Личность П. А. Столыпина в истории

Введение

     Петр  Аркадиевич Столыпин был человеком  странной судьбы. Он не рвался к власти, но неожиданно для всех – быть может, и для себя тоже – вдруг оказался у ее вершин. Современники, удивленные этим взлетом, стали говорить, что  он почти всю жизнь провел в провинции и не готов к своей новой роли, что у него  нет собственных идей, что он «приказчик», исполняющий чужие приказания, локомотив, вытягивающий поезд в указанном кем-то направлении. Такие характеристики появились еще при жизни Столыпина, и он, надо думать, был о них наслышан. И только немногие люди, в том числе он сам, знали, насколько это несправедливо. Ибо в рабочем столе Столыпина лежала папка взаимосвязанных проектов, призванных последовательно переустроить государственную жизнь России на всех этажах, начиная с самых нижних, где государственные устои опускаются в толщу народной жизни. Окончив работу над последними проектами, он отправился в роковую поездку в Киев. Из Киева он не вернулся. Проекты были изъяты, описаны и… канули в безбрежное море государственных архивов. Историкам до сих пор не удалось их выявить.

     Подлинного  Столыпина мы до сих пор не знаем. Имя его оказалось прочно связанным  с одной из немногих реализованных  реформ, автором которой, строго говоря, он не был, хотя она входила в систему задуманных им преобразований. Реформа была не самой удачной из этой серии, и ее судьба тоже оказалось странной. Сначала ее беспощадно поносили, в ней не разобравшись, а с недавнего времени стали восхвалять, так и не потрудившись разобраться.

     И еще имя Столыпина прочно связано с репрессиями, которыми были отмечены окончание первой русской революции и начало последующего периода, из учебных программ известного на как годы «столыпинской реакции». К сожалению, в проведении политики репрессий он видел свой долг, свой крест, непременное условие для выполнения программы реформирования. Они сильно отягощали его совесть, но он, зажав свою человечность, проводил их жестко и непреклонно, слишком поздно заметив, что пора, пожалуй, остановиться. И с этим вошел в историю. Потому что не по его вине ему удались репрессии  и не удались реформы. В драме русской истории ХХ века ему была отведена видная и вместе с тем незавидная роль. По ходу драмы он попытался вырваться из этой роли, сделал несколько шагов и оказался не в силах преодолеть путы сцепившихся обстоятельств, узких интересов и непонимания.

     Его действительно не понимали ни при  жизни, ни после смерти. Не понимали ни его сподвижники, ни враги. И притом не был он человеком слишком сложным, недоступным для понимания человеком и политиком. Дело же было в том, что его действия, всегда определенные и целенаправленные, ударяли по очень многим людям, из разных классов и общественных групп, и вызывали всплеск отрицательных эмоций. В такой обстановке трудно было рассчитывать на объективную оценку. Наше время вынесло из глубины отечественной истории многие имена и факты, прежде известные лишь малому кругу узких специалистов. Вспомнили и о Столыпине – и вновь его постигла странная участь. Вокруг его имени взвихрился вихрь суетливого почитания и восторженных эмоций. Ссылаясь на него вкривь и вкось, его спешат записать в союзники даже те, с кем он бы уж точно не пошел бы ни в какой бы союз. Однако такой энтузиазм не прибавляет знания, и Столыпин остается непонятным и в наших днях. Вот почему важно попытаться по – настоящему разобраться в его делах, идеях и замыслах, показать его жизненный путь и понять его роль в нашей истории – попытаться сделать все это, не претендуя на полное понимания всех проблем и обстоятельств и рискуя, в свою очередь, оказаться непонятым.   

     Исторические  корни

     Петр  Аркадьевич Столыпин появился на свет 2 апреля 1862 г. в Дрездене, но, несмотря на то, что местом его рождения была столица Саксонии, он был коренным русским человеком и по духу и  по крови. Его род уходил корнями в XVI век, когда в разрядных книгах появился муромский городовой дворянин Григорий Столыпин. На фамильном гербе Столыпиных был изображен горный орел, сжимающий когтями змею и серебряную подкову. Задушенная змея символизировала наказанное зло, а подкова обещала счастье. Столыпины вращались в кругу высшей аристократии, о чем свидетельствует выписка из метрической книги Дрезденской православной церкви, в которой был крещен будущий премьер-министр: «имя родившегося: Петр. Родители: Свиты Его Величества Генерал-Майор Войсковой Атаман Уральского Казачьего войска Аркадий Дмитриевич Столыпин и законная его жена Наталья Михайлова дочь. Воспреемники: Генерал от Инфантерии князь Петр Дмитриевич Горчаков и вдова действительного Тайного Советника графа Кутайсова Парасковия Петровна». Фамилия Горчакова в качестве воспреемника упомянута не случайно - мать ребенка была урожденной княжной Горчаковой, дочерью наместника Польши и племянницей знаменитого дипломата канцлера А. М. Горчакова. Отец Столыпина - Аркадий Дмитриевич был участником военных компаний. Его интересы не ограничивались военной службой, он был меломаном, писал пьесы и исторические сочинения. Еще в Крымскую войну он сдружился с молодым офицером артиллерии Львом Толстым и сохранил с ним дружбу, когда тот стал великим писателем. Он был атаманом Уральского войска, но вскоре вышел в отставку, поселился в Вильно, в русско-турецкую войну 1877-78 гг. был снова призван на службу, командовал корпусом, был генерал-губернатором Восточной Румелии, занятой русскими войсками. После победоносной войны 9-й армейский корпус был переведен в Орел, и в этот город переехала семья генерала.

     Петр  Столыпин получил хорошее домашнее образование, свободно владел четырьмя языками, много читал, кстати, те же самые книги, которые когда-то листал его троюродный дядя - поэт Михаил Лермонтов. Учеба гимназиста Столыпина производит двойственное впечатление. Так, отмечалось, что он «приготовлял уроки прилежно и аккуратно... в классе всегда был самым внимательным», с другой стороны, аттестат зрелости не блистал высокими отметками: тройки по русскому языку и словесности, по логике. Зато по физике и математической географии в аттестате Столыпина стояли пятерки. Быть может, по этой причине он выбрал необычный для аристократа естественный факультет Петербургского университета.

     В университете его успехи были более  впечатляющими, он даже был удостоен награды за сочинение на статистическую тему. Учебе не помешала даже ранняя женитьба на Ольге Нейдгарт, праправнучке по прямой линии генералиссимуса А. В. Суворова. Дочь Столыпина приводила семейное предание о том, как Столыпин сдавал выпускной экзамен профессору Д.И. Менделееву: «великий ученый так увлекся, слушая блестящие ответы моего отца, что стал задавать ему вопросы все дальше и дальше; вопросы, о которых не читали в университете, а над решением которых работали ученые. Мой отец, учившийся и читавший по естественным предметам со страстью, отвечал на все так, что экзамен стал переходить в нечто похожее на ученый диспут, когда профессор вдруг остановился схватился за голову и сказал: «Боже мой, что же это я? Ну, довольно, пять, пять, великолепно».

     После окончания университета Столыпин прослужил  несколько лет в столице, а  потом отправился в Ковенскую, где  у него было большое имение. Молодой  аристократ стал сначала уездным, а затем губернским предводителем дворянства и провел на этих почетных, но хлопотных должностях в общей сложности тринадцать лет, пока в 1902 г. не был назначен губернатором соседней Гродненской губернии. Его служба протекала на западных окраинах, в бывших владениях Речи Посполитой, где требовались недюжинные дипломатические таланты и такт для улаживания споров между польской шляхтой и русскими властями. Столыпин недолго пробыл во дворце последнего польского короля Станислава Понятовского, в котором располагалась резиденция гродненского губернатора. В начале 1903 г. он был вызван министром внутренних дел В. К. Плеве, предложившего ему пост саратовского губернатора. Столыпину не хотелось уезжать далеко от своего имения и родственников, и он попросил министра оставить его на прежнем месте. Потом он сам с уважением вспоминал урок, преподанный ему Плеве, который холодно оборвал его: «Меня ваши личные и семейные обстоятельства не интересуют, и они не могут быть приняты во внимание, я считаю вас подходящим для такой трудной губернии и ожидаю от вас каких-либо деловых соображений, но не взвешивания семейных интересов». Действительно, Россия стояла на пороге тяжких испытаний. Министр внутренних дел был одним из немногих сановников, которые это понимали, и спешил усилить губернаторский корпус.

     «Русский  бунт, бессмысленный  и беспощадный»

     Плеве недаром назвал Саратовскую губернию «трудной». Здесь малоземельное крестьянство с вожделением смотрело на богатейшие помещичьи латифундии, а в портовых волжских городах шло глухое брожение рабочих. Плеве говорил, что для обуздания революции России нужна «маленькая победоносная война», но Русско-японская война принесла сплошные неудачи. Позорный финал войны министр внутренних дел не увидел, погибнув от взрыва бомбы, брошенной под колеса его кареты террористом. Кровавое воскресенье 9 января 1905 г. возвестило о начале революции, а весной того же года начались аграрные беспорядки в Саратовской губернии. Столыпин объезжал бунтующие деревни, уговаривая крестьян. Один из земских начальников вспоминал, что молодой губернатор либеральничал и обещал крестьянам прирезку земли. Но терпение Столыпина было не безграничным, и в одной из деревень, где крестьяне заговорили с ним в дерзком тоне: «Столыпин не выдержал и разразился относительно их бранью... Крестьяне, видимо, не ожидали этого и сразу опешили».

     В другой деревне один из крестьян вспоминал, как Столыпин строго-настрого запретил самовольно косить траву в помещичьем имении: «Но угрозы Столыпина не помогли. В июле крестьяне развезли хлеб с полей помещицы. Стражники открыли стрельбу. Двоих крестьян поймали, высекли и отправили в тюрьму. Вскоре опять приехал Столыпин с сотней вооруженных до зубов казаков. Губернатор приказал собрать сход крестьян и оцепить его казаками. Адъютант губернатора по заранее заготовленному списку называл крестьян, а казаки отводили их в специально отведенное для этого помещение. Из 70 человек, числившихся в списках, арестовали 45, остальных на сходе не было. Через несколько дней схватили и остальных. Арестованных отправили в Аткарскую тюрьму. Столыпин уехал, оставив в деревне на три недели казаков».

     Столыпин  соблюдал беспристрастность, с одинаковой энергией пресекая беспорядки, даже если они проходили под верноподданническими лозунгами. Даже его недоброжелатели отмечали, что он спас от расправы земских врачей, окруженных беснующейся толпой: «Неизвестно, что произошло бы, если бы не присутствие в городе губернатора. По его распоряжению казаки образовали живой коридор, по которому стали выводить осажденных. Но черносотенцы бросали камни через цепь казаков... Один камень попал и в губернатора». Кстати, вслед за этим произошел, может быть, незначительный, но весьма примечательный эпизод. Столыпин с возмущением доложил о самоуправстве казаков, выпоровших спасенных интеллигентов нагайками. На полях доклада Николай II начертал: «И правильно сделали». В будущем Столыпину не раз пришлось убедиться, что царь сквозь пальцы смотрел на различные нарушения и даже преступления, если они объяснялись патриотическим усердием.

     После опубликования Манифеста 17 октября 1905 г., возвестившего о даровании населению «незыблемых основ гражданских свобод», по всей стране прокатилась волна погромов. Не миновали беспорядки и Саратов. Однако погромщики недолго были хозяевами города, и это отметил в своих воспоминаниях даже руководитель подпольной организации РСДРП В. П. Антонов: «По приезде Столыпина (он был в отпуске) 21 октября войска были приведены в действие и стали разгонять громил... Получилось впечатление, что погром прекращен Столыпиным». Далеко не все губернаторы вели себя подобным образом. В эти же самые дни шурин Столыпина одесский градоначальник Д. Б. Нейдгарт с издевкой ответил еврейской делегации, умолявшей прекратить погром: «Ничего не могу поделать. Вы хотели свободы, вот вам … свобода!»

     Твердая рука губернатора получила высокую  оценку. Столыпин был удостоен высочайшей благодарности за успокоение края, хотя его недоброжелатели отмечали, что по числу сожженных помещичьих имений подведомственная ему губерния опережала все остальные. В апреле 1906 г. он был вызван срочной телеграммой в Петербург, где узнал, что С. Ю. Витте на посту Председателя Совета министров сменяет И. Л. Горемыкин, а его, Столыпина, назначают министром внутренних дел. Это был один из ключевых правительственных постов, многие из сановников опасались, что у новичка не хватит опыта. Карьера Столыпина была столь стремительной, что награды не поспевали за назначениями. Он являлся действительным статским советником, а теперь у него в подчинении были седовласые тайные советники и полные генералы. Петербургские лакеи, в первый раз облачавшие нового министра, сбились с ног в поисках «ленты его высокопревосходительства» и были изумлены, узнав, что у министра пока нет орденской ленты.

     Мятежная  дума

     Столыпин  занял пост министра накануне открытия Первой Государственной думы. Выборы в Думу прошли по законам, которые  разрабатывались его предшественниками, которые стремились обеспечить в  законодательном учреждении преобладание «мужицкого элемента» в надежде на монархические настроения деревни. Прямо говорилось, что в космополитическую столицу явятся депутаты из патриархальной глубинки, богобоязненные, верные царю и отечеству, с красочной эпической речью, и враз положат предел революционной смуте. Это было глубочайшее заблуждение, лишний раз демонстрирующее, какая пропасть была между властной верхушкой и простым народом. Несмотря на бойкот выборов со стороны наиболее радикальных партий, ее состав оказался оппозиционным. Большинство мест - 179 получила партия конституционных демократов, а 107 депутатов, в основном крестьян, образовали фракцию трудовиков, находившихся под сильным слиянием социалистов-революционеров. С кадетами и трудовиками голосовали многие беспартийные, которых насчитывалось 105 человек. Правый фланг составляла незначительная и быстро распавшаяся группа октябристов. Представители черносотенных партий в Думу не попали.

     Открытие  думы 27 апреля 1906 г. было обставлено с  необычайной пышностью. Царская  семья вышла к депутатам в  тронный зал Зимнего дворца в платьях, усыпанных драгоценностями. Великий князь Александр Михайлович замечал по этому поводу: «Более уместным, по моему мнению, был бы глубокий траур». Вернувшись из дворца, Столыпин поделился с семьей своими впечатлениями: «Блеск мундиров придворных чинов с одной стороны зала и более чем скромные, даже в большом количестве умышленно будничные костюмы депутатов, с другой стороны, представляли такой разительный контраст, что невольно рождали в душе сомнения: сумеют ли люди, настолько отличающиеся друг от друга своим внешним обликом, найти общий язык при обсуждении общего дела».

     Народные  избранники подняли вопрос о политической амнистии и принудительном отчуждении частновладельческих имений, и сразу  же превратились в глазах великих  князей и министров в "стаю преступников» и «собрание пятьсот Пугачевых». Правительство И. Л. Горемыкина ответило резким "нет" на все эти требования и предложило депутатам заняться конкретной законодательной работой. Из-за какого-то бюрократического недоумия первый правительственный законопроект, внесенный на рассмотрение Думы, звучал следующим образом: «Об отпуске 40029 руб. 49 коп. на постройку пальмовой оранжереи и сооружение клинической прачечной при Юрьевском университете». Поскольку депутаты не желали заниматься вопросом об устройстве прачечной, а правительство в свою очередь не допускало мысли о вмешательстве Думы в свои прерогативы, с первых же недель начался затяжной конфликт. Премьер-министр отказывался посещать Государственную думу, министру внутренних дел как-то довелось предстать перед законодателями. Столыпин, отвечая на запрос о полицейским репрессиях, говорил, что власть не имеет права бездействовать: «Бездействие власти ведет к анархии; правительство не может быть аппаратом бессилия». Депутаты отвечали свистом и криками: «Позор! В отставку!».