Церковный раскол в XVII веке

Содержание…………………………………………………………………стр

1 Введение .

2 Русская церковь накануне раскола.

3 Никон краткая биография

4 Реформы Никона

5 Начало раскола основные противники Никона

6 Отречение патриарха Никона от патриаршества

7 Заключение

8 Список используемой  литературы

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1 Введение

Расколом принято называть произошедшее во второй половине XVII века отделение от господствующей Православной Церкви части верующих, получивших название старообрядцев, или раскольников. Значение Раскола в русской истории  определяется тем, что он являет собой  видимую отправную точку духовных противоречий и смут, завершившихся  в начале XX века разгромом русской  православной государственности.

О Расколе писали многие. Историки - каждый по-своему - толковали  его причины и разъясняли последствия (большей частью весьма неудовлетворительно  и поверхностно). Непосредственным поводом для Раскола послужила  так называемая «книжная справа» - процесс  исправления и редактирования богослужебных  текстов.

За ликвидацию местных  различий в церковно-обрядовой сфере, устранение разночтений и исправление  богослужебных книг и другие меры по установлению общей богословной системы выступали все члены влиятельного «Кружка ревнителей благочестия». Однако среди его членов не было единства взглядов относительно путей, методов и конечных целей намечаемой реформы. Протопопы Аввакум, Даниил, Иван Неронов и другие считали, что русская церковь сохранила «древлее благочестие» и предлагали проводить унификацию, опираясь на древнерусские богослужебные книги. Другие члены кружка (Стефан Вонифатьев, Ф.М. Ртищев), к которым позднее присоединился Никон, хотели следовать греческим богослужебным образцам, имея в виду в дальнейшем объединение под эгидой московского патриарха православных церквей Украины и России (вопрос о об их объединении, в связи с нарастанием Освободительной борьбы украинского народа против посольских поработителей, приобрел в это время важное значение) и укрепление их связей с восточными православными церквями.

При поддержке Алексея  Михайловича Никон начал проводить  исправление русских богослужебных  книг по современным греческим образцам и изменил некоторые обряды (двоеперстие было заменено троеперстием, во время служб «аллилуйя» стали произносить не дважды, а трижды, и т. д.). Нововведения были одобрены церковными соборами 1654-1655 годов. В течение 1653-1656 годов на Печатном дворе шел выпуск исправленных или вновь переведенных богослужебных книг¹.

Хотя реформа затрагивала  лишь внешнюю обрядовую сторону  религии, эти изменения получили значение большого события. К тому же выяснилось стремление Никона использовать реформу для централизации церкви и усиления власти патриарха. Недовольство вызвали и насильственные меры, с  помощью которых Никон вводил в обиход новые книги и обряды. Первыми за «старую веру» выступили  некоторые члены «Кружка ревнителей благочестия»: Аввакум, Даниил, Иван Неронов  и другие. Столкновение между Никоном  и защитниками «старой веры»  приняло резкие формы. Аввакум, Неронов  и другие идеологи Раскола подверглись  жестоким преследованиям.

Выступления защитников «старой  веры» получили поддержку в различных  слоях русского общества, что привело  к возникновению движения, названного Расколом. Часть низшего духовенства, видевшая в сильной патриаршей власти лишь орган эксплуатации, выступая за «старую веру», протестовала против увеличения гнета со стороны церковной  верхушки.

К Расколу примкнула и часть высшего духовенства, недовольная централизаторскими устремлениями Никона, его самоуправством и отстаивавшая свои феодальные привилегии (епископы – коломенский Павел, вятский Александр и другие), некоторые монастыри. Призывы сторонников «старой веры» получили поддержку и в среде высшей светской знати. Но наибольшую часть сторонников Раскола составляли крестьяне. Усиление феодально-крепостнического гнета и ухудшение своего положения народные массы связывали и с нововведениями в церковной системе.

2. Русская церковь накануне раскола.

Уже после реформы церкви в середине XVII столетия в старообрядческих апологических сочинениях сильно идеализировалась «дониконовская» русская церковная старина. Между тем Смута, которая привела в сокрушительный упадок все сферы русской жизни, больно ударила и по церкви. Вернее, послужила как бы мощным тараном, углубившим все трещины и порвавшим все натяжения, возникшие в ней ранее, еще в XV и XVI веках.

Можно даже поставить вопрос об упадке церкви накануне ее реформы, о тягостных и застарелых болезнях, которые требовали немедленного и радикального лечения. Об этом говорят  единодушно и русские челобитные о церковных неправдах и нестроениях, и иностранные свидетельства.

Иностранцы за два столетия оставили более пятидесяти сочинений, многие из которых посвящены исключительно  религиозному быту русских. Конечно, авторы этих записок, по большей части протестанты или католики, не могли увидеть веру русских изнутри, вполне понять те идеалы, которые одушевляли русских подвижников и святых, те взлеты духа, которые они большей части протестанты или католики, не могли увидеть веру русских изнутри, вполне понять те идеалы, которые одушевляли русских подвижников и святых, те взлеты духа, которые они переживали. Но зато, бессильные описать, так сказать бытие, иностранцы постоянно наблюдали религиозный быт, и не святых, а обычных людей XVI – XVII веков. В описаниях этого быта, порой точных и красочных, фиксирующих точное и характерное, а порой явно предвзятых и недоброжелательных “русофобских”, можно почерпнуть немало интересного о Святой Руси последних веков ее существования. В то же время эти свидетельства проливают свет и на отношение русских к инославию и иноверию.

Особняком стоят записки  и мемуары путешественников с  православного Востока, дающие представление  и о собственно религиозной жизни  России на исходе средневековья. Например, интересная статья Л.П. Рущинского «Религиозный быт русских по сведениям иностранных писателей XVI – XVII веков», опубликованной в «Чтениях Общества Истории и Древностей Российских» (Кн. 3. Июль – сентябрь. М., 1871. С. 1 – 338).

Начнем с богослужения. В его состав входит чтение и пение. И то и другое в описываемое  время находилось в приходских, городских  и сельских церквах в крайне плачевном  положении. Еще Адам Клеменс в середине XVI века заметил, что в церквах у нас читали так быстро, что даже тот, кто читал, ничего не понимал. Вармунд во второй половине XVII века подтверждает это. Между тем прихожане вменяли в заслугу священнику, если он мог прочитать несколько молитв не переводя духа, и кто опережал других в этом деле, тот считался лучшим.

Службу старались как  можно больше сократить за счет так  называемого многоголосия. Одновременно священник читал молитву, чтец –  псалом, дьякон – послание и т.д. Читали в три – четыре и даже пять – шесть голосов сразу. В  результате служба убыстрялась, но понять в ней что-нибудь было невозможно, поэтому, по свидетельству того же Клеменса, присутствующие в храме не обращали внимания на чтение и позволяли себе в это время шутить и разговаривать, тогда как в остальное время богослужения они сохраняли величайшую скромность и набожность.

Наше церковное пение  не нравилось иностранцам. Даже крайне доброжелательный к русским и  склонный хвалить почти все их церковные установления архидьякон Павел Алеппский, рассказывая о пении, меняет тон речи. По его словам, наши протодьяконы и дьяконы произносили ектении, а священники молитвы низким и резким голосом. Когда Павел, освоив русский язык, прочел однажды в присутствии царя славянскую ектению высоким голосом, то Алексей Михайлович выразил удовольствие. Но Павел Алеппский делает различие между пением собственно в России и Малороссии. В последней, по его словам, была заметна любовь к пению и знание музыкальных правил. «А московиты, не зная музыки, пели наудачу; им нравился низкий, грубый и протяжный голос, который неприятно поражал слух; они даже порицали высокоголосное пение и укоряли этим пением малороссов, которые, по их словам подражали полякам»¹. Из описания путешествия Павла видно, что на Украине в церковном пении принимали участие все присутствующие в храме; особенно воодушевляли чистые и звонкие голоса детей.

В нашей церковной практике была еще одна несообразность, удивлявшая иностранцев, против которой восставали многие пастыри церкви. У нас существовал  обычай, согласно которому каждый присутствующий на службе молился своей иконе. Нарушение  этого правила даже считалось  преступлением, за которое наказывали. Так, если хозяин какой-нибудь иконы  замечал, что кто-то другой ей кланяется, то он сейчас же принимался бранить  его: «Как ты смел своими воровскими молитвами  восхищать у иконы те милости, на которые я один имею право как хозяин?»² Он предлагал ему приобрести своего Бога, которому можно молиться сколько угодно, объясняя при этом, что пользоваться чужим нельзя. Виновный в этом случае должен был заплатить хозяину иконы часть ее стоимости. В случае церковного отлучения хозяин иконы забирал ее из церкви домой, и потом, по примирению с церковью, опять возвращал ее на прежнее место. Между тем этот обычай вел к большой неблагопристойности при богослужении: присутствующие в церкви заняты были не столько общим церковным пением и чтением, сколько своими частными молитвами, которые каждый обращал к собственной иконе, так что во время богослужения все собрание молящихся представляло собой толпу лиц, обращенных в разные стороны. Наступала минута большого входа, тогда все устремляли свои взоры на Св. Дары и повергались перед ними ниц, но после того, как Дары ставились на престол и царские закрывались, опять каждый начинал смотреть врозь, каждый обращался к своей иконе и твердил свою простую молитву: «Господи, помилуй!» Сам царь в этом случае следовал общему правилу. Таково свидетельство Майерберга, которое вполне подтверждается Колинсом. Последний говорит, что в известные моменты службы русские разговаривали о делах, а царь Алексей Михайлович почти всегда занимался делами в церкви, где он бывал окружен боярами.

Все эти особенности религиозного быта русских привели к тому, что  в XVII веке на Западе даже была защищена диссертация на тему: «Являются ли русские христианами?» И хотя автор ее давал утвердительный ответ, уже само появление вопроса, вынесенного  в заглавие, о чем-то говорит…

5. Никон.

Краткая биография.

«Самый великий человек  Русской истории» — так назвал патриарха Никона митрополит Антоний (Храповицкий). Но даже если стараться  быть более осторожными, то следует  признать, что святитель Никон  — самый великий человек, самая  ключевая личность во всей истории  русского патриаршества. О нем написано отечественными и зарубежными исследователями столько, сколько ни об одном другом деятеле Русской Православной Церкви. И, тем не менее, настоящее изучение богословского наследия патриарха Никона еще даже не начиналось.

Он родился в мае 1605 года¹ в крестьянской семье в селе Вельдеманове Нижегородского края. Мирское имя — Никита Минин. Пережил очень трудное детство со злой мачехой, тиранившей его и даже пытавшейся убить. Рано проявил неудержимый интерес к духовным знаниям. Был послушником Желтоводского Макарьевского монастыря, где многому, в том числе архитектуре и строительству, учился. Затем по настоянию родни женился и стал священником. В этом сане около 9 лет провел в Москве. Трое его детей один за одним умерли. Тогда они с женой оба решили всецело посвятить себя Богу. Она стала монахиней Алексеевского монастыря в Москве, а он ушел на Белое море в Анзерский скит Соловецкого монастыря, где в 1636 году² был пострижен в монашество под именем Никон. С 1639 года³ иеромонах Никон стал подвизаться в Кожезерской обители на материке.

В 1643 году он — игумен этого монастыря. В 1646 году⁵ за сбором милостыни приехал в Москву и так полюбился 16 летнему царю своей духовностью, глубокой аскетичностью, обширными познаниями, живым, благородным нравом, что царь уже не отпустил его обратно, назначив архимандритом Ново-Спасского монастыря в Москве. В 1649 году⁶ Собором архиереев во главе с патриархом Иосифом Никон посвящен в митрополита Новгородского.

Когда скончался патриарх Иосиф, все в Москве могли догадываться, что преемником его на патриаршей кафедре будет не кто иной, как  Новгородский митрополит Никон, который  и при жизни Иосифа был главным  советником царя Алексея Михайловича  в церковных делах и возвышался над всеми сколько своими личными достоинствами, столько и неограниченной доверительностью и любовью к нему государя. Никону пророчили патриаршество еще в то время, когда он только сделался митрополитом, для этого уже тогда было достаточно оснований.

На церемонии посвящения в патриархи в соборной церкви Никон обратился ко всем находившимся там с такими словами: "Вы знаете, что мы от начала приняли св. Евангелие, вещания св. апостолов, правила св. отцов и царские законы из православной Греции, и потому называемся христианами, но на деле не исполняем ни заповедей  евангельских, ни правил св. апостолов  и св. отцов, ни законов благочестивых  царей греческих... Если вам угодно, чтобы я был у вас патриархом, дайте мне ваше слово и произнесите обет в этой соборной церкви пред Господом и Спасителем нашим и Его Пречистою Материю, ангелами и всеми святыми, что вы будете содержать евангельские догматы и соблюдать правила св. апостолов и св. отцов и законы благочестивых царей"⁷. Тогда царь, все бояре, и весь освященный Собор произнесли перед святым Евангелием и перед святыми чудотворными иконами обет исполнять все, что предлагал Никон. И Никон, призвав во свидетели Господа, Пресвятую Богородицу, ангелов и святых, изрек свое согласие быть патриархом. Правда, все это об избрании Никона мы знаем только из его собственного рассказа. Но, излагая этот рассказ, Никон говорил: "Господь Бог свидетель есть, яко

См. Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. М.: Терра, 1992 г.. Том II.

^6,7 См. Митр. Макарий. История русской церкви. Т. V, отдел 2, гл. 1.

 

тако бысть" - и смело повторял этот рассказ перед самим царем Алексеем Михайловичем и перед своими врагами, которые могли бы обличить его в неправде, а еще прежде смело указывал на это событие даже в печатных богослужебных книгах¹.

Объяснение столь необычной  «присяги» заключается в том, что Никон очень глубоко видел  серьезное внутреннее разделение в недрах русского общества, грозившее расколом. Это проявлялось в отступлении (апостасии) от веры и Церкви, наметившемся в самых разных слоях общества и в разных направлениях. Здесь — и увлечение земным благополучием за счет духовных ценностей определенной части народа, и пренебрежение к Церкви и ее установлениям среди части высших сословий, в том числе придворной знати, и увлечение в этих же кругах западной культурой и образом жизни и мысли, и податливость самого царя на некоторые антиканонические государственные мероприятия. Последнее особенно обнаружилось в знаменитом «Уложении» 1649 года, согласно которому учреждался Монастырский приказ как чисто светский орган управления церковными имениями и делами, которому по гражданским вопросам оказалось подсудным все духовенство, кроме патриарха².

Итак, с 25 июля 1652 года Никон  стал первым патриархом «Московским  и всея Великия, и Малыя, и Белыя России»³. Ему едва исполнилось тогда 47 лет⁴, и он вступил на патриарший престол еще во всей крепости своих сил.

Начал он с укрепления собственной  власти. Никон имел характер жестокий и упрямый, держал себя гордо и  недоступно, называя себя, по примеру  римского папы, «крайним святителем», титуловался «великим государем» и  был одним из самых богатых  людей России. К архиереям он относился  надменно, не хотел их называть своими братьями, унижал и преследовал остальное  духовенство. Все страшились и трепетали  перед Никоном. Историк Ключевский назвал Никона церковным диктатором⁵.

Между царем и Никоном  сложились не только добрые отношения, но большая сердечная дружба. Алексей  Михайлович воспринимал его как  отца, называл «собинным другом» и стал титуловать великим государем, как и себя, как некогда Михаил Федорович титуловал своего родного отца — патриарха Филарета. Если тогда это определялось, прежде всего, кровным родством, то теперь — чисто духовным. А такое родство царя и патриарха — новая, высшая ступень отношений Церкви и государства, духовного и мирского начал русской жизни.

Протоиерей Лев Лебедев  в своей статье «Десять Московских патриархов» высказывает мнение, что Патриарх Никон был человеком  глубочайшей православной церковности, и в этом смысле являлся чрезвычайно  ярким, типическим представителем русского православия. По его мнению, задача, которую Никон сознательно ставил для себя, состояла в том, чтобы  удержать все русское общество в  целом в послушании православной Церкви в такой обстановке, когда значительная часть общества (снизу доверху) стала заметно от нее отходить. Отсюда и необходимость клятвенного обещания всех безоговорочно слушаться Церкви в лице ее патриарха во всех делах чисто духовной и церковной жизни.