Аграрные преобразования России 1917-1921

На II Всероссийском  съезде пролеткультов 18 ноября 1921 г. Покровский сказал весьма примечательные слова: «В Российской революции никто ничего не поймет, пока твердо не усвоит, что у нас происходят две революции, а не одна: одна революция — мировая, часть мировой пролетарской революции, которая теснейшим образом связана с интернациональным пролетарским движением, от него не может быть отделена, дышит его идеологией... Словом, это та революция, которая ведет свое начало от Маркса». Другую, крестьянскую революцию, утверждая, что она тянется с конца XVIII в., что в течение 150 лет крестьянин боролся за право свободно распоряжаться прибавочным продуктом своего труда, Покровский объявлял «родней не Карла Маркса, а Пугачева». Концепция Покровского не только определяла суть крестьянской борьбы против помещиков, но и давала ключ к объяснению многочисленных крестьянских восстаний 1918—1921 гг., которые историки традиционно относили к кулацким мятежам. С разгромом, так называемой школы Покровского данная концепция была отвергнута.

Таким образом, в области земельных отношений  особенно на национальных окраинах были заложены лишь неплохие предпосылки  для решения аграрного вопроса, причем именно в плоскости буржуазно-демократических преобразований. Революция прошла этап разрушительной работы, мало еще что сделав в плане созидательном.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2. Практика регулирования  аграрными преобразованиями и  сельским хозяйством в России  в 1917-1921 г.г.

2.1. Распределение земли  в 1918 г.

 

Требования  крестьянских наказов стали осуществляться до принятия 26 октября 1917 г. ленинского декрета "О земле", включавшего  в себя соответствующий раздел сводного наказа. И без этого декрета  к весне 1918 г. они были бы реализованы крестьянской резолюцией по всей России, но с более ожесточенной и разрушительной борьбой в самой деревне. Декрет "О земле" и принятый на его основе в феврале 1918 г. закон "О социализации Земли" снимали накал стихийной борьбы и вносили определенный порядок в практику конфискации и распределения помещичьих, а вслед затем и перераспределения всех сельскохозяйственных земель, включая крестьянские. Однако узаконение конфискации и перераспределения помещичьих земель не смогло остановить разгромы усадеб, растаскивания имущества, причем не только производственного [2, c. 182].

27 января (9 февраля) 1918 г. – была отменена всякая  собственность на землю, недра,  воды, леса и живые силы природы  в пределах Российской Федеративной  Советской Республики. Земля без всякого (явного или скрытого) выкупа перешла в пользование всего трудового народа. Правом пользования землей наделялись лишь те, кто обрабатывает, ее собственным трудом, кроме случаев, особо предусмотренных законом. Распоряжение недрами земли, лесами, водами и живыми силами природы предоставлялось, в зависимости от их значения, уездной, губернской, областной и федеральной Советской власти, под контролем последней. Весь частновладельческий живой и мертвый сельскохозяйственный инвентарь перешёл без всякого выкупа из нетрудовых хозяйств в распоряжение трудовых, в зависимости от их значения, земельных отделов: уездного, губернского, областного и федерального Советов. Распределение земли между трудящимися производилось на уравнительно-трудовых началах так, чтобы потребительнотрудовая норма, применяясь в данном районе к исторически сложившейся системе землепользования, не превышала трудоспособности наличных сил каждого отдельного хозяйства и, в то же время, давала бы возможность безбедного существования семье землевладельца. Общим и основным источником права на пользование землей сельскохозяйственного значения провозглашался личный труд. Кроме того, предоставлялось органам Советской власти для поднятия сельскохозяйственной культуры (устройства сельскохозяйственных образцовых ферм или опытных и показательных полей) занимать из фонда запасных земель (бывших монастырских, казенных, удельных, кабинетских и помещичьих) определенные участки земли и обрабатывать их трудом, оплачиваемым государством [6, c. 201].

В мае-июне 1918 г. была проведена полная централизация  продовольственного дела с предоставлением  чрезвычайных полномочий Народному  Комиссариату продовольствия; объявлен "крестовый поход" городских  рабочих в деревню для борьбы против сельской буржуазии, помощи бедноте и проведения хлебных заготовок; началось создание комитетов деревенской бедноты в целях ее организации, усиления политической роли (вплоть до подчинения комбедам сельских и волостных Советов) и снабжения продовольствием за счет излишков, изымаемых у других.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.2. Аграрная  революция в России

 

Крестьянская  борьба за землю к 1917 г., как справедливо  отмечал Покровский, насчитывала  более 150 лет. И когда мы говорим  об аграрной революции 1917 г., то имеем в виду, конечно же, заключительную фазу этой борьбы. Однако, получив землю, крестьяне не получили права свободно распоряжаться излишками продукции своего труда. Продразверстка неизбежно ставила крестьянство в оппозицию к государству. Насильственное отчуждение продукта крестьянского труда вступало в противоречие с крестьянскими представлениями о социальной справедливости. Вековая мечта крестьян — быть хозяином на своей земле и свободно распоряжаться продуктами своего труда — не сбывалась. Именно на этой основе крестьяне продолжали борьбу уже с Советской властью.

По данным члена  коллегии ВЧК М. И. Лациса, только за 1918 — первую половину 1919 г. произошло  около 340 восстаний по 20 губерниям Центральной России . Не прекратились восстания и в 1919 году. В апреле на Украине произошло 93 восстания, в июне — 207 и т. д. Начало 1920 г. ознаменовалось крупным восстанием в Поволжье («вилочное восстание»), в Сибири (Колыванское восстание) и др. К концу 1920 г. география и масштабы крестьянских выступлений расширяются. Кроме Украины и Сибири, они вспыхивают на Юго-Востоке, на Тамбовщине и в других регионах. На рубеже 1920—1921 гг. прокатились в разных частях страны грозные крестьянские восстания. Возникает глубокий политический и экономический кризис. Лишь с отменой продразверстки и переходом к продналогу весной 1921 г. крестьянство добивается своего (правда, ненадолго).

Аграрная революция  создала (уже летом 1918 г.) аграрный строй, уникальный по своему содержанию,—  строй мелких и мельчайших товаропроизводителей. Такой феномен оказался возможным в условиях экспроприации буржуазии города, резкого снижения численности сельской буржуазии, сосредоточения власти в руках государства диктатуры пролетариата. Такое могло произойти только в крестьянской стране. Предстояла огромная работа по осуществлению демократических преобразований — того, что было сделано «походя, мимоходом» [7, c. 310]. Перескакивание через целый исторический этап — этап буржуазно-демократического развития — могло обернуться большими неприятностями. Но мы быстро об этом забыли. Движение к социализму продолжали неграмотные массы, ведомые полуграмотными руководителями.

Установление  диктатуры пролетариата в крестьянской стране, а также экономические  трудности и продолжавшаяся война  обусловили особую активность государства, а, следовательно, и правящей партии, в регулировании социально-экономических процессов в деревне, во введении новых аграрных порядков. Низкий уровень культуры крестьян, прежде всего политической, малочисленность или даже полное отсутствие самостоятельных общественно-политических организаций крестьянства, особенно беднейших его слоев и сельскохозяйственного пролетариата, давали возможность партии и государству укрепить свою главенствующую роль в проведении аграрных преобразований. Тому же способствовали и господствовавшие представления о социализме, путях и методах его построения: сравнительно быстрое достижение цели, замена товарно-денежных отношений прямым продуктообменом между городом и деревней, поиски идеальных форм хозяйствования, установление единой государственной формы собственности.

Таким образом, впервые революционные годы складывалась и предопределялась на десятилетия активная роль партии большевиков и государства в формировании аграрных отношений, в выборе путей развития сельского хозяйства и методов строительства социализма в целом. Такая функция партии и государства в условиях столкновения революции с объединенными силами внутренней и внешней (интервенция) контрреволюции была во многом оправдана. Во многом, но не во всем. В самом деле, только при концентрации средств и усилий в единых руках оказалось возможным предоставить крестьянству максимальную помощь в обеспечении орудиями производства, семенами, скотом, которыми располагало государство. Оно предоставляло ряд льгот бедняцким хозяйствам и семьям красноармейцев, стремилось снизить налоговое бремя середняку. Лишь централизованным порядком, по единому плану можно было начать крупномасштабные работы по землеустройству, и их впервые брало на себя государство.

Проведение аграрной реформы на освобожденных от белогвардейцев и интервентов территориях осуществлялось именно сверху, а не явочным революционным порядком, как это было в 1917—1918 годах. Особенно (так сказать, в чистом виде) эта функция государства проявилась несколько позднее — в 20-х годах, при проведении земельно-водных реформ в Средней Азии. Активная роль государства сказалась в регулировании крестьянских хозяйств, что выразилось в борьбе с недосевом, контроле за засевом полей и наказании за нарушение этой обязанности, в поощрении тех или иных форм землепользования. Декрет о земле, а затем и Основной закон о социализации земли предоставляли крестьянину свободу выбора форм хозяйствования — от единоличных до коллективных.

В революционные  годы крестьянство проявило живейшую заинтересованность в поисках новых форм, в попытках самостоятельно освободиться от пут общинного землепользования. Это стремление выразилось в выходах на хутора и отруба, в образовании выселок, маленьких поселков (так называемых пятидворок), в сведении своих наделов в широкие полосы, в образовании коллективных хозяйств. Центральные и местные власти по-разному относились к инициативе крестьян, но, как закономерность, обнаружилось преобладание запретительных мер в отношении хуторов [3, c. 77].

Более всего государственное вмешательство проявилось в установлении обязательного, причем неэквивалентного, внеэкономического отчуждения продукта крестьянского труда (продразверстка), запрещении его продажи (закрытие рынка), в системе трудовых и гужевых повинностей. Эти меры не являлись изобретением большевиков. Еще в годы мировой войны их вводили все воюющие государства, в том числе и Россия, с целью регулирования народнохозяйственных связей. Когда же революционное правительство стало возводить ряд чрезвычайных мер (трудовая повинность, прямой продуктообмен с помощью продразверстки и др.) в методы социалистического строительства, то их утопичность и недемократичность сказались быстро.

В отношениях коллективных хозяйств с государством установилось несоответствие между уровнем производства и характером отчуждения продуктов труда в пользу государства. Во-первых, осуществлялось изъятие по продразверстке всех излишков сверх довольно скудной потребительской нормы (плюс погашение ссуд натурой); во-вторых, отсутствовала какая-либо эквивалентность этого отчуждения, поскольку та финансовая и материально-техническая помощь, которую оказывало государство, не была связана со сдачей излишков и существовала как бы сама по себе, в зависимости от запросов коллективов. Характер такой связи был все время односторонний: либо сдача продуктов, либо получение ссуды без учета объема сданной продукции. Таким образом, несбалансированность между количеством произведенного продукта и его потребностью внутри коллектива, с одной стороны, и отчуждением в пользу государства — с другой, составили тот узел противоречий, который предопределял слабость, неустойчивость коллективов с экономической точки зрения.

Многонациональность России диктовала необходимость  решения аграрного вопроса в  тесной связи с национальными проблемами. Особая гибкость аграрной политики требовалась в казачьих областях, в многонациональном предгорье Кавказа, где в тугой узел переплелись национальные, социальные, сословные, экономические и прочие проблемы; в республиках Средней Азии и Казахстана, где господствовали докапиталистические общественно-экономические уклады, где предопределяло особую последующую эволюцию этих республик, к которым меньше всего подходили общие мерки. Механическое применение общих принципов аграрной политики без учета местной специфики вызывало серьезные осложнения. Необоснованное увлечение строительством совхозов в Туркестане в 1919 г., так же как и на Украине, в Белоруссии и Прибалтике, приводило порой к серьезным и даже непоправимым ошибкам.

На Украине, например, аграрная революция, прерванная в начале 1918 г. немецкой оккупацией, была возобновлена в феврале — марте 1919 года. Однако вместо того чтобы приступить к разделу основной части помещичьих земель среди трудового крестьянства, партийные и советские руководители республики решили начать социалистические преобразования в деревне [5, c. 64]. Этот курс нашел отражение в Инструкции Наркомзема УССР о разделе земель во временное уравнительное пользование от 6 февраля 1919 г., Резолюции III Всеукраинского съезда Советов по земельному вопросу от 9 марта 1919 г., Циркулярном письме Наркомзема УССР об организации коммун от 18 марта 1919 г., Положении БУЦИК о социалистическом землеустройстве и о мерах перехода к социалистическому земледелию от 26 мая 1919 г. и других документах.

В принятой III съездом  КП(б)У (март 1919 г.) резолюции предлагалось использовать конфискованные земли  в первую очередь для организации  социалистического земледелия и  только часть их передать крестьянам. К июню 1919 г. под совхозы на Украине было отведено около трети пахотных земель бывших помещичьих имений, а вместе с колхозами — около половины. Результаты такой политики сказались быстро. Отчужденность и недоверие крестьянских масс к Советской власти способствовали продвижению деникинских войск на Украину.

Сходные ошибки допустили компартии Латвии, Эстонии, Литвы, которые взяли курс на организацию  во всех конфискованных имениях государственных  хозяйств и коммун. Игнорирование  интересов трудового крестьянства, отказ предоставить ему в собственность хотя бы часть конфискованных земель обусловливались главным образом переоценкой степени развития капитализма в Прибалтике. Считалось, что капитализация сельского хозяйства зашла здесь так далеко, что население деревни уже окончательно распалось на буржуазию и пролетариат. К сельскохозяйственному пролетариату стали относить всех безземельных крестьян: испольщиков, мелких арендаторов, ремесленников. В результате Декрет о земле, принятый Временным революционным рабоче-крестьянским правительством Литвы 14 января 1919 г., не предусматривал передачу земли помещичьих имений крестьянам.

Летом 1920 г. в  Первоначальном наброске тезисов по аграрному вопросу (для второго  съезда Коммунистического Интернационала) Ленин объяснил, что «в России, в  силу ее экономической отсталости», преобладал раздел конфискованных пролетариатом у крупных землевладельцев земель «в пользование крестьянства и лишь сравнительно редким исключением было сохранение так называемых «советских хозяйств», которые ведет за свой счет пролетарское государство. Для передовых капиталистических стран Коммунистический Интернационал признает правильным преимущественное сохранение крупных сельскохозяйственных предприятий и ведение их по типу «советских хозяйств» в России». В то же время Ленин отмечал, что было бы величайшей ошибкой преувеличивать или шаблонизировать это правило, отказываясь от «даровой передачи части земель экспроприированных экспроприаторов окрестному мелкому, а иногда и среднему крестьянству».