Церковный раскол и его исторические последствия

   Начал он с укрепления собственной власти. Никон имел характер жестокий и упрямый, держал себя гордо и недоступно, называя себя, по примеру римского папы, «крайним святителем», титуловался «великим государем» и был одним из самых богатых людей России. К архиереям он относился надменно, не хотел их называть своими братьями, унижал и преследовал остальное духовенство. Все страшились и трепетали перед Никоном. Историк Ключевский назвал Никона церковным диктатором ¹⁴.

   Между царем и Никоном сложились  не только добрые отношения, но большая  сердечная дружба. Алексей Михайлович воспринимал его как отца, называл  «собинным другом» и стал титуловать великим государем, как и себя, как некогда

   Михаил  Федорович титуловал своего родного  отца — патриарха Филарета. Если тогда это определялось, прежде всего, кровным родством, то теперь — чисто духовным. А такое родство царя и патриарха — новая, высшая ступень отношений Церкви и государства, духовного и мирского начал русской жизни.

   Протоиерей  Лев Лебедев в своей статье «Десять Московских патриархов»  высказывает мнение, что Патриарх Никон был человеком глубочайшей  православной церковности, и в этом смысле являлся чрезвычайно ярким, типическим представителем русского православия. По его мнению, задача, которую Никон сознательно ставил для себя, состояла в том, чтобы удержать все русское общество в целом в послушании православной Церкви в такой обстановке, когда значительная часть общества (снизу доверху) стала заметно от нее отходить. Отсюда и необходимость клятвенного обещания всех безоговорочно слушаться Церкви в лице ее патриарха во всех делах чисто духовной и церковной жизни.

   Именно  с этой позиции Протоиерей Лебедев  представляет возможным понять и  объяснить огромную и очень разностороннюю деятельность великого иерарха.

   Патриаршество Никона составляет целую эпоху в  истории нашей Церкви. При нем  началось соединение двух ее частей, двух бывших митрополий, Западнорусской (Киевской) и Восточно-русской (Московской), которые разделены были около двух столетий, - соединение, совершавшееся потом медленно и постепенно в продолжение значительного времени. При нем и при его главном участии действительно началось основательное исправление наших церковных книг и обрядов, какого прежде у нас почти не бывало, продолжавшееся и при его преемниках, и вслед за тем начался и русский раскол «глаголемого старообрядства». При Никоне или, вернее, самим Никоном сделана была самая смелая из всех когда-либо у нас бывших и решительная попытка отстоять самостоятельность и независимость Русской Церкви от светской власти, хотя и кончившаяся для него неудачно. При Никоне чаще, чем когда-либо, осуществлялись связи Русской Церкви с Греческой по делам церковным, чаще, чем когда-либо, приезжали к нам высшие греческие иерархи и при их участии совершались у нас такие Соборы, каких ни прежде, ни после у нас не бывало. Да и сам Никон, с его необыкновенным умом и характером и с его необыкновенной судьбой, представляет собой такое лицо, которое резко выделяется в ряду других наших патриархов и всех когда-либо бывших в нашей церкви первосвятителей.

   Патриаршество Никона продолжалось всего четырнадцать лет и четыре с половиной месяца. Но из них он только шесть лет был действительным патриархом Московским и всей России и управлял Церковью, пока самовольно не оставил своей кафедры. Остальные же восемь лет он уже не был и не назывался патриархом Московским и всей России, зато считал себя патриархом, не управлял Церковью, но не переставал вмешиваться в ее управление и делать попытки к возвращению себе прежней власти, пока не был совсем низложен сана.

Глава 2. Нововведения. Раскол церкви

   С самых  первых дней пребывания  у власти, Никон повел себя  отнюдь не так, как ожидали многие из его прежних единомышленников.  Он порвал все связи с ними, не  велел даже пускать их в приемную своего патриаршего дворца.

         Но не столько личная обида,  сколько принципиальные соображения превратили многих «ревнителей  благочестия»  в  непримиримых  врагов  нового патриарха. От Никона ожидали действенных  мер,  направленных  на  укрепление внутренних порядков, унификацию книг  и  обрядов.  И  патриарх  приступил  к исправлению  церковных порядков, но  не  по  древнерусским (как ожидали «ревнители»), а по  древнегреческим,  считая,  что это  поможет  превратить Русскую  церковь  в   центр   мирового   христианства   и противопоставить «латинству» (католичеству).

   Никон приступил к делу со своей обычной ревностью и увлечением. Вступая на патриарший престол, он связал боярское правительство и народ торжественной клятвой дать ему волю устроить церковные дела, получил своего рода церковную диктатуру. Став патриархом, он на продолжительное время закрылся в книгохранилище, чтобы рассмотреть и изучить старые книги и спорные тексты. Там он нашел грамоту об учреждении патриаршества в России, подписанную в 1593 г. восточными патриархами, в которой было написано, что московский патриарх, как брат всех прочих православных патриархов, во всем должен быть с ними согласен и истреблять всякую новизну в своей Церкви, так как новизны всегда бывают причиной церковного раздора.

   Тогда Никоном овладел великий страх  при мысли, не допустила ли Русская  церковь какого-нибудь отступления от православного греческого закона. Он начал сравнивать славянский и греческий текст символа веры и богослужебных книг и везде нашел изменения и расхождения с греческим текстом. Сознавая свой долг поддерживать согласие с греческой  Церковью, он решил приступить к исправлению русских богослужебных книг и церковных обрядов. Он начал с того, что своей властью без собора в 1653 г. перед Великим Постом разослал по церквям указ, сколько следует класть земных поклонов при чтении известной молитвы св. Ефрема Сирина, причем предписывал также креститься тремя перстами. Потом он ополчился против русских иконописцев своего времени, которые отступали от греческих образцов в писании икон и использовали приемы католических живописцев. Далее, при содействии юго-западных монахов ввел на место древнего московского унисонного пения новое киевское партесное, а также завел небывалый обычай произносить в церкви проповеди собственного сочинения.  

   В Древней  Руси подозрительно смотрели на такие  проповеди, видели в них признак самомнения проповедника; считали пристойным читать учения святых отцов, хотя обычно их не читали, чтобы не замедлять церковной службы.

    Никон  сам любил и был мастер произносить  поучения собственного сочинения. По его внушению и примеру приезжие киевляне начали говорить в московских церквях свои проповеди, иногда даже на современные темы. Легко понять смущение, в какое должны были впасть от этих новшеств православные русские умы, и без того тревожно настроенные.

   Распоряжение  Никона показывали русскому православному  обществу, что оно до того не умело ни молиться, ни писать икон, а также, что духовенство не умело совершать богослужение как следует. Это смущение живо выразил один из первых вождей раскола, протопоп Аввакум. Когда вышло распоряжение о великопостных поклонах, «мы — пишет он, — собрались и задумались: видим, зима наступает, сердце озябло, и ноги задрожали». ¹⁵

   Смущение  должно было усилиться, когда Никон  приступил к исправлению богослужебных книг, хотя это дело он провел через церковный собор 1654 г. под председательством самого царя и в присутствии Боярской думы: собор постановил печатать церковные книги и  исправлять их по древним славянским и по греческим книгам. Богослужебные книги в Древней Руси плохо отличали от Священного Писания, потому предприятие Никона возбуждало вопрос: неужели и божественное писание неправо? Что же после этого есть правого в русской Церкви? Тревога усиливалась тем, что все свои распоряжения патриарх вводил порывисто и с необычайным шумом, не подготовляя к ним общество и сопровождая их жестокими мерами против ослушников.

   Решениями церковных соборов 1654, 1655, 1656 гг. был  утвержден порядок исправлений  в церковных обрядах и чинах, ликвидированы различия в церковнообрядовой практике Русской и Вселенской православных церквей. Перемены в обрядах, проведенные на основе греческих книг того же времени и практики константинопольской церкви, касались, прежде всего, оформления церковной службы и действия священно- и церковнослужителей во время богослужения. Для самих верующих они означали замену двоеперстия на троеперстие при совершении крестного знамения, восьмиконечного креста на четырехконечный, хождение во время обряда крещения по солнцу на хождение против солнца и др. На церковном соборе 1656 г. был одобрен новый служебник, в котором, по сравнении с прежними русскими служебниками изменились размеры отдельных псалмов, появились новые выражения и слова, троение «аллилуйи» (вместо двоения), написание имени Христа Иисус (вместо Исус) и др.

   Что было хуже всего, такое ожесточение против привычных церковных обычаев и обрядов вовсе не оправдывалось убеждением Никона в их душевредности и исключительной душеспасительности новых. Как до возбуждения вопросов об исправлении книг сам он крестился двумя перстами, так и после допускал в Успенском соборе и сугубую и трегубую аллилуйю. Дело было не в обряде, а в противлении церковной власти.

   Никон помог успехам раскола тем, что  плохо понимал людей, с которыми ему приходилось считаться, слишком низко ценил своих первых противников, Неронова, Аввакума и других своих бывших друзей. Это были не только популярные проповедники, но и народные агитаторы. Никон вносил личную вражду в церковное дело, тем самым ронял свой пастырский авторитет, и украшал страдальческим венцом своих противников. А, разгоняя их по России, снабжал глухие углы ее умелыми сеятелями староверия ¹⁶. Таким образом, Никон не оправдал своей диктатуры, не устроил церковных дел, а напротив, еще более их расстроил.

   Тем временем, отношение царя к Никону стало резко ухудшаться. Его перестали приглашать на торжественные царские обеды,  бояре стали задевать его слуг, царь перестал бывать на  патриарших  богослужениях.  Окончательный разрыв произошел 10 июля 1658 года, когда царь, несмотря  на  многочисленные приглашения Никона, не явился в собор. В глазах патриарха это было прямым оскорблением патриаршества, как духовной  власти, которую  он ставил  выше царской. В ответ на царскую опалу Никон  принял свои  меры,   торопливые  и неосмотрительные.

         Добровольный  уход  Никона  с   патриаршего   престола   был   событием невиданным  и  воспринимался   в   обществе   трагически.   Но   примирения, ожидавшегося Никоном после его демонстративного  ухода  и  затворничества  в монастыре  не  последовало.  Царь  с  неприличной  поспешностью  принял  его отставку. Никон, думавший  лишь  попугать  Алексея  Михайловича,  попытался вернуть свой пост, но было уже поздно.

         В 1666 году царь созвал  Собор   для  суда  над  противниками  реформы. Своими решениями этот Собор практически полностью поддержал  действия  царя. Патриарх был осужден и сослан в отдаленный  монастырь, вместе  с  тем  все книжные  исправления  были  одобрены. Собор вновь подтвердил прежние постановления. Всех, кто  не  признал  этих уложений, церковный собор назвал раскольниками и еретиками, предали  анафеме и  отлучили  от  церкви.  Всех сторонников  старой  веры  позднее предали светскому  суду.  А  по действовавшему   тогда   гражданскому закону за преступление против веры полагалась смертная казнь.

    Решения  Собора 1666 года встретили серьезное  сопротивление со  стороны духовенства  и мирян. Верующие не  могли   понять  логику  обвинений   старого обряда и старых книг.

    Выходило  так,  что  на  протяжении  семи  веков  после Крещения Руси  в русской церкви процветали  «злые ереси»,  приверженцами которых оказывались и общепринятые святые. Следовательно,  Москва  не  могла быть достойной славы «Третьего Рима».

         Приверженцы «старой  веры»   в  свою очередь объявили  «еретиками реформаторов.  Даже написание имени «Иисус»  с  двумя  «и»,   исправление орфографии  и  грамматики славянских  текстов,  их  приближение  к   нормам русского языка  того  времени  трактовались  как  «ересь».  Поначалу  власти действовали больше уговорами. От противников реформ требовали отказаться  не от старых  книг  и  обрядов,  а  от  обвинений  в  адрес  своих  оппонентов-реформаторов в отступлении от правой  веры.  Но сопротивление  «староверов» становилось все более упорным. Тогда от увещеваний  и ссылок  власти  стали переходить к заключениям и жестоким наказаниям.

         Народное смятение усиливалось  и из-за внезапно обрушившихся  на  страну страшных бедствий - голода, моровой язвы. Причину   их  стали  усматривать  в  исправлении священных книг, а виновником считать патриарха Никоном. 

   Важной  фигурой раскола и наиболее значительным оппонентом никонианства был Аввакум, а его авторитет как праведного, гонимого мученика оставался весьма высоким даже в глазах противников. Не случайно царь, желая преодолеть церковные конфликты, предлагал в 1664 г. Аввакуму занять место своего духовника. Но Аввакум не пошел на компромисс. Он продолжал выступать с призывами и обличениями, написал талантливую и яркую автобиографическую книгу «Житие протопопа Аввакума» и вообще всячески досаждал «начальству» поучениями.

   Когда в 1676 г. умер царь Алексей Михайлович, на московском престоле оказался его  сын – тихий и впечатлительный  Федор Алексеевич. Царь Федор уделял много внимания вопросам благочестия, в решении которых он был весьма щепетилен. Зная характер нового царя, Аввакум решил воспользоваться мнительностью набожного Федора и попытался отвратить его от никонианства. Он написал царю письмо, в котором сообщил, что видел во сне Алексея Михайловича горящим в аду за грех падения от истинной веры, и призвал Федора Алексеевича отринуть «никонианскую прелесть», дабы самому избежать подобной участи. Но Аввакум просчитался. Федор и мысли не допускал, что его отец может быть грешником. Аввакум и его союзники «за великие на царский дом хулы» были сожжены ¹⁷. Мученическая смерть Аввакума окончательно разделила никониан и старообрядцев. В тот год совершился  окончательный  поворот  властей  к  политике  подавления раскольников  силой. Собор  1682  года,  созванный  патриархом   Иоакимом, наметил  целую  систему  репрессий  против старообрядчества  почти  в  духе западной инквизиции.