Белый и красный террор в гражданской войне

Автор: Пользователь скрыл имя, 10 Апреля 2012 в 19:56, реферат

Описание работы

Гражданская война в России – это время, когда кипели необузданные страсти, и миллионы людей готовы были жертвовать своими жизнями ради торжества своих идей и принципов. Это было характерно и для тех, кого называли «красными», кто отстаивал идеи Октябрьской революции, и для их противников – «белых», и для крестьян-повстанцев, выступавших третьей силой и боровшихся за свои частные интересы против и первых, и вторых.

Содержание

Введение
1.«Красные» и «белые»
1. Белый террор
2. Красный террор
2.Между «красными» и «белыми»
1.Крестьяне против «красных»
2.Крестьяне против «белых»
Заключение
Использованная литература

Работа содержит 1 файл

реферат история.doc

— 121.00 Кб (Скачать)

      Подобные  картины бессудных расправ наблюдались  в те дни во всех заводских поселках и деревнях Прикамья, захваченных  повстанцами. На большевиков и всех сторонников Советской власти устраивалась настоящая охота. Как показывают исследования современных ижевских историков П.Н. Дмитриева и К.И. Куликова, очень часто речь шла вовсе не о стихийных вспышках насилия, а о вполне продуманных, целенаправленных акциях новой повстанческой власти. Арестами и содержанием под стражей первоначально занималась специальная комиссия по расследованию деятельности большевиков, а затем – созданная на ее основе контрразведка. Арестам подвергались не только деятели большевистского режима, но и члены их семей. Так, были арестованы отец заместителя председателя Воткинского Совета Казенова, а вслед за ним и 18-летняя сестра, которая пыталась передать брату посылку. Через несколько дней они были расстреляны. Был схвачен и расстрелян проявлявший сочувствие к большевикам священник Дронин, многие другие.

      С целью сохранить «демократическое»  лицо новой власти Ижевский Совет 15 августа 1918 г. принял резолюцию, в которой  говорилось: «Принимая во внимание, что российская демократия всегда стояла за отмену смертной казни, а Совет состоит из сынов этой демократии, Ижевский Совет Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов единогласно постановил... что в Ижевске не должно быть и речи о смертной казни и расстрелах». Но, несмотря на появление этой резолюции, бесчинства в городе не прекратились. Выступая на одном из частых в те дни митингов, перед лицом тысяч собравшихся на нём рабочих, руководитель союза фронтовиков Солдатов торжественно заявил, что «постановление постановлением, а контрразведкой на днях произведен в исполнение смертный приговор над следующими лицами: Председатель военного отдела Исачёв, военный комиссар Лихвинцев, Председатель Чрезвычайной комиссии Бабушкин и председатель ревтрибунала Михайлов, члены ревкома Папельмейстер, Посаженникова и Баталов». При этом все они были не расстреляны, а заколоты штыками.

      С течением времени репрессивные меры распространялись на все более широкие слои населения Ижевска и всего Прикамья. Даже сами повстанческие авторы признают колоссальный размах осуществляемых ими репрессий. К примеру, один из них писал о сотнях арестованных в импровизированных арестных домах. Около 3 тыс. человек содержалось на баржах, приспособленных под временные тюрьмы. Этих людей называли «баржевиками». Примерно такое же количество арестованных находилось в Воткинске, не менее тысячи их было в Сарапуле.

      Условия, в которых содержались заключенные, были невыносимо тяжелы. Не соблюдались  элементарные нормы гигиены. Прогулок и свиданий с родственниками не было. Арестованные круглые сутки находились в переполненных камерах с тяжелым запахом. Бань не было, паразиты заедали. Питание заключенных состояло из горячей воды и малосъедобной похлебки. Передачи принимались, но не передавались. У заключенных отбирались сапоги, брюки, теплые вещи, белье, деньги. Никаких человеческих и гражданских прав за арестованными не признавалось, и в любую минуту они могли стать жертвой самого грубого произвола. В расправах над узниками особенно «отличились» такие руководители повстанцев, как Куракин, Власов, Солдатов. Особой жестокостью уцелевшим запомнился лидер союза фронтовиков: «В душную, переполненную арестованными камеру тюрьмы, где на грязном полу валялись десятки измученных заключенных, – описывает один из заключенных способ судопроизводства, применявшийся к заключённым, – вечером ворвался пьяный Солдатов с десятком белогвардейских «опричников».

– Встать! Смирно! – раздается зычный голос тюремщика. – На первый, второй рассчитайсь!

      Заключенные торопливо исполняют грозную команду, выстраиваясь в две шеренги и с замиранием сердца ожидая дальнейших издевательств пьяных палачей.

– За что  арестован? – грозно обращается к  кому-либо из арестованных Солдатов. –  А, молчишь, собака! – рычит, не ожидая ответа, озверевший хам, и со всего  размаха ударяет несчастного  заключенного револьвером по лицу. – Бей его, мерзавца, ребята! – командует палач, и на глазах остальных заключенных начинается зверское истязание несчастной жертвы. Насытившись расправой, палачи удаляются из камеры, а за ними уносится окровавленный, истерзанный товарищ. Выносится на двор, где его и приканчивают».

      Подобные  расправы, по словам очевидцев, творились чуть ли не каждый вечер, и не только фельдфебелем Солдатовым, но и образованными офицерами, приходившими в компании с девицами и даже некоторыми просвещенными «социалистами».

      По  мере роста настроений обреченности у руководства мятежников тюремный режим все более ужесточался. Протесты рабочих против творимых тюремщиками  бесчинств в расчет не принимались. На случай прорыва красных баржа  с арестованными, расположенная у пристани Гольяны, была приготовлена к затоплению. Только дерзкая операция, проведенная красной флотилией под командованием Ф.Ф. Раскольникова, спасла узникам жизнь. Флотилии удалось ввести в заблуждение охрану и увести «баржу смерти» в Сарапул.

      Произошедшее дало повод Юрьеву издать приказ, аналог которому трудно отыскать в истории всей гражданской войны: «Пусть арестованные молят бога, чтобы мы отогнали красных, – значилось в нём. – Если красные приблизятся к городу ближе, чем на 3 версты, то арестантские помещения будут закиданы бомбами». Тогда же было казнено 19 человек – видных партийных и советских работников, а также простых рабочих завода. Такое поведение становилось морально приемлемой нормой.

      Таким образом, на приведенных примерах событий ижевско-воткинского восстания можно проследить своеобразную динамику эскалации насилия и белого террора в условиях гражданской войны в целом. Еще до установления в Сибири диктатуры Колчака антисоветский режим в Прикамье скатился к методам неприкрытой военной диктатуры. И ее проводниками были не только представители белого офицерства, но и лидеры правых социалистических партий - меньшевиков и правых эсеров. Карательные органы здесь фактически полностью состояли из них. Своими действиями они дискредитировали не только себя, но и социалистическую идею как таковую. Не случайно поэтому ижевцы в конце концов отвергли правых социалистов. Многие рабочие перешли на сторону большевиков, другие – предпочли откровенную диктатуру Колчака лживой диктатуре «учредиловцев».

      Похожим образом события развертывались повсюду, где у власти оказывались  деятели пресловутой «третьей силы»  – мелкобуржуазных правых социалистов. Они не только расчищали путь генеральской контрреволюции, но и сами активно  участвовали в становлении всеобъемлющей системы белого террора, хотя и проводили его подчас под прикрытием «революционной» риторики. Все их разговоры о «демократической республике», об Учредительном собрании везде оборачивались установлением всевластия террора и подавлением всякого инакомыслия. По другому не могло и быть: правые социалисты – меньшевики и эсеры – могли удержаться у власти, только прибегая к насилию, масштабы которого должны были постоянно разрастаться, чтобы преодолевать растущее сопротивление их своеволию. 

1.2. Красный террор

      Само  понятие «красный террор» впервые ввела эсерка Зинаида Коноплянникова, которая заявила на суде в 1906: «Партия решила на белый, но кровавый террор правительства ответить красным террором…». Позже Л.Д. Троцкий определял «красный террор» как «орудие, применяемое против обреченного на гибель класса, который не хочет погибать».

      В.И. Ленин заявлял, что красный террор в годы гражданской войны в России был вынужденным и стал ответной акцией на действия белогвардейцев и интервентов. По мнению С.П. Мельгунова, например, красный террор имел официальное теоретическое обоснование, носил системный, правительственный характер, в отличие от белого террора. По этой причине красный террор по своей масштабности и жестокости превосходил белый.

      В статье “Как буржуазия использует ренегатов” Ленин, критикуя книгу К.  Каутского “Терроризм и коммунизм”, разъясняет свои взгляды на проблемы террора вообще и революционного насилия в частности. Отвечая на обвинения в том, что раньше большевики были противниками смертной казни, а теперь применяют массовые расстрелы, Ленин писал: “Во-первых, это прямая ложь, что большевики были противниками смертной казни для эпохи революции… Ни одно революционное правительство без смертной казни не обойдется и что весь вопрос только в том, против какого класса направляется данным правительством оружие смертной казни.” Вместе с тем Ленин как теоретик и политик выступал и за возможность мирного развития революции, отмечая, что в идеале марксизма нет места насилию над людьми;  рабочий класс предпочел бы, конечно, мирно взять власть в свои руки.

      Как свидетельствуют исторические факты, советская власть и ее карательные органы первоначально воздерживались от насилия как средства борьбы с врагами, и лишь после того, как антибольшевистские силы начали осуществлять массовый террор, советская власть объявила “красный” террор. 26 июня 1918 года Ленин писал Зиновьеву: “Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы … удержали. Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это невозможно! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров…”. В воззвании  ВЦИК от 30 августа 1918 г. о покушении на председателя СНК Ленина говорилось: “На покушение, направленное против его вождей, рабочий класс ответит еще большим сплочением своих сил, ответит беспощадным массовым террором против всех врагов революции”.

      Официально  красный террор был объявлен 2 сентября 1918 года Яковом Свердловым в обращении ВЦИК и подтверждён постановлением Совнаркома от 5 сентября 1918 года как ответ на покушение на Ленина 30 августа, а также на убийство в тот же день Леонидом Каннегисером председателя Петроградской ЧК Урицкого.  В постановлении говорилось, что заслушан доклад председателя ВЧК о борьбе с контрреволюцией и СНК считал, что “при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью… что необходимо обезопасить советскую республику от классовых врагов путем изолирования их в  концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу лица, причастные к белогвардейским заговорам и мятежам; что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры”. Как результат, в Петрограде были расстреляны 512 представителей элиты (бывших сановников, министров, профессоров). Данный факт подтверждает сообщение газеты «Известия» от 3 сентября 1918 года. По официальным данным ЧК, всего в Петрограде в ходе красного террора было расстреляно около 800 человек.

      В газете “Известия” в декабре 1918 г. была опубликована беседа с только что назначенным Председателем  Ревтрибунала К. К. Данилевским. Он заявил: “Трибуналы не руководствуются и  не должны руководствоваться никакими юридическими нормами. Это карательный орган, созданный в процессе напряженной революционной борьбы, который выносит свои приговоры, руководствуясь исключительно принципами целесообразности и правосознания коммунистов. Отсюда вытекает беспощадность приговоров. Но как бы ни был беспощаден каждый отдельный приговор, он обязательно должен быть основан на чувстве солидарной справедливости, должен будить это чувство. При огромной сложности задач военных трибуналов на их руководителях лежит и огромная ответственность. Приговоры несправедливые, жестокие, безмотивные не должны иметь место. В этом отношении со стороны руководителей военных трибуналов должна проявляться особая осторожность”. Таким образом, провозглашалась беспощадность приговоров, но в тоже время указывалось, что приговоры должны быть мотивированными, обоснованными. Однако исторические факты свидетельствуют, что «беспощадность» многими ВЧК понималась буквально: по отношению к заложникам и заключенным применялись жестокие пытки. Так, Харьковское ЧК под руководством Саенко применяло скальпирование и «снимание перчаток с кистей рук», Воронежская ЧК применяло катание заключенных голыми в бочке, утыканной гвоздями. В Царицыно и Камышином «пилили кости». В Полтаве и Кременчуге священнослужителей сажали на кол. В Екатеринославе применяли распятие и забивание камнями, в Одессе офицеров привязывали цепями к доскам, вставляя в топку и жаря; разрывали пополам колесами лебедок; опускали поочередно в котел с кипятком и в море. В Армавирe применялись "смертные венчики": голова человека опоясывалась ремнем, на концах которого располагались железные винты и гайка, сдавливавшая при завинчивании голову ремнем. В Орловской губернии широко применялось замораживание людей путем обливания холодной водой при низкой температуре и т.д.

      Свeдeния о применении пыток во время допросов проникали в революционную прессу, поскольку данная мера, естественно, была непривычна для многих большевиков. В частности, Газета известия от 26-го января 1919 года №18 публикует статью с письмом случайного пострадавшего члена РКП (б), который был подвергнут пыткам следственной комиссией Сущево-Мариинскаго района в Москве: «Арестован я был случайно, как раз в месте, где ... фабриковали фальшивые керенки. До допроса я сидел 10 дней и переживал что-то невозможное ... Тут избивали людей до потери сознания, а затем выносили без чувств прямо в погреб или холодильник, где продолжали бить с перерывом по 18 часов в сутки. На меня это так повлияло, что я чуть с ума не сошел».

Информация о работе Белый и красный террор в гражданской войне