Адольф Гитлер и немецкий фашизм

Поскольку фашизм уходит своими корнями в чувство  кризиса эпохи, он обретет свой конец  только с самой  эпохой. Так как  он в столь значительной степени представляет собой реакцию  и отчаянный оборонительный рефлекс, то самой  его природе присуще, что предпосылки, на которых он базируется, и являются всего  лишь предпосылками, то есть фашистские движения нуждаются  больше, нежели иные политические группировки, в выдающемся вожде. Именно он аккумулирует все отрицательные  эмоции, называет по имени врагов, обращает депрессию в опьянение  и приводит бессилие к сознанию им своей  силы. К наиболее внушительным достижениям  Гитлера и относится  как раз то, сколь  большие перспективы  сумел угадать  он в кризисе нервов и использовать их; как никто другой, сумел он подчинить  себе идеологические и динамические возможности  межвоенных лет. Но с его концом все это неизбежно рухнуло, и возведенные в степень, сфокусированные и целеустремленно вводившиеся в действие чувства немедленно вернулись к своему расслабленному, неупорядоченному первоначальному состоянию.

Эта неспособность к  выживанию ощутима  на всех уровнях. Как  бы ни подчеркивал  Гитлер надличностный аспект своей задачи, как бы ни напирал он на свою миссию и как бы ни выдавал себя за орудие Провидения, выше своего времени он так и не поднялся. Поскольку он не мог дать ни внушающей веру картины грядущего состояния мира, ни надежды, ни вдохновляющей цели, то ни одна из его мыслей не пережила его. И идеи, которые он всегда использовал лишь в качестве инструментов, остались после него потрепанными и скомпрометированными. Этот великий демагог не оставил после себя ни единого слова, ни единой запоминающейся формулы, точно так же не дошло до сегодняшнего дня ни единого его строения, а он ведь столь жаждал стать величайшим архитектором всех времен; не осталось даже запланированных им величественных руин. В очередной раз выяснилось, какое романтическое недоразумение лежало в основе соображений, которые уже вскоре после так называемого захвата власти стали выдвигаться наиболее рьяными радикалами в рядах НСДАП: “мертвый Гитлер движению нужнее, чем живой". Когда-нибудь ему следовало бы исчезнуть в тумане легенды, и его труп не должен быть найден, дабы он “для верующих масс завершился тайной“. Нет, вновь подтвердилось - и это стало особенно ясным на переломном этапе войны, - что без катализирующей силы Гитлера не было бы ничего, а без личного присутствия “великого" фюрера мгновенно рухнуло все: воля, цель, сплоченность. У Гитлера не было тайны, которая выходила бы за рамки его непосредственного настоящего. Люди, чья приверженность и восхищение были им завоеваны, шли не за видением - они всегда шли за силой, и в ретроспективе эта жизнь представляется непрерывным выбросом гигантской энергии. Воздействие этой энергии было огромным, страх, который она внушала, - беспримерным, но помимо этого в памяти мало что осталось.