Иван Грозный

реальный путь построения новых отношений долгое время был неясен.  Когда  же

образец был  найден, события стали развиваться  с поразительной быстротой.

Если религиозное  понимание  верховной  власти  складывалось  в  России

медленно и  постепенно, то перевести всю  систему  государственных отношений

на религиозную  основу Грозный пытается за считанные  годы.  Эта  чрезвычайная

ускоренность  реформ связана с многочисленными  заговорами, а  также  военными

неудачами  России,  свидетельствовавшими  не  только  о  разложении   старой

государственной системы, но главное, о том, что  бог  отвернулся  от  своего

избранного народа. 

Верховная власть и Ливонская война. 

      Нам  представляется,  что  анализ,  проделанный  выше,  позволяет   с

достаточной достоверностью реконструировать тот ход событий, который  привел

Грозного к  идее учреждения в России опричнины, а также объяснить характер  и

смысл этого, по общей оценке, “странного” учреждения.

Вторая  половина  1564   года,   то   есть   время,   непосредственно

предшествовавшее  отъезду Грозного в  Александровскую  слободу  и  учреждению

опричнины,  -  это  время,  когда  Грозный  наиболее  интенсивно   занимался

проблемами будущего политического устройства  Ливонии,  ведя,  в  частности,

лично переговоры с плененным русскими войсками магистром  Ливонского  ордена

Фюрстенбергом. Неудачи русских войск на протяжении  1563-1564  гг.  показали

Грозному  и  его   ближайшим   советникам   невозможность   чисто   военного

присоединения Ливонии к России и потребовали  разработки  достаточно  сложных

дипломатических проектов будущего  устройства  и  будущего  характера  связи

между Ливонией и Россией. В окончательном варианте Иван IV “выдвинул  проект

восстановления   распавшегося   Ливонского   ордена.   Предполагалось,   что

восстановленный  Орден  будет   находиться   под   протекторатом   Русского

государства. Великим  магистром  должен  был  стать  пленный  Фюрстенберг.  В

преемники ему  назначался сын Г.Кетлера - Вильгельм”(42).

Вне всяких сомнений, разработка такого проекта была бы невозможна  без

изучения  истории  Ливонского  ордена  от  момента  его  возникновения,  без

анализа  взаимоотношений  Ливонии  со  всеми  ее  соседями,  а   также   без

исследования  вопроса о Тевтонском ордене, одним  из правопреемников  которого

был Ливонский.

      Идея  вассальной зависимости от Русского царства  одного  из  последних

официальных и  владетельных наследников  христианской  власти  на  территории

Палестины,  без  сомнения,  должна  была  импонировать   Грозному.   Следует

отметить, что  вообще иерусалимские короли, чьей надежнейшей  военной  опорой

были военно-монашеские ордена и, в частности,  Тевтонский,  занимают  в  той

схеме преемственности  верховной власти (от  Бога)  промежуточное  положение:

еврейские цари святого народа и Святой земли -  христианские  короли  Святой

земли - русские  цари новой Святой земли, нового святого  народа. В  контексте

этого понимания  признание Ливонским орденом  своей вассальной зависимости  от

России означало одновременно и правопреемство  русского  великого  князя  по

отношению к иерусалимским королям и, следовательно,  их  приоритетные  права

на старую Святую землю и Иерусалим, на соединение под  своей  властью  обеих

Святых земель.

      История военно-монашеских орденов, их решающая роль  в  поддержании  и

укреплении   власти   иерусалимских   королей,   их   великолепные    боевые

характеристики  не могли не натолкнуть Грозного на  убеждение,  что  все  эти

преимущества  их по сравнению с  обычным  рыцарством  объясняются,  в  первую

очередь,  религиозным  характером  и  наполненностью  их  службы,  теснейшим

соединением в  этих орденах военной и монашеской службы,  невозможностью  эту

службу разорвать  без утраты  всякой  надежды  на  вечное  спасение.  Военно-

монашеские ордена должны были показаться Грозному  идеальным  решением  всех

стоящих перед  ним проблем, идеальным способом организации военного  сословия

России - новой  Святой земли. Воинство, в свое время  созданное  исключительно

для  защиты  и  распространения  истинной  веры,  было  именно  тем,  в  чем

нуждалась Россия. Записки иностранцев, описывающие жизнь  в  Александровской

слободе - столице  опричнины, а также права и  привилегии, с одной стороны,  а

с другой - ограничения, которые налагались на  опричников,  рисуют  картину,

весьма  схожую  с  бытом  военно-монашеских  орденов,  естественно,  с  теми

поправками,  которые  были   детерминированы   специфическими   для   России

особенностями. 

Устройство  Опричного двора,

организация и функционирование опричнины. 

      Этот  раздел  хотелось  бы  предварить  следующим:   во   все   время

существования  опричнины  для  Грозного   было   характерно   стремление   к

безусловному  и очень резкому разделению мира опричнины  и  “обычного”  мира.

Это проявилось отнюдь  не  только  в  дублировании  большинства  приказов  и

служб, отдельно и самостоятельно  управляющих опричниной  и земщиной,  но,

главное, в четко  различимых и последовательных попытках Грозного изъять  всю

опричнину и  каждого опричника из общего порядка  вещей,  сделать  их  как  бы

“не от мира сего”. Были разделены на опричное и земское:

а) верховная  власть (опричнина передавалась в  личный  удел  великому  князю,

Московское  же  государство  (земщина)  должно  было  управляться   Боярской

думой);

б) территория государства (причем из уездов, взятых в опричнину,  выселялись

все дворяне, в нее не принятые);

в) управление (большинство  приказов были разделены,  что  сделало  возможным

практически независимое  управление обеими частями государства);

г) финансы (каждая из частей государства имела  свои  собственные  источники

дохода);

д) судебная власть (она также была фактически  разделена:  по  свидетельству

Штадена вскоре после учреждения Опричного  двора  “великий  князь  послал  в

земщину приказ: “Судите праведно, наши (т.е. опричные -  В.Ш.)  виноваты  не

были бы”(43). Источники единодушны в том, что, как судьи,  так и дьяки во

все  время  существования  опричнины  решали  дела  в  соответствии  с  этой

формулой);

е)  запрет на личное общение между опричниками  и  земскими.  Тот  же  Штаден

писал, что “если  у опричника были в  земщине  отец  или  мать,  он  не  смел

никогда их навещать”(44). И дальше: “Я рассуждал тогда  так: я  хорошо  знал,

что пока я в  земщине, я проиграю {всякое}  дело,  ибо  все  те,  кто  был  в

опричных при  великом князе, дали присягу не говорить ни  слова  с земскими.

Часто бывало, что  ежели найдут двух  таких  в  разговоре  -  убивали  обоих,

какое бы положение  они не занимали.  Да  это  и  понятно,  ибо  они  клялись

своему государю богом и святым  престолом.  И  таких  наказывал  бог,  а  не

государь”(45).

      Это свидетельство подтверждается двумя  другими видными  опричниками  -

Таубе и Крузе. Дворянин, вступающий в опричнину, по их сообщениям, клялся  и

целовал крест  не только в  верности  государю,  великой  княгине  и  молодым

князьям - наследникам  Грозного, но  также  “не  есть  и  не  пить  вместе  с

земщиной и  не иметь с ними ничего общего”(46).

ж)  внешнее  отличие опричных  дворян.  “Живя  в  упомянутом  Александровском

дворце, словно в каком-нибудь застенке, он (царь  -  В.Ш.)  обычно  надевает

куколь, черное и мрачное монашеское одеяние, какое носят  братья  Базениане,

но оно все  же отличается от монашеского  куколя  тем,  что  подбито  куньими

мехами. По примеру  тирана также старейшины и все  другие принуждены  надевать

куколи, становиться  монахами и выступать в куколях...”(47).

А.Шлихтингу  вторят Таубе и  Крузе:  “Пехотинцы  все  должны  ходить  в

грубых нищенских  или монашеских верхних одеяниях на овечьем меху, но  нижнюю

одежду они  должны носить из шитого золотого сукна  на  собольем  или  куньем

меху.”(48).

з) особый образ  жизни опричников в  Александровской  слободе.  Соединение  в

нем элементов  монашеской жизни и жизни служилых  дворян.  “...Великий  князь

каждый день встает к утренним молитвам и в  куколе  отправляется  в  церковь,

держа в руке фонарь, ложку и блюдо. Это же самое делают  все остальные,  а

кто не делает, того бьют палками. Всех их  называет  братией,  также  и  они

называют великого князя не иным именем, как брат.  Между  тем  он  соблюдает

образ жизни, вполне одинаковый с монахами. Заняв место игумена, он ест  один

кушанье на блюде, которое постоянно носит с  собою;  то  же  делают  все.  По

принятии пищи он удаляется в келью, или уединенную комнату.  Равным  образом

и каждый из оставшихся уходит в свою, взяв с собой блюдо,  ножик  и  фонарь;

не уносить  всего этого считается грехом.  Как  только  он  проделает  это  в

течение нескольких дней и, так сказать, воздаст богу  дань  благочестия,  он

выходит из обители...”(49).

      Схожую  картину рисует  и  другой  источник.  “Когда  пробивает  восемь

часов, идет он снова  в церковь, и каждый должен тотчас же появиться. Там  он

снова занимается пением, пока не пробьет десять. К  этому времени уже  бывает

готова трапеза, и все братья  садятся  за  стол.  Он  же,  как  игумен,  сам

остается стоять, пока те едят. Каждый брат должен приносить  кружки,  сосуды

и блюда к  столу, и каждому подается еда  и питье очень  дорогое  и  состоящее

из вина и  меда, и что не может сьесть и  выпить, он должен унести  в  сосудах

и раздать нищим... Когда трапеза закончена, идет сам игумен к  столу.  После

того как он кончает  еду,  редко  пропускает  он  день,  чтобы  не  пойти  в

застенок, в котором  постоянно находится много сот  людей; их заставляет он  в

своем  присутствии  пытать  или  даже   мучать   до   смерти  безо   всякой