Деятельность Гая Юлия Цезаря (захват, заговор гибель)

выражал удивление, почему Помпеи, владея хорошо укрепленным городом, ожидая

подхода войск из Испании и, наконец, господствуя на море, тем не менее оставил

Италию

После Брундпзия Цезарь направился в Рим. Здесь его ожидали с трепетом. Это

относится в первую очередь к  сенату, вернее, к тем представителям сенатского

«болота», которые и не хотели уезжать, и боялись оставаться. По дороге в Рим

Цезарь сначала в письме, а  затем при личной встрече убеждал  Цицерона

вернуться и принять участие  в заседании сената, назначенном  на 1 апреля.

Циродском люмпен-пролетариате. С попыткой решения Цезарем этого вопроса

опять-таки связаны политика колонизации и сокращение до 150 тысяч (т. е.

более чем вдвое!) контингента лиц, получавших даровой хлеб.

И наконец, перед Цезарем стояла задача восстановления нормального и к тому

же налаженного в интересах самого Цезаря функционирования государственного

аппарата. К этой области следует отнести такие мероприятия, как пополнение

сената, законы об увеличении числа  магистратов, закон о провинциях, новый

порядок взаимосвязей между диктатором и комициями. Эту задачу

«восстановления» государственного аппарата нельзя рассматривать изолированно

от другой стороны той же проблемы — стремления найти новую и достаточно

надежную социальную опору. Но вопрос о социальной опоре — особый и большой

вопрос, требующий поэтому и особого рассмотрения.

Таков путь (или вариант), избранный  Цезарем для восстановления

государственного строя, поколебленного гражданской войной. Как нетрудно

убедиться, этот путь достаточно четко отличается и от утопических

предложений Саллюстия, сформулированных в его раннем «Письме», и от программы

«нравственной регенерации государства и народа», изложенной Цицероном в речи

за Марцелла (и более близкой к проектам реформ Саллюстия в его последнем

«Письме» к Цезарю). Удовлетворение требований армии, укрепление и

«восстановление» римского (именно римского!) гражданства, четкая работа

государственного аппарата и его  приспособление к новым условиям—таков вариант

Цезаря, отличающийся от пе-речисренных проектов реформ не как абстрактный

идеал «империи» от не менее абстрактного идеала «полиса», но как практический

план, подсказанный всей конкретной обстановкой, от теоретических и

«кабинетных» построений.

Что касается гражданско-правовой политики Цезаря, то и здесь, очевидно, могут

быть отмечены две тенденции. С  одной стороны, небывалый до сих  пор масштаб

распространения гражданских прав (римского и латинского права) вне Италии.

Гражданские права предоставлялись  целым общинам и даже отдельным провинциям.

Как мы внаем, этот процесс начался  с Галлии и Испании. Еще в 49 г. был  принят

закон Цезаря, который включал жителей Цизальпинской Галлии в число римских

граждан, и в том же самом году прошел закон, в соответствии с которым

предоставлялись права муниципия  Гадесу. Несомненно, что распространение

гражданских прав в таких широких  масштабах содействовало развитию

муниципальных городских форм в провинциях. Не случайно поэтому некоторые

исследователи считают, что единообразие муниципального устройства,

устанавливаемое соответствующим законом Цезаря, может быть распространено не

только на Италию, но и на провинциальные общины и города.

С другой стороны, в гражданско-правовой политике Цезаря весьма заметно

ощущается и некая «охранительная» тенденция, т. е. определенное торможение

процесса распространения гражданских  прав. Это следствие традиционного пути

дарования прав, дарования «выборочного», в качестве награды (praemium).

Цезарь в этом смысле поступал по отношению к провинциям совершенно так же,

как вообще поступали римляне на протяжении трехсот лет по отношению  к

италийским общинам и городам. Он не стремился уничтожить «персональность»

прав или правовое различие между римлянами и Перегринами, создав таким

образом «класс единых подданных единого  властителя». Он никоим образом не

хотел обесценить привилегии римского гражданства, римского народа, не

пытался вовсе вытеснить старых граждан, дабы заменить их новыми, которые

стали таковыми по его милости.

Вместе с тем в гражданско-правовой политике Цезаря наличествует и другая,

объективная сторона. С этой точки зрения мероприятия Цезаря, связанные с

распространением гражданских прав вне Италии независимо от их насущно-

злободневного характера и от воли их инициатора, имели большое

принципиальное значение для укрепления римской державы и складывания ее

новой административно-политической структуры. И хотя в провинциях еще

сохраняется различие правового статуса  колоний и муниципиев, тем не менее

этим городам римского (или латинского) права все в большей степени  становится

свойственна одна общая черта, одна принципиально важная особенность. Они

превращаются именно в провинциальные — в прямом и переносном значении этого

слова — города, утрачивая с течением времени своеобразные признаки

самостоятельных полисов. Все в  большей и большей степени  они превращаются

лишь в membra imperil.

И наконец, вопрос о политике Цезаря по отношению к этой староримской

«курульной» знати, т. е. об его «политике милосердия» (dementia). Обычно

осуществление подобной политики связывают  с тем, что Цезарь после окончания

гражданской войны стремился привлечь «к сотрудничеству» наиболее видных

представителей славных римских  родов, демонстративно провозгласив отказ  не

только от проскрипций Суллы, но и от образа действий своих дяди и тестя, т.

е. Мария и Цинны. С этим утверждением, видимо, можно согласиться, но

справедливость требует отметить, что к «политике милосердия»  Цезарь обращался

и раньше. Нам уже приходилось  говорить об этом применительно к  итогам

галльских войн.

Что касается гражданской войны, то примеры проявления милосердия, помилования

врагов не только значительно учащаются, но и приобретают, так сказать,

систематический характер. Строго говоря, именно с этого времени речь может

идти уже о «политике милосердия», как таковой. В самом начале гражданской

войны наиболее эффектным проявлением  dementia et misericordia были действия

Цезаря после взятия Корфиния, когда среди помилованных оказались такие его

заклятые враги, как Домиций Агенобарб, Леытул Спинтер и др. Об этом тоже

упоминалось, но сейчас хотелось бы подчеркнуть, что именно тогда Цезарь,

пожалуй впервые, сам четко формулирует свою «политику милосердия».

Достаточно очевидно то парадоксальное положение, в котором Цезарь оказался,

вернувшись в Рим с испанской  войны. Его «политика милосердия»  оказалась

ошибочной, во всяком случае по отношению к сенатским кругам, к староримской

курульной знати. Что касается новых  фракций господствующего класса, т. е.

руководящих кругов муниципиев, богатых отпущенников, посаженных на землю

ветеранов, то хотя Цезарь и являлся в какой-то мере их «патроном», но в это

время они только (и, в частности, благодаря Цезарю!) еще «набирали  силу» и не

могли служить достаточно прочной опорой, как, впрочем, и сам Цезарь не мог

еще стать достаточно решительным  и последовательным проводником их

специфических интересов. Предпринятое пополнение сената было

малоудовлетворительным паллиативом, если иметь в виду достаточно сложный

вопрос о социальной опоре. Именно поэтому Цезарю приходилось лавировать между

этими homines novi и представителями староримских родов, заигрывая с

последними и всячески привлекая их к себе, в особенности после окончания

гражданской войны. Неизменной основой  экономического и политического  веса

этих «староримлян» продолжало оставаться крупное землевладение, наиболее

основательно подорванное лишь после экспроприации, проведенных  уже. в период

второго триумвирата.

«Демократические» слои населения  в силу ряда упоминавшихся причин не могли

представлять для Цезаря в то время сколько-нибудь серьезной  политической

опоры. Более того, оппозиция режиму Цезаря, переросшая затем в заговор  против

него, в значительной мере питалась именно этими «демократическими» кругами.

И наконец, монархические «замашки»  Цезаря оттолкнули от него не только

бывших «республиканцев», которые одно время рассчитывали на возможность

примирения и альянса, но даже явных приверженцев Цезаря. Таким образом и

создалась та парадоксальная ситуация, при которой всесильный диктатор,

достигший, казалось бы, вершины власти и почета, на самом деле очутился в

состоянии политической изоляции, а возникший против него и успешно

реализованный заговор был закономерным проявлением слабости установленного

им режима.

Как ни странно, но в огромной литературе о Цезаре до сих пор недостаточно

четко отмечалось то обстоятельство, что заговор, осуществленный в иды  марта,

был далеко не первым, и наши сведения о готовившихся против Цезаря заговорах

восходят по крайней мере к 46 г. Так, в упоминавшейся уже речи Цицерона за

Марцелла содержится ясное указание на то, что Цезарь обратился в сенат с

«жалобой» на готовящееся против него покушение, причем намекал, что оно

исходит от лиц, принадлежащих к  его ближайшему окружению. Известно также, что

в 45 г. один из видных офицеров Цезаря, Гай Требоний, замышлял покушение,

рассчитывая убить Цезаря при его  возвращении из Испании. Он даже пытался по

этому поводу вступить в контакт с Марком Антонием, однако тот не пошел ему

навстречу, но вместе с тем и  не выдал его Цезарю. Примерно в  это же время

подобными мыслями начал тешить себя Цицерон, правда чаще всего в плане

сравнительно безопасных острот в частных письмах к друзьям. Тем не менее эти

его новые настроения стали довольно широко известны, и не случайно в  сентябре

44 г. Марк Антоний причислял  его к идейным вдохновителям  убийства Цезаря,

хотя заговорщики так и не решились доверить Цицерону свои замыслы.

Последний заговор на жизнь Цезаря сложился в самом начале 44 г. В  него было

вовлечено более 60 человек. Интересен  состав заговорщиков: кроме главарей

заговора М. Юния Брута, Г.. Кассия Лонгина и таких видных помпеянцев, как Кв.

Лигарий, Гн. Домиций Агенобарб, Л. Понтий Аквила (и еще нескольких менее

заметных фигур), все остальные  участники заговора были до недавнего  прошлого

явными сторонниками Цезаря: Л. Туллий Кимвр, один из наиболее близких к

диктатору людей, Сервий Гальба, легат Цезаря в 56 г. и его кандидат на

консульство в 49 г., Л. Минуций Базил, тоже легат Цезаря и претор 45 г.,

братья Публий и Гай Каска, причем первый из них был уже избран трибуном на 43

г. Еще более симптоматичным явлением следует считать вступление в число

заговорщиков только что упоминавшегося Г. Требония и, наконец, Д. Юния

Брута, весьма близкого к Цезарю именно в это время.

То, что его жизни угрожает опасность, Цезарь, видимо, знал или догадывался. И

хотя он отказался от декретированной ему почетной стражи, сказав, что он не

желает жить в постоянном страхе, тем не менее, когда его предостерегали

относительно Антония и Долабеллы, он отвечал, что не боится людей, которые

любят жизнь и умеют наслаждаться ею, однако ему внушают более серьезное

опасение люди бледные и худощавые. В данном случае Цезарь явно намекал  на

Брута и Кассия.

Тем временем подготовка к новой, т. е. парфянской, войне шла полным ходом.

Прежде всего предусматривалось упорядочение текущих дел на время похода.

Видимо, в конце февраля состоялись комиции, на которых были избраны  консулы

на 43 и 42 гг.; что касается преторов и других должностных лиц, то они  были

определены лишь на текущий год. В основном закончились и чисто военные

приготовления: в Иллирии, Ахайе и Македонии в общей сложности уже было

сосредоточено 16 легионов пехоты и 10 тысяч всадников. Цезарь намечал  свой

отъезд к войску на 18 марта (в Македонию), а 15 марта предполагалось

заседание сената, во время которого квиндецемвир Л. Аврелий Котта (консул 65

г.) должен был, основываясь на предсказании, найденном в сивиллиных книгах,

относительно того, что парфян может победить лишь царь, провести в сенате

решение о награждении Цезаря соответствующим титулом. Плутарх и Аппиан

сообщают про несколько смягченный вариант этого проекта решения  сената: титул

царя присваивался Цезарю, так сказать, по отношению к провинциям и союзным

государствам, по отношению же к Риму (и Италии) Цезарь оставался по-прежнему

императором и диктатором.

Заседание сената 15 марта в помещении  курии Помпея было избрано

заговорщиками в качестве дня и  места приведения их планов в исполнение, дабы

не голосовать за проект Л. Котты. Убийство Цезаря и предшествующие ему

чудесные предзнаменования весьма драматично описаны рядом древних авторов.

Например, все они единодушно указывают на многочисленные явления и знаки,

начиная от самых невинных, вроде вспышек света на небе, внезапного шума по

ночам и вплоть до таких страшных признаков, как отсутствие сердца у

жертвенного животного, или печально-трогательного рассказа о том, что

накануне убийства в курию Помпея влетела птичка королек с лавровой веточкой

в клюве; ее преследовала стая других птиц, которые ее здесь нагнали  и

растерзали.