Грозный и Курбский

§2. Царь-молитвенник.

«Ни у кого из исследователей не возникало  сомнения в религиозности Ивана  Грозного». Иван Васильевич чётко посещал  Богослужения, ревностно соблюдал посты, разбивал лоб до кровавых синяков  во время молитвы, пел на клиросе, сочинял акафисты, мечтал стать монахом, жертвовал монастырям огромные суммы  денег, иногда даже сам на себя епитимью накладывал, мог решиться и на самобичующую исповедь…

Но  «Сия набожность Иоаннова, ни искренняя любовь к добродетельной супруге не могли укротить его пылкой, беспокойной души, стремительной в движениях гнева, приученной к шумной праздности, к забавам грубым, неблагочинным. Он любил показывать себя царём не в делах мудрого правления, а в наказаниях, в необузданности прихотей». Самодержец казнил без причины, убивал людей прямо в церквях, во время похода на Новгород первым делом разорил церкви и побил духовенство, устраивал бесовские скоморошества, занимался развратом и т.д. То есть «Смиренный и кающийся на словах, Иван Васильевич в деяниях своих выступает как богоотступник и злодей». «Самовластный тиран и кающийся грешник – два лика грозного владыки»

Но  как объяснить такую двойственность царя, за которую даже Курбский его  упрекает («кровьми праги церковные обагрилъ еси» (2:2-3))? Ещё Н.И.Костомаров заметил, что «Иван входил в роль кающегося грешника, смиренного отшельника, сурового умертвителя собственной плоти и тешился этой ролью, как Нерон ролью артиста». Действительно, Грозный любил именно обряд, любил показывать себя перед народом, как некогда фарисеи, показывать, какой он праведный, Богопочитатель, истинно православный царь. Кроме того, он не видел греха в этом фарисействе: «Не тако ўбо грэхъ творитца золъ, егда творитца; но, егда по сотвореніи и познаніи раскаянія не имать, тогда ўбо грэхъ злэишее бываетъ» (103:22-25). То есть, по мнению самого Грозного, он мог грешить, а потом раскаяться – и ему никакого наказания не будет, он останется праведником. Эту же черту характера самодержца показал и А.К.Толстой: «Я не умру Без покаянья! Слышишь? Я успею покаяться! Успею – вам назло!»

Кроме того, считая себя опять же советником Бога, человеком, стоящим ближе всего  к Богу, Иван не мог терпеть никакого обличения, ни со стороны придворных советников, ни со стороны священнослужителей. Б.Н. Флоря, анализируя переписку, заметил: «Видно, как по ходу диктовки, по мере того, как царь в полной мере ощущает значение слов Курбского, в нём нарастает раздражение». Иван не признает ни одно обвинение, выдвинутое Курбским: то говорит, что это неправда; то сваливает вину на самого Курбского и советников; то просто смеется над его обвинением, предлагая князю посмотреть на себя самого; то просто раздраженно начинает обзываться и ругать Курбского. «Станемъ же ўбо о семъ рассуждэніе имэти, кто прегордъ: азъ ли, отъ Бога только повиннымъ рабомъ вамъ повелеваю хотэніе свое сотворити; или вы, противяся Божія повелэнія, моего владычества и своего работнаго ига отметаетеся» (84:27-30). Иван просто не признаёт, что у него может быть гордость. Для него гордость – непокорность господину. А над ним нет господина. Поэтому царь не может быть горд. «В начале 60-х годов XVI века царь Иван превратился в человека, впадавшего в глубокий гнев и раздражение при столкновении с каким-либо противодействием своим планам и испытывавшего глубокую потребность в «уничтожении» оппонента с помощью средств духовного воздействия, в особенности если он по каким-то причинам оказывался за пределами воздействия физического».

Итак, царь Иван Грозный предстает перед  нами в роли фарисея, причём убежденного  в том, что он получает всегда прощение и имеет право даже грешить осознанно, так как потом сможет получить прощение. «Как трудно тому, кто любит красоту покаяния, покаяться в самом деле!» - восклицает К.С.Аксаков, описывая Грозного. Иван считает себя советником Бога, Его правой рукой, имеющим право судить на земле. Вычитывая из Священного послания цитаты о священности всякой власти, о Богопоставлении всякого царя, Иван приходит к выводу, что он почти безгрешен, а те грехи, которые он тут на Земле совершает, ему прощаются при первом же обращении к Господу. Кроме того, Иван не мог терпеть осуждения, он страдал ярко выраженным самолюбием, а поэтому не только не слушал, но и затаивал обиду на людей, смеющих ему прекословить или осуждать его грехи, затем эта обида выливалась в казни и ссылки.

Глава 2. Советники

«Подумай, сын, ты о царях великих. Кто выше их? Единый Бог. Кто смеет Противу их? Никто»

А.С.Пушкин. «Борис Годунов».

§ 1. Совместимость  церковной и царской власти.

С самого начала своего зарождения, с времён Владимира Святого Русская Церковь стала играть огромную в роль в жизни общества и государства: в Русской Правде Церкви были даны судебные права, Церковь имела право иметь землю, благодаря чему к XVI веку Церковь стала мощным землевладельцем, получая немалую прибыль с этих земель. Со становлением Московского Государства связано начало небольшого нажима власти на Церковь, в основном, на её земельные владения. Иван IV, с одной стороны, был глубоко молитвенным человеком (у него были расписания молитв, он посвящал большое количество времени стоянию в церкви или дома в молитве, даже иногда накладывал на себя епитимью), с другой стороны, ему не нравилось «вольнодумие» в церковной среде по отношению к царской власти. Он не мог терпеть обличения не только со стороны советников, но и со стороны священнослужителей.

Но  в Русском Государстве «Политическая  централизация покоилась на фундаменте теократии. Только такое, обостренно религиозное  понимание монархии могло и должно было застраховать единовластие от перерождения в произвол и тиранию». А Иван Грозный чётко разделяет отшельничество, монашество, священство и царскую власть, говоря, что «ино же святительская власть, ино же царское правленіе» (53:35-36) , что священнослужителям подобает щеку подставлять, царь же должен наказывать. А помощь Сильвестра в управлении, который «возбудил в царе желание блага» , может привести лишь к гибели государства, как в других странах, где «быша царіе послушны епархомъ и сигклитомъ, и в какую погибель пріидоша» (53:28-29), «Нигдэ же бо обрящеши, иже не разоритися царству, еже отъ поповъ владому» (47:29-31).

Таким образом, наличие мудрых советников подле себя царь воспринимает как  покушение на самодержавие, на его  власть. Как пишет М.Н.Любомудров, «Царь крепко запомнил <…> совет  Вассиана: «Если хочешь быть царём, то не держи советников умнее себя»». Иван Грозный несколько раз спрашивает Курбского: «Или мниши сіе быти свэтлость благочестивая, еже обладатися царьству отъ попа невэжи, от злодэйственныхъ измэнных человэкъ, и царю повелеваему быти?» (47:22-26) Как мы уже заметили выше, Иван Грозный считал себя советником Бога, а раз власть царя так священна, как относится к сословиям, которые посягают на верховную власть?

Дабы  ещё больше унизить церковных  людей в глазах общества, Иван упоминает  и «единомысленниковъ твоихъ зловэрныхъ, еже иноческое одэяніе свергшее и на христіянъ воевати» (29:37-40) и то, что Сильвестр, приближенный к трону, «поправъ священныя обэты и хиротонію и иже ў престола Владычня предстоянія,... восхитихся властію, яко же Иліи жрецъ, нача совокуплятися въ дружбы подобно мирскимъ» (62:19-28), и что «Селивестръ и со Алексэемъ здружался и начаша совэтовати отаи насъ, мнэвша нас неразсудныхъ суща;... и тако помалу всэхъ васъ бояръ начаша въ самовольство приводити» (63:8-11), и что из-за Сильвестра и Адашева, которые не молились за Анастисию – жену Грозного, - она погибла. Наконец, Иван Васильевич, «сыскавъ измэны собаки Алексэя Адашева со всэми его совэтники, милостивной свой гнэвъ ўчинили... попу же Селивестру, видэвше своихъ совэтниковъ ни во что же бывшее, сего ради своею волею отъиде» (66:9-13), подчёркивает, что «попу Селивестру ничего зла не сотворихъ» (66:23), «яко не хотэвши судити здэсь, но въ будущемъ вэце, предъ Агнецемъ Божіимъ» (66:14-15).

Показательно, что на обвинение Курбским царя в  игрищах в церквях Иван отвечает: «яко же Израилю Богъ попустить аще и жертвы приносити, токмо Богови, а не бэсомъ, - того ради и азъ сотворихомъ, сходя к немощи ихъ (народа – А.Н.), точію дабы насъ, своихъ господарей, познали, а не васъ, изменниковъ» (27:27-33). Это оправдание для любого православного человека оправданием быть не может.

Итак, налицо трагедия, происшедшая с государем. Видно, что царь не хочет иметь  не только подле себя советников-попов, но вообще, желает, чтобы они полностью  повиновались ему и всем его прихотям, в том числе и игрищам. «Самодержавие  перерождается в самовластье, призвание  помазанника Божия на земле замещается тираническим произволом. Монархия из народной, сословно-представительной превращается в деспотию, несовместную с национально-православными канонами, с идеалом Богодержавия, ради которых русская монархия и взращивалась».

§ 2. Совместимость  вельможной и царской власти.

Это тема продолжает и во многом перекликается  с предыдущей, кроме того, к непосредственными  представителями этих двух сторон –  вельможества и государя – являются оба полемиста – и Курбский, который был совсем недавно ещё  приближён к царю, и царь.

Курбский  начинает послание с вопроса-обвинения: «Про что, царю, сильныхъ во Израили побилъ еси...» (1:19-20) Затем продолжает опять вспоминать, как он, князь, много трудился, кровь за царя, «аки воду», проливал, ничего плохого не делал, а был изгнан без вины. Всё первое письмо Курбского наполнено возмущением и угрозой Страшного Суда.

Иван  же так в одной из многочисленных своих характеристик описал его  послание: «Все бо едина, обращая разными словесы, по своей бо составной грамоте писалъ еси, похваля еже рабомъ мимо господіи своихъ владэти» (68:1-3). Таким образом, ответ Грозного на эту проблему можно свести к нескольким пунктам: 1) Приближённые советники сами берут власть в свои руки – власть портит советников; 2) бывшие слуги-советники царя суть «бесы» или их соблазнили бесами наученные друзья и советники; 3) Он учится на том, что видел в детстве, ему надоело быть «младенцем» - «си, еже намъ сотворити словіе, ни единому же отъ худэишихъ совэтниковъ ево тогда потреба рещи, но сія вся аки злочестива творяхуся» (64:3-5); 4) Эти советники предали царя и хотели посадить на трон своего ставленника; 5) Царь и сам может справиться с поставленными задачами, а не «сидеть, сложа руки»; 6) Советников интересует не мудрое управление, а «сверканіе злата»; 7) «Аще ўбо царю не повинуются подовластныя, никогда же отъ междоусобныхъ браней престанутъ» (65:19-21).

Итак, из этого списка можно выявить  несколько прослеживающихся линий: царь может неплохо и сам править, а советники все лживые, продажные  и «посланные дьяволом», хотящие  свергнуть царя и воцариться сами, хороших советников почти нет.

Что можно ещё сказать? В принципе, по-моему, позиция обоих понятна: Андрей жалеет по «Божіей земле», по своему богатству, оставленному в России, по своей прежней высокой должности, недоумевает, в чём же его грех. Иван Грозный совсем неубедительно пытается доказать вину Андрея и некоторых других советников, из этого делает вывод, что подавляющее большинство советников, даже на первый взгляд хороших, портится и пытается воцариться само их власть уподобляется «женскому неразумию», а поэтому нужно управлять только царю, как он сам хочет и как ему повелит Бог, поскольку только ими, государями, из всех видимых сил, «земля правится», «а не судьи и воеводы» (56:1). «Грозный всегда был игрушкой своего окружения. Оно всегда было сильнее его» , царю надоело видеть себя беспомощным «младенцем», он мстил за своё детство, за свою беспомощность. Для Грозного уничтожение всякой оппозиции было целью. «Иван толковал о беспредельности своей царской власти, и неограниченный произвол самовластия был его идеалом, целью его действий и помыслов».

Да, можно вопрошать, как это делает М.Н.Любомудров, пытаясь убедить  нас, современных людей: «И разве  не естественно иногда разделить  её (власть) с другими, - тогда, когда  обстоятельства и задачи разрешить  одному разуму, одной воле – не под  силу? Русская соборность, «симфония», - союз государя с главой церкви, с  боярской думой, с земскими избранниками – порождена была требованиями национально-государственной  жизни». А что простым современникам, крестьянам, большинству, подавляющему большинству русского народа: «Царь  батюшка!» Народ верил в царя, верил в Богоизбранность царя и не раз убеждался, «что анархия, многовластие могут быть страшнее иной личной деспотии».

§ 3. Военное  дело.

Как известно, Андрей Курбский был царским  воеводой и основная его служба у царя заключалась в военных походах. И вся история «говорит о Курбском как о выдающемся полководце, военный талант которого царь, несомненно, ценил». Н.М. Карамзин так описывает Курбского: «Юный, бодрый воевода, в нежном цвете лет ознаменованный славными ранами, муж битвы и совета, участник всех блестящих завоеваний Иоанновых, герой под Тулой, под Казанью, в степях башкирских и на полях Ливонии…» И, по-моему, будет точнее сказать, что Андрей Курбский представлял взгляды не столько боярства, сколько высших военных чинов. Курбский не раз упоминает свои «ратные подвиги» и подвиги других «воеводъ, отъ Бога данныхъ ти» (1:20-21), подчёркивая, как много он сделал для царя, и вопрошая, за что самодержец преследует его.

Грозный же считает воинство лишь пушечным мясом, исполнителями, которые не должны соваться в дела управления: «сіе должно нашему повелэнію в вашемъ служеніи быти» (90:29). Кроме того, Иван Васильевич ещё и издевается над князем, который писал, что кровь свою проливал «аки воду» за царя, и что она будет обличать его перед Богом: «смэху подлежитъ сіе, еже ўбо отъ иного пролитая, на иного же вопіетъ... Должная отечеству сотворилъ еси» (89:5-7). Грозный, видя что воевода упирает на ратные подвиги, спрашивает: «Кто можетъ бранная понести противу враговъ, аще растлится междуусобія браньми царство?» (61:21-22). Этот вопрос вполне убедителен. Для Грозного нужно, чтобы даже воеводы жертвовали своими жизнями ради «должного порядка», а не убегали за границу, а потом кричали, что храбры.

Здесь, таким образом, мы опять видим  нестыковку понятий Курбского и  Грозного. Для Грозного воеводы –  винтики, беспрекословно слушающие  приказы. Для Курбского воеводы  – ближайшие советники и опора  царя. С другой стороны, Грозный требует  от воевод и собственного стремления: «Се ли ўбо тщаніе разума вашего, еже нашимъ посланіемъ и напоминаніемъ грады взяша, а не по своему разуму?» (74:32-33)