Россия во время Смуты

Таков был, по преимуществу, характер революционного очага, вскоре сложившегося в Путивле, где он нашел  готовую организацию. Про воеводу  области, князя Григория Петровича  Шаховского, говорили, будто бы он покинул  Кремль в момент смерти Дмитрия, унося  печать царя. На деле он находился уже  там на своем посту сосланный, подобно тому, как Бельский был  сослан в Казань. Он отомстил за опалу, став во главе движения. Сейчас же стало  собираться войско под начальством  вождя, выделявшегося только своим  происхождением: то был бывший крепостной или холоп кн. Телятевского, Иван Исаевич Болотников. Двусмысленная физиономия и исподтишка деятельная ловкая рука его бывшего хозяина замечаются во всех темных интригах того времени; будучи в то время воеводою в Чернигове, Телятевский, несомненно, сам содействовал восстанию. Что касается Болотникова, о его личности уже сложилась легенда: был в плену у татар, работал на галерах Турции, как охотно верили; затем жил в Венеции, откуда через Польшу двинулся на родину. Вернувшись из Польши Болотников объявил, что виделся за границей со спасшимся Димитрием, и что тот поручил ему возглавить восстание. Так или иначе, но Болотников был только крестьянин. Но именно под его предводительством вспыхнуло восстание 1606-1607 г., которое многие историки считают пиком Крестьянской войны начала XVIIв.

В районе города Кромы скопилось  много казаков, поддержавших Лжедмитрия I, освободившего этот край на десять лет от налогов. Став во главе казацких отрядов, Болотников из Кром двинулся на Москву летом 1606 г. Вскоре небольшой  отряд Болотникова превратился в мощное войско, в состав которого вошли крестьяне, жители городов и даже недовольные боярским правительством отряды дворян и казаков во главе с Ляпуновым, Сумбуловым, Пашковым. Воеводы Путивля и Чернигова, связанные с Лжедмитрием I, подчинились «царскому воеводе». Выступая, как воевода царя Дмитрия Ивановича, слух, о спасении которого вновь ожил в годы правления В. Шуйского, И.И. Болотников разбил правительственные войска под Ельцом, овладел Калугой, Тулой, Серпуховом.

Грамоты Болотникова произвели мятеж, охвативший Московскую землю подобно пожару. В Веневе, Туле, Кашире, Алексине, Калуге, Рузе, Можайске, Орле, Дорогобуже, Зубцове, Ржеве, Старице целовали крест Димитрию. Дворяне Ляпуновы подняли именем Димитрия всю Рязанскую землю. Возмутился Владимир со всей землей. Во многих поволжских городах и отдаленной Астрахани провозгласили Димитрия царем. Из крупных городов только Казань, Нижний Новгород, Великий Новгород и Псков сохранили верность московскому царю. А из окраинных городов сильное усердие к Шуйскому показал Смоленск. Жители его не любили поляков и не ждали ничего хорошего от царя, посаженного ими.

Осенью 1606 года Болотников двинулся походом на Москву. Города сдавались  ему один за другим. 2 декабря он был  уже в селе Коломенском. К счастью  для Шуйского, в армии Болотникова произошел раскол. Дворяне и дети боярские, недовольные тем, что холопы и крестьяне хотят быть равными им, не видя при том Димитрия, который мог бы разрешить между ними споры, стали убеждаться, что Болотников их обманывает, и начали отступать от него. Братья Ляпуновы первые подали этому пример, прибыли в Москву и поклонились Шуйскому, хотя терпеть не могли его. Болотников был разбит юным князем Михаилом Васильевичем Скопиным-Шуйскими, ушел в Калугу.

Избавившись от осады, Шуйский  по совету патриарха Гермогена пригласил в Москву бывшего патриарха Иова. Тот приехал в феврале 1607 года, простил и разрешил всех православных христиан от клятвы, наложенной им за нарушение крестного целования Борису. Еще прежде гробы с телами Годуновых были перевезены в Троице-Сергиев монастырь и там погребены. Этими поступками царь хотел примириться с прошлым и тем придать своей власти более законности. Но с наступлением лета силы Болотникова опять начали увеличиваться пришедшими казаками. Явился новый самозванец, родом муромец, незаконный сын "посадской женки" Илейка, ходивший прежде с бурлаками по Волге. Он назвал себя царевичем Петром, небывалым сыном царя Федора Ивановича. Узнав, что войско Петра идет к Калуге, князь Мстиславский, осаждавший здесь Болотникова, отступил. Болотников пошел к Туле и соединился с Петром. Тогда Шуйский принял меры решительные: разосланы были строгие приказы собираться отовсюду служилым людям, монастырские и церковные вотчины должны были также выставить ратников, и таким образом собралось до 100 000 человек, которыми царь решился предводительствовать сам.

5 июня 1607 года на реке  Восме он встретил объединенную армию мятежников. Целый день шло упорное сражение, и Шуйский одержал победу. По некоторым известиям дело решилось тем, что князь Телятевский с 4000 сподвижников перешел на сторону царя. Шаховской, Болотников и царевич Петр отступили в Тулу, а Шуйский начал осаду. Осажденные два раза отправляли гонца в Польшу, к друзьям Мнишека, чтобы те постарались немедленно выслать какого-нибудь Лжедмитрия. Но самозванец нашелся сам собой.

5. Лжедмитрий II

В начале июня явился в Стародуб подозрительный молодой человек, который  назвался родственником Нагих и  всюду распространял слухи, что  Димитрий жив. Когда же стародубцы подступили к нему с решительными вопросами, он самого себя объявил Димитрием. Кто был этот Лжедмитрий, неизвестно. Все, кто знаком был с первым Димитрием, дружно свидетельствуют, что второй нисколько не походил на него ни внешностью, ни характером. Это был человек грубый, невежественный, жестокий и хитрый. Все повадки изобличали в нем темного авантюриста, недаром в народе он получил прозвище Вора.

После переворота 17 мая этот человек бежал в Литву, где  жил одно время в доме могилевского протопопа. Битый кнутом и изгнанный  за покушение на честь протопопицы, он придумал называться именем своего бывшего господина. Все свидетельства  отзываются единодушно о неприятной наружности, еще более непривлекательном  характере самозванца, неотесанности  его в обращении и грубости нрава. Все также утверждают, что  ни по телесным, ни по духовным качествам  новый претендент не походил на первого.

Интересно то, что в Польше появление самозванца вызвало некоторое  замешательство. Однако польское правительство  не растерялось и решило использовать самозванца в своих целях. Среди  лиц, окружавших Лжедмитрия, поляки должны были занимать все-таки главное место, оказывая решительное влияние не только на его судьбу, но и на все  развитие кризиса, в который вмешались. В эту пору в Польше окончилась междоусобная война, и поэтому освободились целые запасы сил, оставшихся без  употребления, обманутых честолюбий, неудовлетворенных вожделений, героических  настроений, рвущихся к новым подвигам, – все это нетерпеливо и  жадно стремилось искать счастья  вне родины. Скоро у самозванца оказалась армия и главнокомандующий  – не кто иной, как пан Меховецкий, ветеран польских конфедераций. В его стане появились и более знаменитые новобранцы, и осажденный в Туле "большой воевода" мог ожидать скорой помощи.

Но ожидание его не оправдалось. У Меховецкого пока оказалась только горсточка войска, а осаждавшие, по совету муромского дворянина Ивана Сумина-Кравкова, затопили водою город, поставив плотины в русле соседней реки Упы. Болотников и царевич Петр сдались, получив обещание, что им даруют жизнь, и испытали обычную судьбу побежденных при такого рода договорах: в Москве ничуть не стеснялись их нарушать. "Большого воеводу" утопили, а его товарища по несчастью повесили.

В качестве князя и боярина  Шаховской выпутался из беды, отделавшись  только отправлением в ссылку. Но и  Шуйскому день победы готовил разочарования. Вступая триумфатором в Москву, Василий  Иванович вообразил, что окончательно решил исход революции. Но на самом деле он всего приостановил борьбу, тем самым дав Лжедмитрию время для организации своих сил, которые росли день ото дня. Второй претендент как будто собирался идти по следам первого, победив войска царя при первой же встрече в Козельске. Если же он немного спустя поспешно покинул стан под Карачевым и отошел к Орлу, а затем к Путивлю, то это отступление нахлынувших мятежников оказалось только кратковременным отливом. Не военная неудача послужила тому виной, а исключительно недостаток умения и выдержки, объяснявшейся составом армии, которая больше владела своим командиром, чем позволяла ему руководить своими движениями.

Шуйскому приходилось  считаться с грозной силой (наличный состав армии самозванца поддается только крайне приблизительному подсчету, известно, что только одних поляков было около 8126 человек). А между тем, когда эта армия, сосредоточившись между Орлом и Кромами, готовилась к наступлению, Василий Иванович еще упражнялся в опытах морального воздействия, хотя их первые результаты были далеко не утешительного свойства.

Весной 1608 года их армия самозванца выступила в поход по направлению к Болхову, крепости, прикрывавшей дороги из Польши к Туле. Войско Василия Ивановича под начальством братьев царя, Димитрия и Ивана Шуйских, и князя Василия Голицына, пыталось остановить нашествие, встретилось с авангардом, состоявшим главным образом из поляков. После двухдневной битвы, 30-го апреля и 1-го мая, войско Шуйского подверглось полному разгрому. Пять тысяч москвитян сложили оружие, согласившись целовать крест Лжедмитрию. Самозванец ускорил движение к Можайску. Он повсюду сыпал обещания, чтобы задержать поляков или привлечь под свои знамена крестьян: одним говорилось, что они будут вместе с ним царствовать в Москве, другим, что все земли и все дочери сторонников Шуйского перейдут в их распоряжение. И армия не встречала сопротивления.

1-го июня 1608 года мятежники  расположились на берегу Москвы-реки  почти в виду столицы. После  различных операций, искусно отраженных  воеводами Шуйского, они остановились  у Тушина, между реками Москвой  и Сходней, на выгодной позиции,  хорошо оцененной Лисовским, при  узле больших дорог на Смоленск  и Тверь. Еще немного, и разбойник  мог бы возложить на себя  в Кремле шапку Мономаха. Тотчас  по прибытии ночной атакой, умело  подготовленной и яростно произведенной,  Лжедмитрий рассчитывал ворваться  в столицу. Но, превосходные воины  в открытом поле, поляки еще  раз показали свою неспособность  приступать к крепостям, даже  первобытным и плохо защищенным. Войско было вынуждено отступить  в Тушино. При этом его численность  неумолимо росла за счет знатных  новобранцев, москвитян и поляков.

Однако поляки поняли, что  у Лжедмитрия нет средств, что  бы оплатить им затраты. Следовательно, нужно было любой ценой возвести его на престол. А потом потребовать  свою долю как в деньгах, так и в обещанных землях. Правда, была проблема: кроме как ростом, Лжедмитрий II ничем не походил на Димитрия I. И хотя большое число людей признали в нем истинного царя, этого было недостаточно. Нужно было что-то большее, чем просто слова. И тогда разыскали Марину Мнишек, чудом уцелевшую после переворота. Под страхом пыток и расправы, ее заставили признать в Тушинском воре своего супруга. А чтобы Марину не мучили угрызения совести, ее тайно обвенчали с Лжедмитрием. От этого брака на свет появился сын Иван, прозванный в народе "варенком".

И тут-то поляки решились. Пока в России было противостояние Москвы и Тушино, пока народ решал, кому из царей верить, польские интервенты, используя имя Лжедмитрия, брали  один город за другим. Но русский  народ оказывал им сопротивление. Галич, Кострома, Вологда, Городец, Кашин отвергали  самозванца и посылали в Москву грамоты  и уверения в своей верности и  разоблачая преступные замыслы вора. Но Шуйский не смог как следует  воспользоваться этим внезапным  подъемом народного духа. Он приказал своим "верным поданным" сплотиться для избавления столицы от врага, где, впрочем, как он уверял, "все  обстоит благополучно". Но дела шли  далеко не так хорошо, как этого  хотел бы Шуйский.

6. Открытая интервенция.

Правительство Василия Шуйского, понимая, что не в состоянии справиться с Лжедмитрием II, попросило помощи у Швеции. После долгих и трудных пререканий был заключен и подписан, наконец, договор в Выборге 28 февраля 1609 г., как нельзя более выгодный для Карла IX. За армию в две тысячи кавалерии и три тысячи пехоты, которые царь брал к себе на службу за жалованье, шведам был уступлен Кексгольм и заключен союз с Московским государством для завоевания Ливонии: от всех своих прав на эту область Шуйский отказался. Под командированием талантливого 28-летнего полководца М.В. Скопина-Шуйского, племянника царя, начались успешные действия против посольских захватчиков.

В ответ Польша, состоявшая в войне со Швецией, объявила войну  России. Войска короля Сигизмунда III осенью 1609 г. осадили город Смоленск, который  оборонялся более 20 месяцев. Король приказал шляхтичам покинуть Тушино и идти под Смоленск. Тушинский лагерь рассыпался, самозванец был больше не нужен польским шляхтичам, перешедшим к открытой интервенции. Лжедмитрий II бежал в Калугу, где  вскоре был убит. Посольство тушинских  бояр отправилось под Смоленск в начале 1610 г. и пригласило на московский трон сына короля Владислава.

В апреле в 1610 г. при загадочных обстоятельствах умер М. В. Скопин-Шуйский. Согласно молве, он был отравлен. Летом 1610 г., оставив в тылу борющийся  Смоленск, польская армия двинулась  на Москву. В июне 1610 г. русские войска под командованием брата царя, трусливого и бездарного Дмитрия  Шуйского, потерпели поражение от посольских войск. Путь на Москву был  открыт. Шведы более помышляли  о захвате Новгорода и других русских земель, чем об их защите: они покинули армию Шуйского и  стали грабить северо-восточные  русские города.

17 июля 1610 г. бояре потребовали,  чтобы Шуйский отрекся от престола. Участники заговора обещали выбрать  царя позднее, а пока в Москве  стали править 7 бояр – Семибоярщина (1610-1612). Напуганные размахом крестьянского  движения и ростом анархии  в стране, московские бояре, не  смотря на протесты патриарха  Гермогена, заключили договор с польским королевичем Владиславом о «признании его на царство». В договоре повторялась присяга Шуйского, но оставался вопрос о переходе Владислава в православие. На основании этого договора польские войска вошли в Москву, и наместник Владислава (тому исполнилось лишь 15 лет) А. Гонсевский стал распоряжаться в стране. В Москве Гонсевский в октябре 1610 г. арестовал некоторых сопротивлявшихся его власти бояр. 30 ноября 1610 г. с призывом к борьбе против интервентов выступил патриарх Гермоген, но вскоре и он оказался под стражей.