Военное присутствие США в центральной Азии

     Современная Центральная Азия представляет собой  малонаселенную, по сравнению с прилежащими  государствами, территорию, с незначительным удельным весом в мировом производстве и торговле (в конце 1990-х годов  на регион приходилось 0,4 % мирового ВВП  и 0,2 % мирового экспорта) и узким  внутренним рынком. Преобладающим сектором экономики и промышленного производства является сельское хозяйство. Экономическая  деятельность в регионе развита  слабо. В мировом хозяйстве регион занимает периферийное положение, являясь, в первую очередь, поставщиком сырья (нефти, природного газа, хлопка, цветных  металлов). При этом нефтегазовые ресурсы  сконцентрированы в Казахстане и  Туркменистане. Кроме того, республики Средней Азии (и в меньшей мере Казахстан) были известны высоким уровнем  коррупции, незащищенностью политических и экономических прав граждан, удручающим состоянием социальной сферы, неблагополучной  экологической ситуацией.

     Общей задачей для центрально-азиатских государств, не имеющих выхода к Мировому океану, является развитие транспортных коммуникаций, связывающих Центральную Азию с соседними регионами. Природно-географические факторы взаимозависимости сочетаются с интегрирующим воздействием, которое оказало на страны региона длительное существование в рамках единой экономической системы.

     Другим  объединяющим фактором является культурно-историческая общность стран Центральной Азии. Это, во-первых, единство религии (ислам), а во-вторых, принадлежность к единой национальной общности (тюркские народы).

     Следующим объединяющим фактором стали общие  исходные политико-стратегические условия, в которых проходило становление  государств Центральной Азии. Ни одна из пяти стран региона не имела  традиций государственности. Средняя  Азия и Казахстан были, по выражению  отечественного востоковеда В.Я. Белокреницкого, «одним из прочных тылов» Советского Союза⁵. Исторически существовавшие связи этих территорий с южными и восточными соседями оказались прерванными.

     Российскими и зарубежными экспертами регион воспринимался как практически  обреченный на нестабильность. Неравномерное  распределение водных и энергетических ресурсов, произвольность государственных  границ, этнические и клановые противоречия, близость к Афганистану, рост транзита, производства и потребления наркотиков угрожали безопасности и стабильности Центральной Азии. Были распространены опасения, что страны региона окажутся под влиянием Ирана и пойдут по пути строительства исламской государственности. Межнациональные конфликты 1989 – 1990 гг. и начавшаяся в 1992 г. гражданская война в Таджикистане подтверждали неблагоприятные прогнозы относительно будущего новых независимых государств Центральной Азии.

     После развала СССР во всех центрально-азиатских государствах оформились авторитарные режимы, прикрытые более или менее искусными демократическими декларациями. По мере их укрепления выкристаллизовался своего рода общерегиональный вариант – режим личной власти пожизненного автократа, играющего роль «вождя нации».

     Необходимость международной легитимизации побуждает «вождей» использовать демократические процедуры и атрибутику, которые, однако, в основном выполняют декоративные функции. Делают они это по-разному. Наиболее успешно это удавалось А. Акаеву, что, правда, не помешало привести страну к государственному перевороту, гораздо менее убедительно это делают Н. Назарбаев и И. Каримов, которые их иногда игнорируют.

     У скончавшегося 21 декабря 2006 года С. Ниязова  игра в демократию принимала гротескные формы. Так, в декабре 1999 года Халк маслахаты (Народный Совет) единогласно принял решение предоставить Ниязову исключительное право занимать пост президента без ограничения срока полномочий. Сам Ниязов, которому официально присвоили не только титул Туркменбаши, но и добавление Великий, утверждал, что стыдится хвалебных од в свой адрес.

     Вынужденная отставка президента Киргизии Аскара Акаева показала, что чаяния населения  в азиатских и в европейских  государствах, возникших на территории бывшего Советского Союза, не так  уж сильно отличаются друг от друга. С  конца 2003 года, когда произошла «революция роз» в Грузии, уже трижды допущенные на выборах серьезные нарушения  привели к падению правительства  в государстве, входящем в СНГ, причем впервые это случилось к востоку  от Урала.

     Как и в случае «революции роз» в Грузии, поводом для «революции тюльпанов» в Киргизии стали нарушения в  ходе парламентских выборов. На сей  раз (и опять-таки как в Грузии) выборы больше соответствовали демократическим  процедурам, чем предыдущие, но их все  же нельзя назвать свободными и честными. И что еще важнее, они не оправдали  ожиданий местного населения, не говоря уже о неправительственных организациях, которые здесь достаточно развиты. Бедность, коррупция и опасения, что в течение последних месяцев  своего пребывания в должности президент  постарается не допустить конкурентов  к борьбе за политическую власть в  стране, побудили деятелей оппозиции  и народные массы, следуя последней  моде, выйти на улицы.

     Если  «революция тюльпанов» в итоге приведет к успеху, это станет поразительным  событием, поскольку создаст предпосылки  для позитивных сдвигов во всем регионе, который многие уже сбросили со счетов, полагая, что построение демократических  обществ здесь невозможно. Если же она потерпит неудачу, то виновата будет правящая элита в Киргизии: это будет означать, что она отказалась от осуществления политических изменений.

     Новое руководство Киргизии – неустойчивая группировка, которой еще только предстоит продемонстрировать, является ли она действительно демократической  или же потенциально столь же коррумпированной, что и ее предшественники.

     Вынужденное бегство президента одной из стран  Центральной Азии изменило политическую ситуацию во всем регионе. При распаде  СССР главы всех государств Центральной  Азии получили власть вместе с независимостью; им удалось укрепить ее, но они так  и не смогли придать ей легитимность. Фактически институт президентства  вырастал здесь из остатков структур республиканских компартий: для  новых президентов они стали  важнейшим инструментом, с помощью  которого можно было концентрировать  власть в своих руках.

     Элиты в Центральной Азии – за исключением Таджикистана – вполне отдают себе отчет в том, насколько опасны попытки мобилизации населения по этническим или субэтническим признакам, и на сегодняшний день нет оснований предполагать, что старшее поколение политиков или те, кто идет им на смену, захотят реализовать свои планы, прибегнув к столь опасному способу.

     Пока  что представители элит из опальных кланов и семейств во всей Центральной  Азии затаились в ожидании возможности  захватить экономическую и политическую власть. Поскольку эффективных институтов, обеспечивающих законную передачу власти, здесь не существует, у них нет  формальных способов для осуществления  своих устремлений. Это означает, что честолюбивым элитам придется прибегнуть к внеправовым методам, что мы уже однажды наблюдали в ноябре 2002 г. при попытке переворота в Туркменистане.

     Помимо  Киргизии предпосылки политической дестабилизации существуют и в других странах региона, хотя и не столь  серьезные. Наиболее значимыми они  были и остаются в Узбекистане, где  Ферганская долина является главным  очагом исламского движения в регионе. В ней позиции ислама традиционно очень сильны. К моменту распада СССР исламисты фактически установили над ней свой контроль, опираясь на отряды боевиков⁶.

     С середины 1990-х гг. Центральной Азией  был взят курс на максимальное использование  сырьевого потенциала региона путем  привлечения западных инвестиций. Для  этого иностранному капиталу были предоставлены  самые большие льготы. Из двух стран, обладающих достаточно крупными месторождениями  нефти и газа, – Казахстана и  Туркменистана, – только первая смогла привлечь крупные иностранные инвестиции и получить от них экономически значимую отдачу. Действительно, крупные газовые  месторождения Туркменистана были востребованы явно недостаточно. Узбекистан за счет разработки имеющихся нефтегазовых месторождений смог удовлетворить  в основном лишь свои внутренние потребности. Киргизия же была вынуждена импортировать  энергоносители. 
 

     1.2 Внешняя политика  государств региона 

     Когда только началось строительство новых  государств в Центральной Азии, ни одна из ведущих мировых держав, включая и Россию, не проявляла интереса к этому региону. В начале 1990-х годов среди как российских, так и западных экспертов преобладала точка зрения, что региону суждено находиться на периферии внимания ведущих государств мира.

     Однако  в реальности за выходом стран  региона на международную арену  последовало их включение в сферу  интересов соседних государств, Соединенных  Штатов и стран Запада, транснациональных  корпораций. С самого начала 1990-х  годов обозначили свои интересы в  регионе Иран и Турция. В середине десятилетия наметилась активизация  российской дипломатии в Центральной  Азии. Поступательно, но неуклонно усиливалось  присутствие в регионе Китая. Не оправдались предположения, что  в стороне от развития региональной ситуации останутся США и другие страны Запада. В целом регион стал объектом разновекторных внешнеполитических воздействий, интенсивность которых возрастала на всем протяжении 1990-х – начала 2000-х годов; широкое распространение получило представление о возникновении в Центральной Азии ситуации соперничества внерегиональных государств – так называемой «новой большой игры».

     Анализ  выступлений лидеров стран Центральной  Азии, посвященных изложению основ  внешней политики стран региона, позволяет выявить круг конкретных задач, которые была призвана решить их внешняя политика.

     Покажем основные направления развития внешней  политики стран Центральной Азии.

     Так, для внешней политики Казахстана решающими оказались два фактора:

     а) протяженные границы с Россией  и Китаем;

     б) высокая доля компактно проживающего русскоязычного населения.

     Становление в качестве «суверенного независимого государства», объявленное президентом  Н. Назарбаевым одной из двух «главных стратегических целей» Астаны, требовало  лавирования во внешней политике, призванной предотвратить возникновение  внешних угроз существованию  независимого Казахстана в его нынешних границах. Развитие отношений со странами Запада, прежде всего США, обладающих возможностями воздействия на Россию и Китай, существенно расширяло  пространство внешнеполитического  маневра. Необходимость привлечения  иностранных капиталов и технологий для смягчения социально-экономических  последствий распада Советского Союза и выхода из экономического кризиса диктовала реализацию курса  на привлечение масштабных иностранных  инвестиций. В этой связи основная цель внешней политики Казахстана определялась как «формирование и поддержание  благоприятных внешних условий  для успешной реализации... стратегии  становления и развития Казахстана как суверенного государства». «Многовекторность и сбалансированность» были объявлены основными характеристиками внешней политики страны.

     Развитие  американского «вектора» стало  важнейшей составляющей внешней  политики Астаны. Заинтересованность США в независимом Казахстане рассматривалась как важнейший  элемент «стратегического паритета вокруг Казахстана» и «крупный вопрос национальной безопасности»⁷. Предполагалось, что высокий уровень отношений с США подкрепит притязания Казахстана на лидерство в постсоветской Центральной Азии.

     Внешняя политика независимого Кыргызстана  также формировалась под влиянием двух факторов:

     а) традиционно сложных отношений  с соседними Узбекистаном и Китаем;

     б) угрозой исламского радикализма.

     Небольшая по площади и численности населения  страна, лишенная значительных сырьевых ресурсов, вынуждена была войти в  возглавляемые Россией военно-политические и экономические структуры. Немалое  внешнеполитическое значение имели  и особенности политического  режима бывшего президента А. Акаева: на фоне соседей республика выделялась более приближенной к демократическим стандартам организацией власти и большей обеспеченностью политических и экономических прав и свобод. Хотя при этом, в дальнейшем, Киргизия оказалась единственной центрально-азиатской страной, в которой произошла революционная смена власти президента, вошедшая в историю под названием «революция тюльпанов».

     Приоритетный  характер отношений с Соединенными Штатами и Западом непрестанно  декларировался Бишкеком, но в реальности их развитие было ограничено зависимостью Кыргызстана от Москвы и Астаны в  вопросах обеспечения безопасности и необходимостью не допускать обострения отношений с Пекином и Ташкентом. В связи с этим в отношениях с США Кыргызстан пытался максимально  использовать образ «либерального  оазиса» Центральной Азии, привлекая  американскую экономическую и гуманитарную помощь, апеллируя к влиянию США  в международных финансовых институтах и становясь региональным центром деятельности американских и международных неправительственных организаций. Вторым «козырем» киргизской внешней политики стало подчеркивание транзитно-транспортного и туристического потенциала республики.

     Отставка  Аскара Акаева вряд ли скажется на внешней  политике Киргизии и относительном  балансе основных сил в Центральной  Азии. Новые лидеры страны не стремятся  к изменению своей внешней  политики и хотели бы сохранить хорошие  отношения с Россией, США и  Китаем. Но обстоятельства смены власти в Бишкеке, безусловно, повлияли и на отношение мировых держав к Киргизии, и на то, как будут складываться взаимоотношения в сфере безопасности в регионе в целом.