Россия во время Смуты

Адам Вишневецкий поспешил завязать отношения между царевичем и своими двоюродными братьями: Михаилом Вишневецким, овручским старостой, и Константином, ревностным католиком, который через свою жену, Урсулу Мнишек, породнился с фамилией, имевшей большое значение при краковском дворе. Таким путем царевич проникал в новую среду, где он мог надеяться найти для своего дела поддержку. Узнав о московском царевичи король Польши Сигизмунд III требует Вишневецкого привезти его к себе. По дороге  в Краков Дмитрий, Константин Вишневецкий и его жена заехали в Самбор показать молодого царевича отцу Урсулы, сандомирскому воеводе Юрию Мнишку.  Там же Димитрий и встретил свою будущую супругу, Марину Мнишек.

В апреле 1604 года Димитрий принимает  католичество и сразу же покидает Краков. Он последовал за Мнишеком в Самбор, чтобы повидаться там с Мариной и приготовиться к войне за ту корону, что он обещал возложить на чело прекрасной польки. Правда, Марина станет его женой только в том случае, если он будет царем. Но уже в феврале или в начале марта особой грамотой Димитрий уступал своему будущему тестю княжества Смоленское и Северское. Эта была плата за все, что делал Юрий Мнишек для царевича. Однако в это время вмешался секретный договор, по которому польский король заявил притязание на львиную долю в тех же областях. Не такой человек был Юрий Мнишек, что бы довольствоваться остатком, и грамоту пришлось переделать на новых основаниях. Будучи влюблен и не имея никаких средств, кроме тех, которые он находил в самом Самборе, Димитрий не мог ни в чем отказать. Новой записью, скрепленной 24 мая 1604 года торжественной клятвой, он обещал:

1. Выдать на руки сандомирскому воеводе тот час же по вступлении на престол миллион золотых на приданое Марине и на уплату старых и предстоящих впереди долговых обязательств ее отца.

2. Поднести невесте причитающуюся  ей часть драгоценностей и  столового серебра их тех сокровищ, которые хранятся в Кремле.

3. Отправить, в то же  время, к польскому королю посольство  с целью попросить согласие  Его Величества на предполагаемый  брак.

4. Отдать будущей царице  в полное владение Великий  Новгород и Псков. Марина получала  в них все права верховной  власти и право строить католические  храмы, монастыри и школы. Она  сохраняла этот удел в том  случае, если бы осталась бездетной.

В Москве дочь сандомирского воеводы могла свободно исповедовать свою веру. К тому же Димитрий обещал потрудиться в пользу обращения своих подданных в католичество. В том случае, если царевич не достигнет престола, за Мариной сохранялось право отвергнуть брачный союз или отложить его осуществление на другое время.

Для Годунова известия из Польши об "ожившем" Димитрии были куда страшнее, чем обвинения в убийстве настоящего царевича. Тут же нашли доказательство того, что человек, выдававший себя за царевича Дмитрия, был монах Григорий. В молодости он был слугой Фёдора Никитича Романова, после ссылки, которого подстригся в монахи. В Москве он жил в расположенном в Кремле Чудовом монастыре (ныне не существует) и служил при патриархе Иове, но было уже поздно. Власть рушилась.

В 1604 г. Лжедмитрий с помощью  польских магнатов, навербовав две  тысячи наёмников и используя  недовольство казаков, предпринял поход  на Москву. Его поддерживали многие бояре и дворяне, недовольные  Годуновым. Поддерживали Лжедмитрия и  народные массы, связывавшие с ним  надежды на избавление от гнева и  улучшения своего положения.

Борис Годунов в борьбе с Лжедмитрием I допустил целый ряд  ошибок. Он не верил, что самозванца поддержит народ, поздно объявил  указ о том, кто стоит за спиной якобы воскресшего царевича Дмитрия. Проявив нерешительность, Годунов  не возглавил поход против самозванца. Судьба Лжедмитрия решалась под г. Кромы: маршрут движения на Москву сознательно  был избран через районы, где жило казачество, и было много беглых крестьян. Под Кромами царские  войска перешли на сторону самозванца.

Войско Димитрия подошло  к Москве. В первой схватке войско Годунова, превосходившее по численности  войско Димитрия, потерпело поражение. Солдаты неохотно сражались за царя, вера в законность которого была подорвана. Этому событию предшествовала неожиданная смерть Бориса Фёдоровича Годунова на 54 – м году жизни. Ещё утром 13 апреля 1605 г. он принимал послов. После обеда и небольшой прогулки кровь хлынула у него из носа и ушей, царь скончался. Спустя сутки состоялась церемония присяги новому царю – сына Бориса шестнадцатилетнему Фёдору Борисовичу.

Царь Федор Борисович  и его мать по требованию самозванца были арестованы и тайно убиты, а  патриарх Иов сослан в монастырь.

20 июня 1605 г. Лжедмитрий  во главе перешедшей на его сторону армии триумфально вступил в Москву и был провозглашён царём. Более того, он стал именовать себя императором.

Оказавшись в Москве, Лжедмитрий не спешил выполнить данные посольским магнатом обязательства, понимая, что  если бы он попытался ввести католичество или отдать исконно русские земли  польским феодалам, то он не смог бы удержаться у власти. В то же время Лжедмитрий подтвердил принятые до него законодательные  акты, закрепощавшее крестьян. Государственная деятельность Лжедмитрия во многом была реформаторской, необычной и непонятной россиянам. Каждый день он сам присутствовал в Думе, преобразованной им в Сенат, где сам разбирал дела. Поражала его легкость мышления и действий в решении сложных вопросов, над которыми члены Думы часто бились в долгих бесплодных спорах. Два раза в неделю царь принимал челобитные, и всем предоставлялась возможность объясниться с ним. Вместо давней русской традиции укладываться спать после сытного обеда, царь ходил пешком по городу, запросто заглядывая в разные мастерские, где беседовал с мастеровыми людьми. На улицах свободно общался со встречными поданными. В беседах с боярами убеждал их в необходимости дать народу образование, самим путешествовать по Европе, посылать туда учиться своих детей.

Во всяком деле чувствовалась, прежде всего, доброта царя:

– Есть два способа царствовать, – говорил он, – милосердием  и щедростью, или суровостью и  казнями; я избрал первый способ. Я  дал Богу обет не проливать крови  подданных и исполню его.

Заветной мечтой царя было помочь христианскому миру освободить от турок Византию, и он всерьез  надеялся осуществить в союзе  с другими европейскими государствами  поход против турок. Вот почему он старался ладить и с католиками, и с иезуитами, чем оскорблял  благочестивых православных христиан. Лжедмитрий осуждал тех, кто проповедовал исключительность православия. "Зачем  вы презираете иноверцев? Что же такое  латинская лютеранская вера? Все  такие же христиане, как и греческие. Пусть всякий верит по своей совести. Я хочу, чтобы в моем государстве  все отправляли богослужение по своему обряду".

Много заботился царь о  жизни подданных. Всем служилым и  приказным людям было вдвое увеличено  содержание и жалованье; были увеличены  поместья помещикам; была несколько  облегчена участь крестьян. И хотя Лжедмитрий не решился отменить крепостное право, он постановил, что в случае отказа крестьянам в помощи в голодные годы, помещики теряют на крепостных свои права. Была отменена потомственная  кабала: в случае смерти хозяина  холоп становился вольным и не передавался по наследству.

Всем подданным царь предоставил  возможность свободно заниматься промыслами и торговлей. Были уничтожены все  ограничения на выезд и въезд  в государство. "Я никого не хочу стеснять, – говорил царь, – пусть мои владения будут во всем свободны. Я обогащу торговлей свое государство".

Царь, казалось, всей душой  хотел блага своей земле, но все  это было для россиян как-то неожиданно и поспешно. Многие бояре и сановники  весьма недоверчиво встречали его  новшества, приписывая их молодости, неопытности  и легкомыслию. Им не нравились образ  жизни и привычки молодого царя. Они осуждали его за то, что он ведет себя с подданными слишком  просто, не по-царски; вводит в соборную церковь иноверных; смеется над  суевериями набожных россиян; не крестится  перед иконами; не велит кропить  святой водой царские палаты; не думает следовать русским обычаям; садится за обед не с молитвой, а  с музыкой; любит ездить верхом на диких жеребцах и т.п.

Но простому люду молодой  и веселый царь был по душе. Только недовольны были они тем, что благодушный  Дмитрий был слишком падок  до женщин и позволял себе в этом отношении грязные удовольствия. В особенности осуждали царя за то, что он сначала сделал Ксению Годунову своей наложницей, а потом отправил ее в монастырь.

2 мая 1606 года невеста  царя Марина Мнишек с отцом  приехала, наконец-то, в Москву. С  ней вместе приехало около  2 тысяч гостей – знатных польских  панов со своим двором, шляхтой  и челядью. Для их размещения  были изгнаны из своих домов  купцы, дворяне и лица духовного  сана. 8 мая Марина была коронована, а затем обвенчана с Димитрием  по старому русскому обычаю. Ревнители  старины отметили, что Марина  не была крещена в православную  веру. Кроме того, свадьба состоялась  накануне пятницы и святого  праздника, что недопустимо по  церковному уставу.

Дни с 9 по 14 мая были свадебными празднествами, которым, казалось, не будет  конца. В эти дни крайне непристойно  вели себя хвастливые пьяные польские гости. Бесчинствуя, они врывались  в дома москвичей, творили насилия, оскорбляли людей. Среди кремлевских  соборов, где ранее царила благоговейная  церковная тишина, гремела польская музыка, шел озорной перепляс, пьяный разгул. Во время свадьбы, царского венчания Мнишек, празднеств, приемов  было сделано много оскорбительного  для русского национального достоинства, что и без того накалило обстановку до предела. Москва волновалась. Против поляков зрела тайная смута. Этим решил воспользоваться Василий  Шуйский.

Шуйский давно жаждал власти. Представитель знаменитого рода еще со времен Рюрика, он с трудом сносил над собой власть "незнатного татарина Годунова", а затем и  вовсе безродного самозванца. Тайное собрание сторонников Шуйского разработало  тактику действий. Учитывая любовь москвичей к самозванцу, решили действовать  обманно: поднять чернь на ненавистных  поляков, и, пользуясь суматохой, самим  расправиться с Димитрием.

На рассвете 17 мая Шуйский  приказал выпустить из тюрьмы преступников и раздать им топоры и мечи. В  три часа утра во всех церквах ударили  в набат.

Набатный звон разбудил царя. Верный Басманов пытался защитить самозванца от толпы, но был убит. Спасаясь, Димитрий выпрыгнул в окно, но неудачно: вывихнул ногу, разбил грудь и голову. Его схватили, потащили во дворец; затем сорвали одежду и нарядили в какое-то рубище. Дикая толпа забыла человеческое чувство, издеваясь над несчастным.

Два выстрела прекратили жизнь  Димитрия. Толпа бросилась терзать  мертвого.

Тело самозванца выволокли на Красную площадь и положили на стол. У ног его кинули труп Басманова.

Современники насчитали  более двадцати ран на теле Лжедмитрия. Через три дня труп его был  сожжён, прах заложен в пушку, из которой выстрелили в ту сторону, откуда пришёл самозванец. А Марину Мнишек и её окружение выслали в Ярославль.

4. Василий Шуйский (1606-1610) и Иван Болотников.

Шуйский победителем вступил  в Кремль – низенький, толстый  человечек, лысый, невзрачный, с редкой бородкой, с близорукими, мигающими, вороватыми глазками, лет пятидесяти от роду, но совсем старик по виду, без  приятной обходительности, с репутацией скареда, вполне оправдавшейся.

Два дня прошли в страстных  спорах, из которых не намечалось соглашения кого выбрать на престол; 19 (29) мая  бояре и высшие духовные и светские чины вышли на Красную площадь  и предложили только созвать собор, чтобы избрать патриарха, который  временно будет руководить делами. Шуйский, однако, умело использовал  эти дни, и в присутствии смущенного, не то безучастного, не то враждебного  народа предприимчивые и бойкие московские купцы высказались за шубника; из толпы раздались голоса: – «Царь  нужнее патриарха! Да здравствует Василий  Иванович!» – Врасплох захваченным  боярам навязывалось немедленное решение; князь Воротынский высказался против Голицына, и шубника провозгласили  царем.

Новый государь дал клятвенное обещание, что никого не будет наказывать без боярского суда; не будет распространять на семьи приговоренных к смертной казни связанного с нею лишения  имущества и т. п.; не будет слушать  доносчиков, ни налагать опалы без  достаточных оснований; во всем этом нет ничего противного, по крайней  мере, принципу самодержавия, как оно  установилось в Москве.

Вообще, в этих обещаниях  ярко выражается критическое отношение  к злоупотреблениям властью, установленным  Грозным, и ясно намечается возвращение  к старому правительственному порядку.

Так, обособленные от прочего  населения, бояре не могли сохранить  того, чего добивались, и Василий  Иванович на деле мог царствовать  почти так же неограниченно, как  его непосредственные предшественники.

Одним из важнейших дел  Шуйского было назначение патриарха. Патриарх Игнатий Грек за поддержку Лжедмитрия I был лишён своего сана. Патриарший престол занял выдающийся патриот 70-летний казанский митрополит Гермоген.

С целью пресечения слухов о спасении царевича Дмитрия его  останки были перенесены по приказу  Василия Шуйского через три дня  после коронации из Углича в Москву. Царевич был причислен к лику святых.

К лету 1606 г. Василию Шуйскому удалось укрепиться в Москве, однако окраины страны продолжали бурлить. При первом известии о катастрофе 17-го мая Северщина и вся область «дикого поля» от Путивля до Кром оказались в открытом восстании. Некоторое время спустя этому примеру последовали города «за Окой», в Украйне, в Рязанской области. Движение очень быстро распространилось к востоку, вдоль рек Цны, Мокши, Суры и Свияги; перебралось через Волгу к Нижнему, через Каму к Перми, достигло отдаленной Астрахани. В то же время разразились волнения под Тверью, Псковом, Новгородом, даже в самой Москве. И дело было опять-таки вовсе не в признании Дмитрия, которого считали умершим. Восставали против Василия Ивановича; отказывали в повиновении «боярскому царю», – здесь, в Северщине, потому, что предполагали, что новый государь непременно будет мстить тем, которые первыми перешли на сторону претендента; в других местах потому, что выборы 19-го мая казались незаконными и направленными к установлению ненавистных олигархических порядков; и всюду в особенности потому, что пора казалась подходящей для восстания. Всюду также подавленные и почти отстраненные во время первого восстания династическими счетами социальные интересы, классовые антипатия и ненависть, требования экономического порядка теперь одерживали верх и крепли с грозной энергией.

Обширное пространство на юго-востоке и юго-западе, известное  под названием Украйны, заселявшееся переселенцами, постоянно искавшими мест, не имело для них свободной земли. Бояре непрестанно расширяли здесь свои непомерные земельные захваты, забирая себе все, чем можно было распорядиться, Здесь мятеж поднимался против этих самых порядков, связывая их, однако, со всем социальным строем страны, который со вступлением на престол Шуйского, казалось, укреплялся и делался тягостнее.