Геополитическое и стратегическое значения Балкан в европейской и мировой истории и политике II половины XIX – начала ХХ веков

     Отказ великих держав признать существование  албанского вопроса способствовал  росту национального движения албанцев. Албанская лига — политический орган албанского населения Европейской Турции — взяла курс на независимость страны.

     Берлинский  конгресс вызвал к жизни острые черногорско-албанские  территориальные споры. Турция активно  использовала искусственно созданные Берлинским конгрессом межнациональные противоречия, разжигая рознь между народами Балкан. При этом решения конгресса спровоцировали рост напряженности и усиления борьбы за национальное освобождение в этом регионе.

     Для Сербии итоги Восточного кризиса стали катастрофой. Рухнули надежды на скорое объединение всех сербских земель. Эпоха национального романтизма уходила в  прошлое. Перед молодым сербским государством вставали новые, более приземленные задачи. Впервые сербским правящим кругам стало вполне ясно, что право окончательного голоса в решении балканских проблем принадлежит великим державам и «сербский вопрос» может быть решен только при их участии. Но в своих решениях великие державы руководствуются отнюдь не интересами народов Балкан! И этот горький урок также был усвоен сербскими политиками.

     Весьма  характерным результатом стала  и явно обозначившаяся внутренняя трансформация  самих национальных движений в балканских странах: те, кто еще недавно выступали  под лозунгами национально-освободительной революции, придя к власти, стремительно преображались в великодержавных шовинистов, угнетающих (а в дальнейшем — проводящих политику геноцида) другие народы. Эта трансформация характерна абсолютно для всех «революционных» движений не только Балкан, но и Европы, в том числе и России. Вероятно, это преображение отражает определенную внутреннюю суть «революционных» движений, рассмотрение которых выходит за рамки нашего повествования.

     Восточный кризис высветлил и еще одну проблему, которой суждено было оставаться ключевой в русско-сербских отношениях вплоть до конца XX века: должна ли Россия жертвовать своими стратегическими внешнеполитическими интересами во имя частных интересов Сербии? И должна ли Сербия поступаться своими интересами во имя интересов России? Существуют разные варианты ответов на эти вопросы.

     Подводя итог, отметим, что объективно Берлинский трактат стал выражением реального  соотношения сил великих европейских  держав в 1878 году. Это соотношение  сложилось тогда не в пользу России и балканских народов.

                                          3.2 Болгарский кризис (1885–1886)

     Внешнеполитическая  ситуация на Балканах после Берлинского  конгресса очень изменилась. Сербия оказалась заключенной в полукольцо Австро-Венгрией. Все прежние планы и варианты освобождения и объединения сербских земель рухнули. Босния и Герцеговина были оккупированы Австро-Венгрией, которая отныне превратилась в главное препятствие на пути к цели, указанной «Начертанием». Одновременно Сербия была шокирована «предательством» России, явно оказывавшей предпочтение Болгарии. Фактически Петербург сам подтолкнул Сербию в сферу влияния Австро-Венгрии. Все это не могло не вызвать пересмотра сербской внешней политики.

     В свою очередь, в Вене рассматривали  Сербию как жизненно важный плацдарм для обеспечения австрийских интересов на Балканах. Посол Австро-Венгрии в Петербурге граф Г. Кальноки писал: «Если Сербия будет подчинена нашему влиянию, или еще лучше, если мы будем хозяевами в Сербии, тогда мы легко сможем обеспечить наши интересы в Боснии и Герцеговине, а также наши позиции на Нижнем Дунае и в Румынии. Только тогда наше могущество на Балканах будет покоиться на прочной основе в соответствии с жизненными интересами монархии».

     Новая внешнеполитическая обстановка после  Берлинского конгресса означала для Сербии вынужденный отказ от активной борьбы за создание объединенного сербского государства. Традиционная дружба с Россией была заменена политикой тесного союза с Веной.

     Уже в июне 1878 года Сербия заключила  соглашение с Австро-Венгрией. В обмен на поддержку сербских территориальных притязаний в Македонии сербское правительство обязывалось предоставить Австро-Венгрии право на сооружение железнодорожной магистрали Белград — Ниш  с ветками на Пирот и Вранье, соединенной с системой венгерских железных дорог мостом на реке Сава. Это был важный шаг на пути экономического проникновения Австро-Венгрии в Сербию, а английский посол в Белграде даже счел его первым шагом Австро-Венгрии к аннексии Сербии.

     К 1880 году князь Милан Обренович, в прошлом ярый русофил, твердо решил связать судьбу страны и династии с Австрией. Фактически этот шаг стал первым крупным внешнеполитическим шагом независимого Сербского княжества.

     В июне 1881 года Милан Обренович заключил тайную конвенцию с Австро-Венгрией, определившую направления внешней и внутренней политики Сербии вплоть до начала XX века. По условиям конвенции, Австро-Венгрия гарантировала сохранение династии Обреновичей. Кроме того, Австро-Венгрия признавала интересы Сербии в Македонии и право Сербии на присоединение македонских земель. В ответ Милан Обренович брал на себя обязательства «без предварительного соглашения с правительством Австро-Венгрии не вести переговоров и не заключать политических соглашений с каким бы то ни было другим государством и не предоставлять свою территорию для размещения иностранных войск, даже под видом добровольцев». Милан также официально подтверждал отказ Сербии от притязаний на Боснию и Герцеговину.

     По  мере того как укреплялись позиции  Австро-Венгрии в Сербии, возрастало и противодействие им. Значительная часть сербских политиков считала, что Милан Обренович предает сербские национальные интересы, препятствует выполнению исторической миссии Сербии по решению главной национальной задачи: освобождению и объединению остальных частей сербского народа. Зачем нужно это объединение, ради которого требуется ценой большой крови перекроить политическую карту Балкан? Это было неизвестно даже лидеру партии радикалов [20, 236 ] Николе Пашичу. «Национальная свобода всего сербского народа всегда была для меня большим идеалом, чем политическая свобода сербов в Королевстве (то есть в Сербии)», — писал он. Иными словами, неважно, как живет сербский народ, важно, чтобы все сербы жили в одном государстве, пусть даже это государство прозябает в нищете. Такое упорное желание поставить идеал над жизнью, втиснуть реальность в рамки собственных идей несет в себе огромный разрушительный потенциал — вспомним Ленина, Гитлера, других деятелей подобного рода... Собственно, Никола Пашич и его коллеги недалеко ушли от них. Когда Пашич заявляет о том, что «сербы стремятся к тому, чтобы объединить все сербские племена на основе традиций и ценностей исторического прошлого сербского народа, под водительством идеи... свободы, равенства и братства», то сразу вспоминается, что нечто подобное (только без слова «сербы») проповедовали Робеспьер, Дантон, Марат, русские декабристы, итальянские карбонарии и прочие тайные и явные поборники своеобразно понимаемого «гуманизма». И вероятно, не зря столь тесными были связи лидеров сербских националистов с Францией — страной, где идеи «свободы, равенства и братства» уже давно стали господствующими и где получали образование практически все сербские интеллектуалы. Что касается России, то премьер-министр Сербии Милан Пирочанац называл ее «варварской страной» и очень опасался, как бы «копыто казачьего коня не затоптало современную цивилизацию» [20, 264]. Но в народной толще продолжали жить симпатии к России, которые возрастали по мере того, как в стране усиливалось австрийское присутствие.

     В таком состоянии сербское общество подошло к новому кризису на Балканах.

     Балканским  народам, национально-освободительная  борьба которых достигла кульминации  в период Восточного кризиса 1870-х  годов, из-за вмешательства великих  держав не удалось довершить формирование национальных независимых государств на Балканах. Одновременно Берлинский конгресс создал новые исторические условия, при которых национальный вопрос на Балканах решался только с помощью политических комбинаций и войн. Играя на местных националистических и династических устремлениях, великие державы в своих интересах разжигали вражду между народами Балкан.

     В 1881 году был подписан секретный австро-германо-русский  договор, направленный на достижение политического  равновесия в Европе. Этот договор развязывал руки России в отношении болгарского вопроса: Австрия и Германия согласились не препятствовать воссоединению Восточной Румелии с Болгарией.

     За  годы, прошедшие с момента провозглашения независимости Болгарии, Россия не оставляла своих намерений превратить Софию в своего надежного и постоянного союзника на Балканах. В стране существовало мощное русофильское движение, опиравшееся на искреннюю любовь к России самых широких народных слоев. Болгарские офицеры обучались в России, русские военные советники создавали болгарскую армию. Первым командующим военно-морскими силами Болгарии и фактическим их создателем был русский адмирал З. П. Рождественский — будущий командующий 2-й Тихоокеанской эскадры, с чьим именем связан Цусимский разгром.

     Но, помимо русофильской партии, в Болгарии существовали и германофильские  круги, опиравшиеся прежде всего  на князя Болгарии Александра Баттенберга. Положение самого князя было двусмысленным: он постоянно чувствовал себя игрушкой в руках петербургского МИДа и в попытках вести самостоятельную политику стремился опираться на австро-германскую дипломатию.

     Берлинский  конгресс не решил проблему единства болгарских земель. Восточная Румелия  оставалась в составе Турции. Хотя на Берлинском конгрессе она объявлена автономной, Турция всеми силами старалась изолировать эту территорию, фактически урезая ее и без того скромные  права. Ситуация в Восточной Румелии не ускользнула от внимания великих держав: Австро-Венгрия и Англия негласно поощряли Стамбул, в то время как Россия добивалась от Турции реальной, а не на словах, автономизации Румелии.

     Болгария  же шла еще дальше, стремясь добиться воссоединения земель.

     В сентябре 1885 года в Восточной Румелии  вспыхнуло восстание, инспирированное  из Софии. 8 сентября было провозглашено объединение Румелии с Болгарией. Русская дипломатия отнеслась к этому шагу двойственно: с одной стороны, это усиливало болгарского союзника, с другой — явная поспешность этого шага, а также тот факт, что Болгария решилась на него без консультаций с Россией, ставили Петербург перед лицом внезапной конфронтации со Стамбулом. Болгария явно собирались повторять сербский путь, и в Петербурге имели все основания быть недовольными своим балканским союзником.

     Русско-болгарские отношения ухудшились. Россия отозвала из Болгарии своих военных советников. Турция была готова ввести свои войска в Восточную Румелию и силой восстановить статус-кво. Россия и Англия удержали» Стамбул от этого шага. Русский МИД предложил обсудить проблему Восточной Румелии на международной конференции. Франция и Англия поддержали Россию, Австро-Венгрия и Германия возражали. Пока в столицах европейских держав дипломаты искали пути для компромисса, Белград неожиданно заявил об ущемлении своих интересов.

     Сербский  король Милан усмотрел в акте воссоединения болгарских земель нарушение равновесия сил на Балканах. Сильная Болгария представляла угрозу великосербской экспансии в Македонии. Правящие круги Болгарии и сербские эмигрантские организации, оппозиционные королевскому правительству, строили планы создания сербско-болгарского федеративного государства. Главным условием этого замысла являлось устранение короля Милана  Обреновича. В Болгарии начали формироваться дружины сербских и черногорских добровольцев.

     Отношения Сербии и Болгарии обострились. Заявив, что воссоединение болгарских земель означает «попрание» постановлений Берлинского конгресса, сербское правительство начало мобилизацию. Королю Милану Обреновичу, чтобы укрепить свое пошатнувшееся положение в стране, нужна была победоносная война. Поэтому, не учитывая позиции великих держав и России, не считаясь с мнением Греции и Черногории, отрицательно относившимся к планам Сербии, король Милан, сославшись в качестве повода на вымышленный пограничный инцидент, 2 ноября 1885 года объявил войну Болгарии.

     Характерно, что накануне войны правительственная  пропаганда распускала слухи о том, что армия мобилизуется, чтобы  воевать с турками за освобождение Старой Сербии (Косова). И только когда  война началась, сербские солдаты  с удивлением и разочарованием узнали, что король посылает их против братьев-славян...

     «То, что не могло нам присниться и  в страшном сне, случилось, — писал лидер сербских радикалов Н. Пашич. — Сербо-болгарская война стала фактом. Исполнилось желание врагов славянства» [20,  231] .

     Такой поворот дела не прибавил боевого  духа сербской армии, начавшей наступление  на болгарский город Видин. Накануне войны главные силы небольшой  по численности болгарской армии  находились в Восточной Румелии, где болгары ожидали возможного турецкого нападения. На границе с Сербией располагалось только небольшое число войск. Вдобавок, болгарская армия была ослаблена и частично дезорганизована отзывом русских военных советников. Тем не менее главные силы болгарской армии, совершив стремительный форсированный марш из Восточной Румелии, сумели вовремя сосредоточиться на направлении главного удара сербской армии.