Законодательство  предусматривало, что любые товары и механизмы могли быть изъяты у собственников, если этого требовали  интересы государства. Но в реальной действительности интересы собственников  могли нарушаться лишь до известных  пределов. Капиталисты саботировали реквизиции и вследствие этого государство выплачивало максимально возможную стоимость изъятых товаров.

       Во  время войны государство развернуло широкое субсидирование частнокапиталистических  заводов. Буржуазия набивала карманы дотациями, но рвения в работе не проявляла. Поэтому в отношении убыточных и малоперспективных частнокапиталистических предприятий стал применяться секвестр — временное изъятие их у собственников и передача в распоряжение государственной администрации. Это было одной из форм становления смешанной собственности эпохи государственно-монополистического капитализма, где ведущую роль играло государство. Секвестр был задуман как репрессивная мера, но постепенно изменил свою сущность и стал средством «спасения» нерентабельных заводов путем их огосударствления. Буржуазия зачастую противодействовала секвестру и другим формам вмешательства, ограничивавшим право собственности. В силу этого реализация законодательства об ограничении прав собственников сталкивалась с серьезными трудностями.

2.2. Обязательственное право.

       Обязательственное право эпохи империализма особенно интенсивно развивалось в торгово-промышленной сфере. Развивались новые виды договоров — страхования, перевозки по железным дорогам, усложнялись биржевые сделки, закреплялись новые правовые понятия — акция, фирма, товарный знак. К периоду империализма в праве господствовал буржуазный принцип свободы договора. Заключенные договоры требовали обязательного выполнения. Закрепляя широкую свободу договоров, закон допускал любые отклонения от действующих правил, за исключением случаев, прямо запрещенных законом. Принцип свободы договора распространялся и на отношения капиталистических контрагентов с государством. Договоры подряда и поставки с казной строились на взаимовыгодной основе, казна не пользовалась в них существенными привилегиями. Хозяйственная самостоятельность предприятий не нарушалась. Даже заключенные с ущербом для государства договоры оставались в силе с обращением убытков на виновных лиц.

       Boйнa потребовала активного вмешательства государства в договорно-хозяйственные связи. Все воюющие страны широко применяли замораживание договоров (мораторий), регулируя тем самым свободу товарооборота и рынка. В России мораторий касался лишь вексельных отношений. Санкционировалась (после некоторых дебатов) широкая свобода товарооборота, выгодная крупному капиталу. Минимальные ограничения обязательственно-правовых отношений способствовали серьезному укреплению позиций монополистической буржуазии. Однако уже в сентябре 1914 г. оборонные заводы переходили под контроль государства на основе принудительных заказов. Свобода по поставкам сырья и материалов была ликвидирована. В дальнейшем были запрещены сделки с представителями других стран на все категории товаров и сырья. С образованием Особых совещаний появилась возможность централизованного воздействия на хозяйственную жизнь, на повестку дня встал вопрос о полном запрещении рыночных сделок. В 1915—1916 гг. правительство шло на максимальное ограничение частноправовых сделок, на топливо и ряд других дефицитных товаров. Разрабатывались и законопроекты о государственной монополии. Но даже в период ужесточения правительственного курса во второй половине 1916 г. не удалось установить ни подлинного ограничения обмена, ни действительной государственной монополии на товары и сырье. Буржуазия препятствовала этому и пользовалась свободой товарооборота для спекуляции и наживы. Большое число предприятий строило договорные связи на основе собственных интересов [6, с. 515].

       В период войны обострился вопрос об акционерных компаниях — важнейших  формах монополистических объединений. В развитых странах Европы к концу XIX в. устанавливается свобода их открытия, разрешительный характер сменяется явочным. Хотя буржуазия России активно боролась за свободную организацию акционерных обществ, добиться этого ей не удалось.

2.3. Уголовное право и карательная политика.

         Вслед за объявлением войны 50 губерний России переводились на военное положение. Остальные губернии переводились на положение чрезвычайной охраны. Практически власть перешла в руки военного ведомства. Собрания, печать, устная агитация полностью контролировались властями. Принятое Положение о военной цензуре распространяло ее на всю территорию страны. Летом 1915 г. был установлен перечень сведений, за разглашение которых устанавливалась такая же уголовная ответственность, как и за измену. Наряду со сведениями военного характера к измене приравнивалась и информация о демонстрациях и стачках. Таким путем правительство пыталось нарушить координацию и солидарность рабочего движения. По всей стране судопроизводство переводилось на рельсы военного времени, создавались военно-полевые суды. В армии командный состав постепенно получал возможность по собственному усмотрению усиливать наказания для подчиненных им лиц. В подобном отходе от принципов буржуазного права проявлялось желание задушить революционную агитацию. Военное законодательство, карающее неповиновение начальству, сопротивление и восстание, применялось «за простое покушение или приготовление к преступлению» [6, с. 516].

       Ряд законодательных актов объективно диктовался условиями военного времени. В июле 1914 г. устанавливалась уголовная  ответственность за нарушение военно-судовой  повинности, в дальнейшем устанавливалась  смертная казнь за умышленное членовредительство с целью уклонения от службы. Усиливалась уголовная ответственность за пьянство и изготовление спиртных напитков для продажи, за взятки и спекуляцию, которые приобрели небывалый размах.

       Статьи  уголовного законодательства о запрещении преднамеренного повышения цен  на продовольствие, повышения или  понижения цен в ущерб третьим  лицам вошли в право еще  в XIX в. и охраняли лозунг «честной конкуренции» периода свободного капитализма. В период империализма эти статьи стали применяться в судебных процессах против махинаций монополий, например — «Продугля». Использование указанных норм против крупного капитала свидетельствует об их новом содержании: они приобрели характер специфического «антимонополистического законодательства». Но роль уголовных мер нельзя преувеличивать. Альянс царизма с крупной буржуазией не позволял эффективно использовать уголовное право против монополистического капитала. В конце весны 1915 г. в момент высокой активности буржуазных кругов была установлена уголовная ответственность за уклонение от государственных заказов.

       С лета 1915 г. уголовная ответственность  устанавливается за сокрытие товаров  и сырья, позднее — за нарушение  запретительных законов в торговле и промышленности иностранными подданными. Тогда же усилилась уголовная ответственность за взятки и промедление в выполнении государственных заказов. В 1916 году уголовные санкции получили широкое развитие даже в малозначительных актах. Царизм попытался придать экономической политике репрессивный характер, но потерпел неудачу. В условиях коммерческой тайны, отсутствия государственной монополии правительство не могло проникнуть в тайные сферы торгово-промышленной деятельности. Пользуясь безнаказанностью, монополии взвинчивали цены, спекулировали сырьем, сознательно сокращали производство. Возбужденные уголовные дела, как правило, не доводились до судебного разбирательства.

2.4. Социальное, финансовое и продовольственное законодательство.

       Хозяйственная разруха достигла в период войны  небывалого размаха. Многочисленные толпы  беженцев двинулись из оккупированных и прифронтовых областей на восток. Для них не хватало работы, жилья, продовольствия. Развивалась детская  беспризорность. Пенсионное и социальное законодательство России не обеспечивало действенной помощи пострадавшим. Централизованная система социального обеспечения  отсутствовала. Далеко не все категории  работающих могли рассчитывать на материальную помощь. Особенно тяжелым было положение на частнокапиталистических предприятиях. В классовом аспекте социальное законодательство периода войны преследовало две цели: сбить волну недовольства и революционных настроений путем некоторого улучшения условий жизни нуждающихся и облегчить положение рабочих в экономически важных оборонных отраслях. Создавались, в частности, различные комитеты по оказанию помощи под эгидой членов царской семьи. Твердыми финансовыми средствами они не располагали. В 1915 году под влиянием необходимости правительство выделило многомиллионные суммы на нужды беженцев. Уже в начале войны для членов семей лиц, призванных на военную службу с государственных предприятий, устанавливались ежемесячные денежные пособия. Полный оклад выплачивался лишь в том случае, если на иждивении находились жена и более пяти детей. Для отдельных категорий рабочих оборонных заводов вводились оплата за время болезни, денежные кредиты. Общее число мероприятий подобного рода было довольно ограниченным, к тому же в 1916 году наблюдается отход от выдачи безвозмездных пособий и развитие возмездных ссуд.

       Значительную  часть отпускаемых средств поглощали  инфляция, рост цен. С самого начала войны правительство встало на путь не изъятия финансовых средств у  имущих классов, а массового выпуска  не обеспеченных золотом бумажных денег. Это ухудшало положение рядового населения. Финансовая политика была антинародна. Развивалось   косвенное   обложение, в результате которого увеличились цены на продукты массового спроса. Увеличивая акцизы на сахар, спички, керосин, правительство так и не пошло на серьезное изъятие прибылей у крупного капитала. Осенью 1914 г. были установлены дополнительные налоги в торгово-промышленной сфере. Интересы монополий при этом явно не затрагивались, а изымаемые суммы не могли сделать «финансовой погоды». Дальнейший период знаменовался грызней в стане эксплуататорских классов по вопросу о налогах. Даже в условиях нараставшей разрухи эксплуататорские классы не смогли поступиться частью прибылей. Лишь весной 1916 г. (спустя 20 месяцев с начала войны) были одобрены подоходный налог и налог на военную прибыль предприятий. Помещикам и буржуазии предоставлялись различные льготы, суммы налога не могли оказать решающего влияния на бюджет. Новые налоги вводились в действие лишь в 1917 году. Таким образом, не был решен вопрос об изъятии капиталистической прибыли. Финансовое бремя несли трудящиеся массы. Тяжесть их положения усугублялась продовольственным кризисом. Банковские и купеческие круги развернули настоящую спекуляцию продовольствием. Они саботировали законодательные мероприятия правительства, которые ограничивали свободный рыночный обмен и спекуляцию. Цены на хлеб катастрофически росли. Планы относительно установления государственной монополии на хлеб были сорваны. Правительство постоянно повышало закупочные цены на зерновые культуры, обеспечивая максимальные выгоды помещикам и банкам. В стране усиливался голод.

       Вступление  России в Первую мировую войну на некоторое время сняло остроту социальных противоречий. Все слои населения сплотились вокруг правительства в едином патриотическом порыве, однако он продолжался недолго. Поражения на фронте в борьбе с Германией, гибель людей, ухудшение положения народа, вызванное войной, — все это породило массовое недовольство. Внутреннюю ситуацию в стране усугублял экономический кризис, наметившийся в 1915-1916 гг. Промышленность, перестроенная на военный лад, в целом обеспечивала нужды фронта. Однако ее однобокое развитие привело к тому, что тыл страдал от нехватки предметов народного потребления. Это привело к повышению цен на них. Росла инфляция: покупательная способность рубля упала до 27 коп. В России впервые появились очереди за хлебом. Процветала спекуляция. Попытки правительства выйти из кризиса оказались тщетными. Были повышены косвенные налоги на все товары широкого потребления. Внешний и внутренний долг царского правительства составил ²/₃ национального богатства страны. Страна стояла на краю пропасти.

       За  время войны правительство провело  несколько внутренних займов. Если два первых военных займа выступали  во многом как средство сокращения наличной бумажно-денежной массы, пусть и малоэффективное, то третий — «как инструмент последующего ограничения эмиссии за счет «вторичного» использования казной большей части того количества кредитных билетов, выпуск которых предусматривался указанным актом Совета министров» [13, с. 31]. Такого же характера связь с бумажно-денежной эмиссией имели и два следующих, четвертый и пятый военные займы. Причем в платежи по ним, наряду с наличными деньгами и «сериями», принимались и временные свидетельства ранее выпущенных займов военного времени. Разумеется, данное обстоятельство влияло на результаты этих операций: «связываемые» таким путем объемы бумажных денег неизменно снижались.

       Своеобразный  итог военным займам 1916 г. подвело  состоявшееся 6 февраля 1917 г. заседание  Комитета финансов, последнее в его  почти вековой истории. Полностью  посвященное анализу проблем  внутреннего государственного кредита  и положению казначейства, заседание  отличалось несвойственной его участникам резкостью суждений, их нескрываемым пессимизмом. Обычно крайне сдержанно относившиеся к вопросам внутриполитической жизни, члены Комитета «не нашли возможным скрыть от себя тревогу за наш государственной кредит в связи с наблюдаемым внутренним политическим положением» [13, с. 40]. Учитывая «тесную зависимость успеха государственных кредитных операций от настроений широких народных масс», они констатировали, что «проявляемая особенно за последнее время нервность населения не замедлила отразиться на ходе подписки на последний заем» [Там же]. «При таком положении вещей, — подчеркивалось далее, — едва ли есть уверенность, что дальнейшие мероприятия финансового ведомства в смысле популяризации займов достигнут желанной цели, если не будет создана более благоприятная почва внутри империи» [Там же].

       Не  менее жесткую оценку сложившейся  ситуации давала Кредитная канцелярия. Исполнив к концу января указание министра финансов о разработке программы  проведения внутренних кредитных операций на 1917 год, она, имея в виду краткосрочные  и долгосрочные займы, отмечала, что  «емкость нашего рынка в отношении  помещения в такого рода займы представляется в известной степени использованной» [Там же]. По существу, это был «приговор» внутреннему кредиту царского правительства.

       Своекорыстная политика высших классов России способствовала экономическому развалу в стране и ускоренному развитию революционной ситуации.