Февральская революция

12 августа в  Москве открылось Государственное  совещание, в котором

приняло участие  около 2,5 тыс. человек, в том числе 488 депутатов

Государственной думы.

Керенский, выступая на совещании, призывал к единству и  примирению всех

общественных и  политических сил, грозя «железом и  кровью» раздавить все

попытки сопротивления  правительству. Генерал Л. Г. Корнилов предупреждал, что

если в ближайшее  время не будут приняты решительные  меры, то фронт рухнет.

Генерал А. М. Каледин, П. Н. Милюков, В. В. Шульгин предлагали ликвидировать

Советы, общественные организации в армии, вести войну  до победного конца. Н.

С. Чхеидзе от имени  ВЦИК предлагал программу оздоровления страны, сочетавшую

комплекс мер  государственного контроля в экономике  с сохранением основ

капиталистического  производства. Большевики распространили на совещании

декларацию об опасности делу революции со стороны  «помещиков и буржуазных

партий».

После Государственного совещания А. Ф. Керенский, осознав  явное усиление

правых сил, поддерживавших генерала Корнилова, сообщил ему  о своем

принципиальном  согласии с содержанием особой записки  и поручил подготовить

соответствующие законопроекты. При посредничестве Савинкова была достигнута

договоренность  о выделении Петрограда и его  окрестностей из пределов

Петроградского  военного округа, который был подчинен Ставке. 19 августа

германские войска нанесли поражение 12-й армии Северного  фронта и на

следующий день овладели Ригой, создав угрозу продвижения к  Петрограду. В этой

связи усилились  обвинения в адрес Ставки и  Корнилова в «предательстве»  и

«терроризировании Временного правительства», чтобы, как  писали «Известия»,

заставить его  принять меры «против революционной  демократии». В то же время

резкая критика  в адрес правительства и твердая  поддержка Корнилова прозвучали

со стороны Главного комитета офицерского союза, Совета союза казачьих войск,

Союза георгиевских кавалеров и др.

Большевики на VI съезде (26 июля — 3 августа) взяли курс на вооруженное

восстание. Причем оно намечалось не позже сентября—октября. Савинков на

встрече с Корниловым заявил, что 28—29 августа в Петрограде ожидается

серьезное выступление  большевиков. Поэтому он попросил отдать распоряжение о

том, чтобы 3-й конный корпус был подтянут ближе к Петрограду. 26 августа

Савинков пытался  убедить Керенского подписать законопроект, подготовленный на

основе записок  Корнилова, а последнего подчиниться  правительству.

Верховный Главнокомандующий  сообщил Б. В. Савинкову, что 3-й конный корпус

сосредоточится  в окрестностях Петрограда к вечеру 28 августа и просил

объявить Петроград  на военном положении 29 августа. Бывший обер-прокурор

Синода В. Н. Львов, выступив посредником между главой правительства и

Верховным Главнокомандующим, передал А. Ф. Керенскому просьбу  Корнилова в

таком изложении: объявить Петроград на военном положении, передать всю власть

Верховному Главнокомандующему, отправить в отставку всех министров. В ответ

Керенский отказался  от дальнейших переговоров, а утром 27 августа отправил в

Ставку телеграмму с предписанием Корнилову сдать  должность генералу А. С.

Лукомскому и  прибыть в Петроград. Корнилов не подчинился и утром 28 августа

передал по радио  заявление, в котором обвинил  Временное правительство в

действиях «в полном согласии с планами германского  генерального штаба»,

призвал всех русских  людей «к спасению умирающей Родины», поклялся, что

доведет народ  «путем победы над врагом» до Учредительного собрания.

Когда все это  стало известно Временному правительству, оно объявило генерала

мятежником. Войсковые  комитеты Западного фронта блокировали  Ставку, а

Юго-Западного  фронта произвели аресты высших начальников. ЦК РСДРП(б) призвал

рабочих и солдат Петрограда на защиту революции. На пути движения 3-го конного

корпуса строились  заграждения, разбирались рельсы 1 сентября Временное

правительство арестовало Корнилова. Верховным Главнокомандующим  был назначен А.

Ф Керенский, одновременно он возглавил Совет пяти (Директорию), которому

Временное правительство  передало власть.[4]

” Без корниловского  мятежа, скажет позже Керенский, не было бы Ленина. И он был,

несомненно, прав: в политическом плане мятеж резко  и радикально изменил

ситуацию.”

     1 сентября Россия была провозглашена Российской Республикой.

     «Освобождение» слова

Как и революция 1905 г., Февральская революция 1917 г. вызвала  настоящее

освобождение слова. Рабочие, солдаты, крестьяне, еврейские интеллигенты,

мусульманские женщины, армянские учителя через свои организации — заводские

и солдатские комитеты, деревенские и волостные сходы — слали Советам, реже

партиям, в газеты и даже лично Керенскому — члену  правительства, который

воспринимался как  самый близкий к «демократическому» лагерю, тысячи

резолюций, петиций, обращений и посланий — настоящие «тетради жалоб Русской

революции», анализ которых дал М. Ферро. Эти документы  отражали нищету

народа и огромную надежду, порожденную революцией, наказывали новой власти

принять срочные  радикальные меры.

Рабочие просили  в основном немедленной реализации мер, предусмотренных

социал-демократической  программой-минимум: в первую очередь  введения

восьмичасового  рабочего дня, гарантии занятости, социального  страхования,

права создавать  заводские комитеты, контроля за наймом и увольнениями, а

также облегчения их материального положения —  повышения зарплаты (на 25—30%),

которое позволило  бы им всего-навсего покупать три  фунта хлеба в день, «пару

ботинок раз в  полгода», «кипяток в обеденный перерыв», «прекращения

унизительных обысков», приобретения инструмента предприятиями, а не самими

рабочими. Только незначительное число трудящихся высказало свою позицию по

вопросу войны. Рабочие  нескольких крупных петроградских  заводов заявили о

несогласии с  продолжением войны, но железнодорожники и трудящиеся мелких

предприятий встали на «патриотические позиции». Однако уже в апреле проблема

войны вышла на первый план, а рабочие стали самыми горячими сторонниками

«мира без аннексий и контрибуций». О «социализме» же в марте — апреле не было

и речи. Через заводские  комитеты ставились вопросы о  рабочем управлении и

рабочем контроле.

Основными требованиями крестьян были передача земли тем, кто  ее обрабатывает,

немедленное распределение  запущенных, необрабатываемых земель,

принадлежавших  крупным собственникам или государству. Акцентировалось

внимание на роли сельской общины в совместном использовании инвентаря,

эксплуатации лесов  и справедливом распределении наделов, особенно самыми

бедными крестьянами. Что касается «кулаков», они боялись попасть в категорию

подлежащих экспроприации, а потому отказывались признать правомочность

сельских сходов и местных комитетов до решения Учредительного собрания.

Крестьяне были крайне озлоблены на административный аппарат и помещиков.

Примечательно то, что существовала явная связь между программами

социалистических  партий, их оценкой войны или революции и резолюциями

рабочих, в то время как ни один из лозунгов каких бы то ни было партий не

встречался в  крестьянских резолюциях: ни «равный  раздел», ни

«муниципализация», ни «социализация», ни «национализация», ни «отмена

частной собственности». Отвергая политические программы и  схемы, предложенные

городом, крестьяне  пойдут в революции собственным  путем, ничуть не менее

радикальным. В  начале апреля управляющие крупных  имений, находившиеся в гуще

событий; считали  обстановку бо-86 лее серьезной, чем  в 1905 г. По данным же

властей на тот  период, было отмечено лишь около пятидесяти случаев

«беспорядков».

Что касается солдат, то они больше всего желали, как  и солдаты всех воюющих

стран, окончания  войны. Стремясь скорее вернуться к родным очагам, они

ждали, однако, соответствующего призыва Петроградского Совета. Солдаты

начали открыто выражать антивоенные настроения, только заподозрив офицеров,

выступающих против заключения мира, в том, что они  эксплуатируют патриотизм в

своих целях: для  восстановления дисциплины, а затем использования армии для

подавления революции. Солдаты, как это было сформулировано в Приказе № 1,

требовали смягчения  дисциплины, прекращения злоупотреблений и грубого

обращения, либерализации  и демократизации военных институтов.

Ни верховное  главнокомандование, которое надеялось, что новый режим даст ему

средства выиграть войну, ни буржуазия, согласившаяся  принять участие в

правительстве во имя собственных целей, не намеревались выполнять требований

рабочих, солдат, крестьян и инородцев. Каким образом «демократическому»

лагерю удастся  примирить все эти противоречивые устремления?

С первых же дней революции  большевики и анархисты предсказывали  крах

соглашательской политики, проводимой Петроградским  Советом. Отказываясь

признавать соглашение, заключенное между правительством и Советом, они

представляли собой единственную оппозицию политике двоевластия. Два крупных

большевистских  лидера — освобожденные благодаря амнистии И. Сталин и Л.

Каменев — сочли по возвращении в Петроград «бесплодной и

несвоевременной»  систематическую оппозицию Совету, пользовавшемуся тогда

доверием масс. Февральские дни показали слабость партии, в том числе и в армии.

Ей следовало  сначала организоваться, завоевать  большинство в Советах, добиться

доверия солдат, составлявших еще политически не определившуюся массу. А значит,

достаточно критиковать политику эсеро-меныневистского руководства Совета,

играя роль меньшинства  при демократическом режиме. В провинции некоторые

большевистские  активисты даже призвали к единству действий всех

социал-демократов.

Пойдя против мнения партии, Ленин в своих четырех  «Письмах из далека»,