Александр Ярославич Невский

     Принципиальным  новшеством в «Истории» Карамзина  стало включение в рассмотрение истории читателя, который мог  и должен был идентифицировать себя через описанные события с сообществом, воображаемым как исторический континуум.

     Второй  отличительной чертой описания Александра Невского у Карамзина является трансформация  святого в героя. «То, что для  христиан святые, для народа есть его  герои» − так можно было бы перефразировать приведенную выше цитату, чтобы описать трансформацию Александра Невского в «Истории государства Российского». Высшая цель героев в национальную эпоху не христоподобная жизнь, а преданность отечеству. Они не мученики за веру в Бога, а мученики за славу нации.

     Представления Костомарова об истории находились во власти национальных образцов. С  его точки зрения, «носителями  истории» были не выдающиеся личности, а «народы» и «племена». Столкновения XIII в. были для него результатом конфликтов между различными «племенами» или союзами «племен». Костомаров делал вывод, что Русь в это время на северо-западе столкнулась с немецким племенем», а на востоке противостояла наступлению «татарских племен». Хотя «немецкое племя» и боролось под «знаменами западного католицизма», однако «уже с IX века в истории открывается непрерывное многовековое преследование славянских племен».³⁴ Для Костомарова:

     вражда  немецкого племени с славянским принадлежит к таким всемирным  историческим явлениям, которых начало недоступно исследованию, потому что оно скрывается во мраке доисторических времен.³⁵

     По  Костомарову,

     властолюбивые немцы «порабощали славян, теснили  их к востоку и сами двигались  за ними, порабощая их снова. Пространный  прибалтийский край, некогда населенный многочисленными славянскими племенами, подпал насильственному немецкому игу для того, чтобы потерять до последних следов свою народность.³⁶

     Представление о противоречиях «между миролюбивыми славянами-земледельцами и воинственными  захватчиками-германцами» восходит к И.Г.Гердеру. В середине XIX века благодаря этой теории появились политические термины «извечная германо-славянская вражда» и «немецкий натиск на Восток». Оба термина имели очень негативную окраску и наложили тяжелый отпечаток на отношения Германии с ее восточными соседями вплоть до конца XX века. Интерпретация Костомаровым конфликта между Новгородом и Тевтонским орденом в XIII в. находится в русле этой схемы и как нельзя лучше всего подходит под феномен Ледового побоища как извечной борьбой немцев и славян. И книги и выступления Костомарова повлияли на общественное сознание Российского общества не меньше чем государственный культ. Это было простое объяснение известного факта, а, как известно если теория проста, то она быстрей находит себе сторонников.

     В России XIX в. наблюдался рост печатной продукции, хотя не столь стремительный, как в Западной Европе. Следствием развития школьного образования стало постепенное формирование прослойки грамотных людей. Численному росту и социальной дифференциации читающей публики способствовало и возникновение новых типов текстов. Если газеты и журналы более обращались к читателям с образованием выше начальной школы, издатели дешевой народной литературы рассчитывали и на интерес купечества, мешан и крестьян, имевших лишь начальное школьное образование.

     Новым ярким элементом описания врага  становится рассказ о том, как  шведы в 1240 году действовали по указанию папы Григория IX, издавшего буллу о крестовом походе Петрушевский, например, полагает, что «Папа Римский… приказывал русских поворачивать в латинство».³⁷ Такая интерпретация Невской битвы еще отсутствует в «Истории государства Российского» Карамзина. Первым историком, выдвинувшим эту теорию, был, очевидно, Сергей Михайлович Соловьев. Он утверждал, что шведский ярл «Биргер, побуждаемый папскими посланиями, предпринял крестовый поход против Руси».³⁸

     Автор небольшой брошюры о герое, вышедшей в 1905 году, впервые называет Александра «князем-воином».³⁹ Сдержанное высказывание Карамзина о том, что Александр был талантливым полководцем, благодарно подхваченное авторами национального диалога, оказывается центральным аспектом образа Александра. В журнале «Нива» Александр назван «счастливым полководцем».⁴⁰ Холодный прославляет его как «опытного вождя»⁴¹, Козлов отмечает, что «Александр был одарен… военным талантом»,⁴² а В.Ю. Александр говорит, что Невский «был… искусным и хитрым военачальником»⁴³. «Открытие» военных способностей Александра в национальном диалоге идет рука об руку с ростом значения выигранных им битв. В 1892 году впервые в долгой истории памяти о нем вышло в свет две работы, которые, по крайней мере, согласно названиям, были посвящены битвам 1240 и 1242 годов.⁴⁴ В год, когда отмечалось 650-летие Ледового побоища, победа на льду Чудского озера определенно была оценена выше, чем сражение 1240 года, почти два столетия считавшееся важнейшим военным достижением Александра. Однако это событие в национальном утверждении, − если не считать мнения Костомарова в его эссе о Невском − интерпретировалось еще не как «русско-немецкое» противостояние, но как борьба между католическим рыцарским орденом из Лифляндии и православной Русью. Однозначная «милитаризация» мнения об Александре Невском произошла только в XX веке.

     После восстания декабристов 1825 года и Ноябрьского польского восстания 1830 года идеологи Российской империи вынуждены были реагировать на призрак модерного национального мышления в Европе. Министр народного просвещения Сергей Семенович Уваров (1833−1849), в 1833 году провозгласивший термин «народность» наряду с «православием» и «самодержавием» идеологическими столпами империи, привил тем самым к имперской идеологии один из центральных терминов национального образа.

     Уваров  полагал, что особый характер России отражается в триаде «православие −  самодержавие − народность», в духе которой следует воспитывать лояльных подданных.⁴⁵ Несмотря на то, что понятие «народность» оставалось чрезвычайно нечетким, можно предположить, что Уваров имел в виду не «народность» полиэтнического сообщества граждан, а «сущность» (велико) русского народа. Подобно Карамзину, Уваров понимал Российскую империю как государство национального типа и заложил своей триадой идеологические основания русского «имперского национализма». «Фольклоризация», или национализация, имперской идеологии была призвана привлечь к государству национально мыслящую общественность России.

     Неудивительно, что подобную идеологию можно  обнаружить в учебниках истории, призванных служить распространению  этого «радушного уважения к отечественному»  в школах Российской империи.

     «Русская  история» Устрялова, победившего в  организованном Уваровым конкурсе, была признана в 1840 году официальным учебником по русской истории. Эта книга отмечает в русской историографии поворот от «российской» к «русской» истории.

     Рассматривая  образ Александра Невского в российских учебниках для государственных школ, можно выделить три важных аспекта. Во-первых, Александр Невский не принадлежит к первому рангу героев русской истории. Его личность не получает здесь такого внимания, как другие исторические фигуры. Во-вторых, наиболее достойными памяти, по этим учебникам, оказываются не военные подвиги Александра в борьбе со Швецией или орденом, а его искусная и ловкая монгольская политика. В-третьих, как и в национальном утверждении, нападения Тевтонского ордена и в еще большей степени диверсия шведов трактуются как агрессия католической церкви против православных русских.

     Александр, ставший в XX в. одной из центральных фигур советского патриотического пантеона, в первом томе «Русской истории» Устрялова, где периоду от основания Руси до Петра Великого отведено около 450 страниц, удостаивается всего лишь тридцати строк.⁴⁶ Соловьев в своем учебнике по русской истории превозносит исторические заслуги − подвиги − Александра. По Соловьеву, благодаря этим подвигам Александр Невский обеспечил себе выдающееся место в русской истории между правлениями Владимира Мономаха и Дмитрия Донского. Резервируя за Невским такую позицию, Соловьев косвенно дает понять, что Александр занимал столь важное место только лишь в те 125 лет (примерно с 1125 по 1350 г.) между правлениями двух этих князей, но не во всей русской истории.⁴⁷ Только в учебниках Мостовского (1905), Ефименко (1912) и Скворцова (1913) Александру уделяется больше внимания, на что указывает и наличие в учебниках иллюстраций к его жизнеописанию.⁴⁸

     В журнале «Нива» в 1870 году также можно прочесть сетования на то, что теперь «мало кто знает, какую огромную службу сослужил нашему государству этот князь».⁴⁹ Очевидно, подчиненное значение Александра Невского в национально-патриотическом пантеоне XIX в. сказалось и в том, что его изображения отсутствуют в различных исторических иллюстрированных сериях, предназначенных на рубеже XIX−XX вв. для «наглядного обучения» населения и употребления в школах, конторах и частных домах.

     Большинство авторов школьных учебников XIX в. посвящает описанию побед Александра над шведами, Тевтонским орденом и Литвой намного меньше места, чем его «славной» монгольской политике. Устрялов, например, сводит военные успехи новгородского князя в одно предложение.⁵⁰ Во всех учебниках победы Александра над Швецией и Тевтонским орденом представлены не как триумф славян над германцами, но как победа православия над католицизмом. В этих текстах еще невозможно выявить последовательно проведенное терминологическое уравнивание понятий «Ливонский орден», «ливонцы», «немцы ливонские» и пр. с понятием «немцы». Замечательно, что во всех учебниках, изданных во второй половине века, т.е. после публикации «Истории России с древнейших времен» Соловьева и его «Учебника русской истории», папе отводится роль инициатора нападения на Русь Швеции и Тевтонского ордена. Так. Например, Рождественский замечает, что «папы, при каждом удобном случае, пытались подчинить своей власти русскую церковь».⁵¹ За нападением 1240 году стояла Римская курия: «…пользуясь слабостью Руси, папа приказал шведам предпринять крестовый поход против русских», «для обращения их в католицизм». После военного поражения курия сменила политику и пыталась привлечь Александра в римско-католическую веру убеждением:

     Папа  Римский, видя невозможность силою  обратить русских в католичество, пробовал действовать на Александра убеждением и обещаниями разных выгод, если он согласится на подчинение русской  церкви Риму, но получил решительный  отказ.⁵²

     Готовность  всех авторов учебников присоединиться к теории Соловьева о папском заговоре против Руси в XIII в. говорит о том, что антикатолические настроения в русском обществе после Польского восстания 1863 года отразились не только в национальном образе, но и в государственных учебниках.

     Существенное  отличие образа Александра Невского в текстах церковного образа от его прочтения в национально-имперском образе состояло в самом упоминании о его статусе святого и о его чудотворствах.

     В церковном прочтении образ врага католицизма заслонял собой образ «азиатских варваров». Благодаря уступчивой монгольской политике Александра

     у русских остались своя вера, свои законы, свой язык, своя народность, свое правительство. Россия впоследствии окрепнет, откажется  платить дань Орде и все древнее  русское окажется у нее в неприкосновенной целости.⁵³

     Александр Невский в 1240 и 1242 гг. смог предотвратить  «движение западного латино-германского  мира на православно-русский восток».⁵⁴ Папы, «конечно, очень желали подчинить себе и могучий, выдвигавшийся на историческую сцену многочисленный русский народ».⁵⁵ От того папа Григорий IX в специальной булле призвал шведов к крестовому походу против «схизматиков» (Филарет). «В провождении честных бискупов и множества духовенства с крестом вместо знамени и пением свящ. гимнов», шведы напали на «русский народ». С «небесной помощью» Бориса и Глеба Александр, однако, отразил атаку «крестоносного флота». Россия выполнила свое предназначение:

     К тому времени уже вполне определилось мировое положение России как  страны, которой предназначено было остаться навсегда могучей хранительницей православия от все усиливавшихся посягательств римских пап подчинить весь христианских мир своей незаконной власти.⁵⁶

     В церковно-сакральном смысле Ледовое побоище во второй половине XIX в.по прежнему было антикатолическим и антизападным символом.

     Россия  не была готова к Первой мировой  войне в отношении символической  интеграции населения. Отсутствовала  система национальных фигур идентификации, принятая всеми слоями населения. И  Александр Невский, мобилизованный «военной пропагандой» для повышения патриотического сознания, вероятно, не слишком мог способствовать усилению идентификации населения с империей.

     Даже  официально санкционированный школьный учебник по истории Ефименко, изданный в 1912 году, хотя и подхватывает лозунг «славяно-германской войны», введенный в спор об Александре Невском Костомаровым, однако объединяет его с общей темой «натиска на Восток» как рыцарей Тевтонского ордена, так и шведов. В этом учебнике более важными все еще считаются заслуги Александра, связанные с монголами, а его подвиг в Невской битве оказывается равным победе на льду Чудского озера. Кроме того, противники в последней битве не вполне последовательно называются то «немцами», то «меченосцами» или «рыцарями».⁵⁷ Только военное противостояние между Российской империей и Германским рейхом в 1914 г. превратило Александра Невского в антинемецкий символ. Россия не была подготовлена к войне ни в военном, ни в экономическом отношении. Неподготовленность сказалась и в недостатке или слабости национальных символов идентификации. После поражений 1914 г. рассеялось первое патриотическое воодушевление населения и стало очевидно, что солдаты императора, имевшие представлении о том, против кого ведется война, не знали, за кого они воюют. Вряд ли лубок с портретом Александра Невского, использовавшийся в 1914 году для пропагандистских целей, мог внести позитивный вклад в укрепление боевого духа российских солдат.⁵⁸ Лубок, созданный на основе портрета князя в «Титулярнике» XVII в., изображает старика с усталым, почти разочарованным выражением лица, с обрамленной нимбом склоненной головой. Подпись гласит «Св. Александр Невский в 1242 году победил немцев на льду Чудского озера». На этом примере можно видеть, как Александр Невский стал инструментом российской антинемецкой пропаганды в период Первой мировой войны и однозначно кодировался как антинемецкий символ.