряжение о демонтаже, упаковке, и возвращении в СССР всего этого оружия.²⁵

 Это был решающий шаг в  ликвидации Кубинского кризиса.  Обмен посланиями между Кеннеди  и Хрущевым происходил помимо  Ф.Кастро, который получал информацию  от Микояна. Но Кастро не  считал заверения американского  президента достаточной гарантией  для Кубы. Кастро требовал прекращения  полетов разведывательных самолетов  США, прекращения торгового эмбарго  и ликвидации на территории  Кубы военно-морской база США.  Микояну пришлось потратить много  усилий, чтобы убедить Кастро  не создавать дополнительных  препятствий к удалению советских  ракет. Разумеется, у ООН не  имелось никаких экспертов по  ракетам. Чтобы не оставлять  никаких сомнений в своем миролюбии,  Хрущев разрешил американским  экспертам осмотреть советские  корабли и пересчитать увозимые  в трюмах ракеты.²⁶

 Бесполезно рассуждать о  том, что Хрущев проиграл этот  раунд с Кеннеди, что удаление  ракет явилось унижением для  СССР и т.п.. Лишь очень немногие журналисты писали тогда о “капитуляции” Советского Союза. Сам Кеннеди вовсе не был настроен праздновать победу. За возникновение кризиса ответственность разделяли и советские, и американские руководители, но и Хрущев, и Кеннеди проявили в решающие часы разумную сдержанность, сохранив контроль за ходом событий и не позволив событиям перерасти в разрушительную войну. В Вашингтоне имелось немало влиятельных государственных деятелей, которые с самого начала настаивали на действиях, ведущих только к войне. Можно предполагать, что и в окружении Хрущева не все были согласны с его решением - удалить ракеты с Кубы. И если престиж Кеннеди после Карибского кризиса заметно поднялся, то надо сказать, что поднялся и международный престиж Хрущева, который сумел вовремя остановиться и уступить. Компромисс был достигнут усилиями обеих сторон. Но не следует забывать и о том, что согласие СССР демонтировать и увезти ракеты и бомбардировщики с Кубы стало известно в Вашингтоне менее чем за сутки до назначенной правительством США атаки военно-воздушных сил, морских и сухопутных частей, атаки, которая вместе с советскими ракетами, офицерами, специалистами уничтожила бы и новое кубинское государство, а стало быть, привела и к ответным мерам со стороны СССР. В послевоенный период мир еще никогда, ни до, ни после Карибского кризиса, не подходил так близко к пропасти новой мировой войны.