Вернувшись  из России в Париж, Наполеон быстро создал новую армию и начал  вновь военные операции в Европе. Александр I решил продолжать войну  для освобождения Европы от власти Наполеона. Увлекаясь мистицизмом, Александр считал, что на него возложена  эта "священная миссия". Русские  армии стали продвигаться в Германию. Пруссия сразу присоединилась к  России. Затем к коалиции присоединились Австрия, Англия и Швеция. После ряда сражений война закончилась кровопролитной "битвой народов" у Лейпцига в  Саксонии. Главная тяжесть легла  на русских, потерявших в этой битве 22 тысячи убитыми. Наполеон потерпел полное поражение.

II период правления (1812-1825)

Священный союз

После низвержения Наполеона и восстановления всеевропейского мира в среде держав, считавших себя вполне удовлетворенными распределением «вознаграждений» на венском конгрессе, возникло и укрепилось стремление к сохранению установленного международного порядка, причем средством для этого представлялся постоянный Союз государей и периодический созыв конгрессов. Но так как этому порядку могли грозить национальные и революционные движения в среде народов, добивающихся новых более свободных форм политического существования, то такое стремление быстро получило реакционный характер.

Лозунгом Союза, получившего название «Союза священного», был легитимизм.

Инициатором его  явился император Александр I, хотя он при составлении акта священного Союза ещё считал возможным покровительствовать либерализму и даровать конституцию Царству Польскому. Мысль о Союзе зародилась у него, с одной стороны, под влиянием идеи — стать миротворцем Европы путем создания такого Союза, который устранил бы даже возможность военных столкновений между государствами, а с другой — под влиянием мистического настроения, овладевшего им. Последним объясняется и странность самой редакции союзного договора, не похожего ни по форме своей, ни по содержанию на международные трактаты, что заставляло многих специалистов международного права видеть в нем лишь простую декларацию подписавших его монархов.

«Во имя Пресвятой  и Нераздельной Троицы, — гласил документ, — Их Величества…, восчувствовав внутреннее убеждение в том, сколь необходимо предлежащий державам образ взаимных отношений подчинить высоким истинам, внушаемым законом Бога Спасителя, объявляют торжественно, что предмет настоящего акта есть открыть перед лицом вселенные их непоколебимую решимость… руководствоваться… заповедями сея святые веры, заповедями любви, правды и мира… На сем основании… I. соответственно словам священных писаний, повелевающих всем людям быть братьями, договаривающиеся монархи пребудут соединены узами действительного и неразрывного братства и, почитая себя как бы единоземцами, они во всяком случае и во всяком месте станут подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь; в отношении же к подданным и войскам своим они, как отцы семейств, будут управлять ими в том же духе братства… II. Единое преобладающее правило да будет…: приносить друг другу услуги, оказывать взаимное доброжелательство и любовь, почитать всем себя как бы членами единого народа христианского, поелику союзные государи почитают себя аки поставленными от Провидения для управления единого семейства отраслями… исповедуя таким образом, что Самодержец народа христианского… не иной подлинно есть, как Тот, кому собственно принадлежит держава, поелику в нем едином обретаются сокровища любви, ведения и премудрости бесконечные…».

Подписанный 14 сентября 1815 г. тремя монархами — австрийским, прусским и русским, он вначале в двух первых не вызывал ничего, кроме неприязненного к себе отношения.

По словам Меттерниха, также вначале подозрительно отнесшегося к священному Союза, эта «затея», долженствовавшая «даже по мысли своего виновника быть лишь простой моральной манифестацией, в глазах других двух государей, давших свои подписи, не имела и такого значения»: впоследствии «одни партии, враждебные государям, лишь и ссылались на этот акт, пользуясь им, как оружием, для того, чтобы набросить тень подозрения и клеветы на самые чистые намерения своих противников».

Тот же Меттерних  уверяет в своих мемуарах, что «священный Союз вовсе не был основан для того, чтобы ограничивать права народов и благоприятствовать абсолютизму и тирании в каком бы то ни было виде. Этот С. был единственно выражением мистических стремлений императора Александра и приложением к политике принципов христианства. Мысль о священном С. возникла из смеси либеральных идей, религиозных и политических». Впоследствии, однако, Меттерних изменил свое мнение о «пустом и трескучем документе» и очень искусно пользовался священным Союзом для своих реакционных целей.

Содержание этого  акта было в высшей степени неопределенно  и растяжимо и практические выводы из него можно было делать самые  разнообразные, общий же дух его  не противоречил, а скорее благоприятствовал  реакционному настроению тогдашних  правительств. Не говоря уже о смешении идей, относящихся к совершенно различным  категориям, в нем религия и моральсовершенно вытесняют право и политику из бесспорно принадлежащих этим последним областей. Построенный на легитимном начале божественного происхождения монархической власти, он устанавливает патриархальность отношений между государями и народами, причем на первых возлагается обязанность управлять в духе «любви, правды и мира», а вторые должны лишь повиноваться: о правах народа по отношению к власти документ совсем не упоминает.

Наконец, обязывая государей всегда «подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь», акт ничего не говорит, в каких именно случаях и в какой форме должно осуществляться это обязательство, что давало возможность толкования его в том смысле, что помощь обязательна во всех тех случаях, когда подданные будут выказывать неповиновение своим «законным» государям. Это последнее именно и случилось. Сам виновник его, Александр I, именно так и начал смотреть на священный Союз: «Я, — сказал он на Веронском конгрессе французскому уполномоченному по поводу греческого восстания, — покидаю дело Греции потому, что усмотрел в войне греков революционный признак времени. Что бы ни делали для того, чтобы стеснить священный С. в его деятельности и заподозрить его цели, я от него не отступлюсь. У каждого есть право на самозащиту, и это право должны иметь также и монархи против тайных обществ; я должен защищать религию, мораль и справедливость». При таком взгляде на борьбу христиан-греков с мусульманами-турками, как на бунт мятежных подданных, исчезал самый христианский характер священного С. и имелось в виду лишь подавление революции, каково бы ни было ее происхождение. Все это и объясняет успех священного С.: скоро к нему присоединились и все другие европейские государи и правительства, не исключая и Швейцарии с немецкими вольными городами; не подписались под ним только английский принц-регент и папа, что не мешало им в своей политике руководствоваться теми же принципами; турецкий султан не был принят в члены С., как государь нехристианский.

Знаменуя собой  характер эпохи, священный С. являлся  главным органом общеевропейской  реакции против либеральных стремлений. Практическое значение его выразилось в постановлениях целого ряда конгрессов (Аахенского, троппаусского, лайбахского и веронского), на которых вполне выработался принцип вмешательства во внутренние дела других государств с целью насильственного подавления всех национальных и революционных движений и поддержания существующего строя с его абсолютистскими и клерикально-аристократическими тенденциями.

Но уже к  концу двадцатых годов священный  С. начал разлагаться, на что повлияло, с одной стороны, отступление  от принципов этого С. со стороны  Англии, интересы которой в это  время весьма сильно противоречили  политике священного С. как в деле распри испанско-американских колоний  с их метрополией, так и в отношении  к все еще продолжавшемуся  греческому восстанию, с другой —  высвобождение преемника Александра I из-под влияния Меттерниха и  разъединение интересов России и  Австрии по отношению к Турции.

Низвержение легитимной монархии во Франции в 1830 г. и взрыв революций в Бельгии и Варшаве заставили Австрию, Россию и Пруссию вернуться к традициям священного С., что выразилось, между прочим, в решениях, принятых на мюнхенгрецском съезде русского и австрийского императоров и прусского наследного принца (1833 г.); но тем не менее успехи июльской и бельгийской революций нанесли сильный удар принципам священного С., тем более, что две другие великие державы, Англия и Франция, раньше вполне примыкавшие к этим принципам в сфере международных отношений (да и внутренних), теперь держались иной политики, более благоприятной либерализму, — политики невмешательства 
 
 

Послевоенные  реформы

   Укрепив в результате победы над французами свой авторитет, Александр и во внутренней политике послевоенного времени  предпринял очередную серию реформаторских попыток. Александр I,   -   как     свидетельствует       его      современник  князь П.А. Вяземский, - "в последнее десятилетие уже не был и не мог быть Александром прежних годов. Он прошел школу событий и тяжелых испытаний. Либеральные помыслы его и молодые сочувствия болезненно были затронуты грубой действительностью.

   Революционное движение заграницей, домашний бунт, неурядицы, догадки, и более чем догадки, что и в России замышлялось  что-то недоброе - все эти признаки, болезненные симптомы, совокупившиеся в одно целое, не могли не отразиться сильно на впечатлительном уме Александра. В Александре уже не могло быть прежней бодрости и самонадеянности, он вынужден был сознаться, что доброе не легко совершатся, что в самих  людях часто встречается какое-то необдуманное, тупое противодействие, парализующее лучшие помыслы, лучшие заботы о пользе и благоденствии их".

   Увлечение Александром I Священным Союзом привело  к тому, что на известный период он стал больше интересоваться делами Европы, чем внутренними делами России.

   Приняв  польскую корону, Александр I всячески доказывал свое благоволение полякам. Польским генералам, служившим в  Наполеоновской армии, оказывалось  больше уважения, чем находившимся в Варшаве русским.

   Русским офицерам и русским дворянам не могло  нравиться, что Александр I, как Польский король, дал полякам больше свободы, чем как русский царь - русским.

   Пристрастие Александра I к европейской культуре нашло свое выражение и в его  отношении к армии. Принципы русского самобытного военного искусства, гениально  изложенные Суворовым в его "Науке  побеждать", не были положены Александром I ни до Отечественной войны, ни после  нее, в основу воспитания армии. У  Александра I, еще более чем у  его отца, выявляется привязанность  к прусской муштровке.

   Александру I, европейцу по своим взглядам, прусская муштра оказалась ближе, чем Суворовская  система воспитания солдат.

   Копирование пруссачины сказывалось в области  не только строевой, но и в научной. В этом отношении царствование Императора Александра I - после некоторых начальных  колебаний - явилось продолжением «Павловской эпохи»⁴.

   В 1815 году в Париже совершилось, незначительное на первый взгляд, событие, которое  имело для русской армии самые  печальные последствия и определившее на сорок лет весь уклад ее жизни, как-то, проезжая Елисейскими полями, Александр увидел фельдмаршала Веллингтона, лично производившего учение двенадцати новобранцев. Это явилось как  бы откровением для Государя: "Веллингтон открыл мне глаза, - сказал он, - в  мирное время необходимо заниматься мелочами службы", и с этого  дня началось сорокалетнее увлечение "мелочами службы", доведшее Россию до Севастополя.

   "Ныне  завелась такая во фронте танцевальная  наука, - писал Цесаревич Константин  Павлович, - что и толку не дашь. Я более 20 лет служу и могу  правду сказать, даже во времена  покойного Государя был из  первых офицеров во фронте, а  ныне так перемудрили, что не  найдешься".

   "Увлечение  муштровкой имело очень тяжелые  последствия: в русской армии  начинаются массовые самоубийства  и массовое дезертирство".

   Солдаты бежали в Галицию, в Буковину, в  Молдавию, в Турцию, в Персию. Из победителей  Наполеона Персидский Шах сформировал  целый гвардейский батальон.

   Офицеры стали уходить в отставку. Вводимая Александром I европейская танцевальная наука вызвала сильное недовольство среди офицеров. Восхищение Александром  сменяется враждой к нему. Среди  офицеров возникают тайные политические общества, ставящие целью изменение  политического строя в России. В роли застрельщиков, сначала оппозиционных, а затем революционного движения, среди офицеров выступают опять  масоны.

   В мае 1815г. Александр объявил о даровании  конституции Царству Польскому, предусматривавшей создание двухпалатного  сейма, системы местного самоуправления и свободу печати. В 1817-1818гг. ряд  близких к императору людей (в  том числе А.А Аракчеев) занимались по его приказу разработкой проектов поэтапной ликвидации крепостного  права в России. В 1818г. Александр  дал задание Н. Н. Новосильцеву подготовить  проект конституции для России. Проект «Государственной уставной грамоты  Российской империи», предусматривавший  федеративное устройство страны, был  готов к концу 1820г. и одобрен  императором, но его введение было отложено на неопределенный срок. Своему ближайшему окружению царь жаловался, что не имеет помощников и не может найти  подходящих людей на губернаторские должности. Прежние идеалы все более  казались Александру лишь бесплодными  романтическими мечтами и иллюзиями, оторванными от реальной политической практики. Отрезвляющее воздействие  оказало на Александра известие о  восстании Семеновского полка (1820г.), воспринятое им как угроза революционного взрыва в России, для предотвращения которого необходимо было принять жесткие  меры. Тем не менее, мечты о реформах не покидали императора вплоть до 1822-1823гг. 

   Военные поселения 

   Идея  создания военных поселений в  России возникла у Александра I после  чтения книги одного французского генерала, Аракчеев же непосредственно руководил  их созданием.