Алтайские рудознатцы первой трети XVIII в

В своей рукописи Шемелев ссылается на множество  свидетельств в документах уральских  и сибирских архивов, из коих следует, что нередко крестьяне, которые  заявляли о рудных находках, бывало подвергались «допросу с пристрастием», – а вдруг не все открыли, что знали, – чтобы выведать, все ли находки ими объявлены.

Так что мы не знаем, каково пришлось Волкову и  Костылеву в Преображенском приказе, но вышли они оттуда живыми, и  вместе с образцами найденных  руд были отправлены в Берг–коллегию. 
Берг–коллегия открытием заинтересовалась. Волкова и Костылева, вместе с их образцами, передали в распоряжение В.Н. Татищева, назначенного для управления сибирскими казенными заводами.

И тут возникает  еще одна таинственная фамилия: некий  Инютин, который получил взятку в 400 рублей, по тем временам большая  сумма, за то, что «тех руд не досматривал», так что поездка не принесла результата. Инютин отправляется в Тобольск и здесь попадает под арест опять же по «донесению» рудоразведчика Волкова. Из Тобольска обоих отправляют в Кунгур, где находилось сибирское горное начальство, и здесь «в тех взятках оный плавиленный мастер Инютин с пристрастием был расспрашиван», т.е. испытал все жестокости допроса. Но поскольку он не признавал себя виновным, то «для розыску купно и с Волковым» оба были посланы в Уктусский завод, откуда Инютин по дороге сбежал.

В 1721 г. Берг–коллегия отправляет Волкова из Уктусского завода вторично в Сибирь, но уже в сопровождении бергауэра Бривцына и жителя Уктусского завода Петрова. Поездка оказалась неудачной, за ней последовала еще одна, и тоже – без успеха. Но о ней, однако, как бы «для смягчения впечатления» Бривцын и Петров расплывчато сообщают, что на реке Томи и в других местах Томского и Кузнецком уезде встречаются «рудные признаки». Из этих донесений особое внимание привлекает следующее место: «Волков заявлял по Томи в 7 верстах от Верхотомского острогу Горелую гору 20 сажен высотою». Шемелев делает ссылку: эти данные он почерпнул из статьи М.Я. Нестеровского в «Горном Журнале» за 1915 г. Как следует из показаний ряда более поздних исследователей, Волков, по мнению Шемелева, встретился с каменноугольным пожаром. Сущность явления он не понимал, но, как наблюдательный человек, не мог не отметить его особо в своих заявках.

Свое заявление  о «Горелой горе» Волков передал  горному начальству, а то, в свою очередь, в 1722 году отправило по инстанциям, и именно в нем содержится одно из первых указаний на наличие каменного  угля не только в нашем крае, но, по мнению Шемелева, пожалуй, в России вообще, «так как первые сведения о  донбасском каменном угле относятся  также к 1722 году…

Верхотомский  острог, основанный в 1657 году как промежуточный  военный пункт между Томским  и Кузнецким острогами, ныне село Кемеровского района, находится в  ближайшем соседстве с кемеровским  рудником, километрах в 10 он него. Расстояние в верстах Волков определил лишь приблизительно, но в его время в версте считалось не 500, а 1000 сажен. И значит Волков наблюдал каменноугольный пожар как раз в районе теперешнего Кемеровского рудника, где имеются открытые поверхностные выходы каменного угля».

Что касается названия деревни Кемерова, то упоминание о ней мы находим в 1734 г. в дорожном журнале участника академического отряда Второй Камчатской экспедиции Степана Петровича Крашенинникова, который писал: «2 октября проехали мимо Щербаковой, Багровой, Щеглоковой (Щегловой) деревень мимо Красного камня… Длиною семь камень на одну версту. На конце его стоит Кемерова деревня… Кучуковы юрты на левой стороне от Кемеровой в двух верстах. В них живут крещены татары» (И.А. Балибалов. Указ. соч., с. 157). Следующее упоминание о деревне Кемеровой, по сведениям Балибалова, относится к 1781 г., когда крестьянин Новиков заявил о находке железных руд близ деревень Темеровой (Кемеровой) и Мозжухиной.

Но – вернемся к судьбе Михайлы Волкова. Итак, первое известие о местном каменном угле насчитывает более чем 275–летнюю  давность. Но странно, – по сведениям  Шемелева, это явление было не только не понято, но на него вообще не обратили никакого внимания. Бергауэр Бривцын, который зафиксировал сообщение Волкова о «Горелой горе», лишь номинально числился специалистом горного дела, поскольку прибыл из Саксонии лишь в роли переводчика при специалистах, приглашенных Петром I. Сам же Волков – опять же по сведениям Шемелева – о своем открытии «Горелой горы» рассказывал скупо. Он даже не явился вместе с Костылевым и Комаром по поводу дознания о неудаче второй поездки на реку Алей. Скорее всего, – опасаясь последствий этой неудачи и натерпевшись страхов в застенках Преображенского сыска, а потом и во время дознания по делу Инютина. У него были все основания возможно незаметнее скрыться, поскольку он, наверное, испытывал большие сомнения, как будет принята его заявка о какой-то «горелой горе» в свете упомянутых неудач. 
Так что при возвращении из поездки в 1722 году Волков по дороге сбежал от своих товарищей, и след его, так же как и след Инютина, затерялся, а потому о дальнейшей его судьбе, по крайней мере во второй половине 30-х гг., ничего не было известно.

Сомнения  Волкова оказались верными. Как  сообщает тот же Вейнмарн, в 1723—25 гг. проверить названные находки  было поручено Виллиму Ивановичу  Геннину, поскольку к нему являлись и «другие ишимские и томские  обыватели с равномерными доносами о найденных ими в Томском и Кузнецком уездах на реках Кие и Алее в разных местах и урочищах рудах». Это сообщение заинтересовало Геннина настолько, что он даже обратился в берг-коллегию с конкретными вопросами: осмотреть ли объявленные находки и, если они окажутся годными для производства, следует ли в тех местах строить плавильные заводы, и если строить — то силами каких людей. И при том Геннин ровно ничего не предпринял для проверки и исследования на месте заявки о «горелой горе», сделанной сбежавшим рудоискателем Волковым.

Рукопись  Шемелева удивительно живо открывает  перед нами загадку, которую задало открытие Михаилы Волкова целому ряду видных ученых первой половины XVIII века. Версия «огнедышащей горы» объяснялась  по-всякому, причем многие преимущественно  склонны были принять это явление  как признак вновь появившегося вулкана в этих краях, тогда как просто горел каменный уголь, и чуть не полвека это явление не переставало считаться сенсацией. По утверждению Шемелева, разгадка была найдена во второй половине XVIII века, но это уже тема для другого рассказа.

Интерес к  горноугольному делу в Кузбассе, в  частности в районе города Кемерово, как сказано, насчитывает более  двух веков и не ослабевает по сей день. А продолжающиеся поиски каждый раз приносят хоть маленькие, но дополнения к уже известному нам о Михаиле Волкове.

Недавно на запрос, сделанный в Российский государственный  архив древних актов, получен  ответ, в котором приводятся более  подробные сведения о том, как  «боярский сын Михайло Волков» (а не казачий сын, как у Шемелева) заявил о своем открытии, а также  и о том, что находка каменного  угля привлекла гораздо более  пристальное внимание берг-коллегии, чем можно прочесть в названной  рукописи. Так, в журнале берг-советника Я. Михайлиса за февраль 1722 г. четко отражен факт обнаружения каменного угля в нашем крае: «В 10 февраля 1722 г. …спрашиваны два человека… и скаски их записываны… Привезенные их пробы являли хорошую железную руду и каменный уголь, которые в аршин величиной, ломать можно…» Далее в архивном документе приводятся, но более пространно, уже известные данные, дословно цитируя древние акты, в том числе и касающиеся дела Инютина. Мы читаем также и дословное (отнюдь не «скупое», как у В. Шемелева) донесение Михайлы Волкова: «…да, я же, нижеименованный, знаю в Кузнецком уезде гору, которая ныне горит, а в той горе садится сера горючая многое число…». Сохранилась и резолюция берг-коллегии на это доношение , поскольку последнея отнеслась, как оказалось, к открытию отнюдь не безразлично: «против доношения Михайлы Волкова о рудах конечно велеть исследовать и разыскать и ежели явится руда доброй, доносителя против привилегии наградить…».

Но ничего, что бы добавило живые штрихи к  психологическому портрету Михайлы  Волкова в новом и очень  важном документе, не содержится.

У нас же было большое желание привлечь внимание к Михайле Волкову не как к  рудознатцу и первооткрывателю каменного  угля, и именно на месте кемеровского рудника, а к тому, что Волков был  фигурой достаточно приметной и  психологически сложной. Его вполне можно считать одним из тех  «авантюристов», в прямом и лучшем смысле этого слова, которое в  своих первоистоках означало «человек, отважившийся продвинуться вперед». Методы, которыми он пользовался, были, соответственно своему времени, возможно, не вовсе  разборчивы. Но это тоже была примета  века осьмнадцатого, когда цель оправдывала  примененные средства. Такой новый  аспект этой примечательной для нашего края фигуры мы нашли именно в рукописи Шемелева, который скупыми средствами сумел обрисовать своеобразный портрет  Волкова, что в нашем сознании давно застыл как «канонизированный» образ рудознатца. Мы оттого и обратились к этой рукописи, поскольку она  «забронзовевшую» фигуру сумела провести через более чем два столетия в наше время и сделать близкой для нашего сегодняшнего восприятия.

Источник: КОНБ им. В.Д. Фёдорова

На кемеровской  площади, носящей имя Михайлы  Волкова, состоялся торжественный  митинг, посвященный открытию памятника  первооткрывателю кузбасского угля. Памятник создан кемеровским скульптором  Григорием Барановым. Михайло Волков по праву считается первооткрывателем  угля в Кузбассе. 
Достоверных сведений о нем сохранилось очень немного. В документах берг-коллегии он назван крепостным крестьянином помещицы Рязанского уезда Селивановой. В рукописи Ганса Веймарна, командовавшего пограничными войсками южной Сибири, Волков представлен как казачий сын из Тобольска. В феврале 1722 года М. Волков сделал заявку на железную руду, найденную им в Томском уезде, и уголь, обнаруженный им в "горе горелой" в семи верстах от Верхотомского острога, на территории современного Кемерова, где и сейчас видны выходы угольных пластов в обрыве правого берега реки Томи. Получив образцы каменного угля, в берг-коллегии постановили послать на место запрос о способах доставки угля к заводам и рудникам: "…в том реестре нумера первого показан уголь каменный из Томска доносителя Михайлы Волкова, и о оном угле осведомить - не возможно ль оттуда водяным путем к заводам или рудникам каким промыслам возить и о том рапортовать". Открытие Волкова имело выдающееся значение для будущего развития Кузнецкой земли. Кузбассовцы помнят и чтут М. Волкова. Его именем также названы один из угольных пластов кемеровского рудника, улица Рудничного района. В память Михайла Волкова воздвигнут обелиск на речном мысу над Томью близ места, где некогда Михайла Волков обнаружил выход угольного пласта в береговом обрыве. 28 мая 2004 года Кемеровским городским Советом народных депутатов принято Постановление N 181 "Об эмблеме города Кемерово", которая представляет собой изображение памятника Михайле Волкову. Памятник находится на фрагменте постамента, стилизованного под скалу. Памятник изображен на фоне треугольника, символизирующего угольный террикон. Треугольник выполнен в двух цветах - черном (нижняя левая часть треугольника) и зеленом. Надпись "КЕМЕРОВО" расположена по диагонали с левой стороны треугольника. На черной части треугольника указан год основания города - цифра "1918".

1. Винчина, Л. Н.  История одного памятника // Красная  Горка. - Вып. 5 : Монумент шахтерам . - 2004. - С.114-116: фото.  
2. Михаиле Волкову от кемеровчан // Комсомолец Кузбасса. – 1968. – 21 авг. (№101). 
3. Усков И.Ю. Рудознатец Михайла Волков // Красная Горка. – Вып. 2: Окно в Нидерланды. - Кемерово, 2001. - С. 84-91.