Первые государства в Китае

Автор: Пользователь скрыл имя, 07 Ноября 2011 в 13:27, реферат

Описание работы

Считается, что значительная часть древних племен не только нынешнего собственно Китая, но также Тибета, Бирмы, Таиланда и Северного Вьетнама говорила на языках сино-тибетской (китайско-тибетской)(В сино-тибетскую языковую семью в настоящее время входят помимо китайского (ханьского) со многими, частично взаимно непонятными диалектами также вьетнамский и языки тибето-бирманской ветви, включающие кроме тибетского и бирмапского также каренский в Бирме и Таиланде и ряд мелких языков в Ассаме (Индия), Бирме и Юго-Западном Китае; к той же семье могут быть отнесены тайские языки: тайский, или сиамский, в Таиланде, шанский в Бирме и ряд других. По гипотезе С.А. Старостина и С.Л. Николаева, сино-тибетские языки (и кетский на Енисее) входят в другой языковон порядок, нежели языки лостратические (куда входят индоевропейские, финно-угорские, алтайские, картвельские, афразийские и т.п.).

Работа содержит 1 файл

Китае.doc

— 276.50 Кб (Скачать)

Возникновение государства Шан(Инь).

   Древнейшие  письменные источники донесли до нас наименование Инь, относившееся к одному из крупных племенных коллективов, который возник во II тысячелетии до н.э. в бассейне среднего и нижнего течения Хуанхэ. Усложнившаяся жизнь иньского союза племен привела к появлению зачатков письменности, первоначально использовавшейся для целей культа. Эта письменность была примитивного, в основном пиктографического характера, но тем не менее в ней уже можно увидеть прообраз иероглифической письменности, легшей в основу и современной китайской иероглифики.

   Подъем  производительных сил был вызван главным образом переходом к  использованию металла, но вместе с  тем усовершенствованием в области  огранизации трудового процесса: разграничением общественных функций  и выделением организаторов производства в виде института военных вождей, жречества, (деятельность которого на том уровне развития была непосредственно связана с хозяйственной жизнью) и общинного совета старейшин. Аногеем общественных сдвигов явилось возникновение рабства.

   При экологической специфике Северного Китая, в условиях лесистых плоскогорий и холмистых склонов, земледелие было возможно лишь по речным поймам, вдоль рек—там, где местность позволяла дренировать излишки осадков. Во второй половине II тысячелетия до н.э. в Северном Китае — от Ганьсу до Шаньдуна и от Хэбэя до Хупапи и Цзянси—по берегам рек появляются, как показывают археологические раскопки последних десятилетий, поселения раннегородского типа — носители бронзовой индустрии. Эти «городские очаги» представляют собой комплексы родственно-соседских общий (или переходных к ним от родственно-родовых), объединяемых по экономическому признаку вокруг обнесенных стенами «городов». «Раннегородские» поселения эпохи Ивь были открыты прежде всего в области Хэнань, но найдены также в других областях (в Шаньдуне, Шаньси, Хубэе, Шеньси). Наиболее многочисленны они в пределах центральной равнины (в Хэнани и на юге Хэбэя, вплоть до р. Xyaй и Шаньдупа). Граница их распространения на юге доходит до средней Янцзы, где в районе южнее озер Дунтин (Хунань) и Иоян (Цзянси) найдены два «города» того же типа, что и в Хэнани. Особый интерес представляют недавние раскопки обнесенного мощной стеной поселения с «дворцовым» комплексом иод г. Xyaнни (Хубэй), датируемого II тысячелетием до н.э. Такие «города» (размером примерно до 6 кв. км) строились по определенному плану, с монументальными зданиями дворцово-храмового типа, с ремесленными кварталами, бронзолитеиными мастерскими. Различие в погребальном инвентаре свидетельствует о возникающем в это время имущественном неравенстве. Массовые умерщвления и жерткоприношения рабов из военнопленных составляют характерную особенность этих обществ.

   В масштабе небольших областей, охватывающих одну или несколько территориальных  обпит (городов), складывались первичные  очаги зарождении цивилизации. Это объединение соподчиненных общин диктовалось как хозяйственными нуждами (например, необходпмостыо коллективных усилии для борьбы с наводнениями), так и военными (наступление периода жесточайших войн свидетельствует о возросшем богатство общин). Имущественное расслоение привело к тому, что семья «взрывала» род, и на место родственно-родовых отношений приходили родственно-семейные. На первый план в этих переходных городских обществах под внешней оболочкой борьбы родов за престиж выступали имущественные и возникающие классовые антагонизмы. Такие протогородскио территориальные общины становились полем образования раннеклассовых обществ.

   В конце II тысячелетия до н.э. во главе  довольно крупного этнически однородного  объединения, конгломерата городских обществ, встало наиболее сильное из них — Шанской. Его предводитель обладал чрезвычайными военными полномочиями и назывался еаном (термин ван стал в дальнейшем титулом царя, который также исполнял функции верховного жреца).

   Об  общине и городе Шан мы узнаем из древнейших на территории Китая письменных памятников, обнаруженных при раскопках около деревни Сяотунь, в районе Аньяна (в Хэнани), и из других материалов раскопок. Основными источниками по данному периоду являются надписи. Но так как они написаны очень архаическим письмом, которое до сих пор читается ненадежно, и по содержанию представляют ритуально-магические тексты, то для характеристики социального строя из них можно извлечь очень немногое. Данные эти спорные, что приводит к большим разногласиям среди историков в оценке характера шанского общества(Ученым пеизвестно, как произносились письменные знаки на гадательных костях и шанской бронзе. Поэтому все приведенные ниже звучания являются условными, представляя собой современные чтения тех иероглифов, с которыми исследователи отождествляют соответствующие иньские знаки.).

   Рассматриваемые здесь первые письменные памятники  датируются XIII—XI вв. до н.э.(Радиокарбонный анализ слоя, где были обнаружены гадательные  кости с надписями, дал дату: 1115 ± 90, т.е. XII в. до н.э.), тем же временем, к которому относится и вскрытое в районе Аньяна большое протогородское поселение с остатками бедных землянок, подобных неолитическим жилищам, и фундаментами больших строений с бронзовыми основаниями колонн. В пределах поселения обнаружены литейные мастерские и печи. Вблизи него были найдены могилы, различающиеся по инвентарю погребений — от простых, лишенных оружия и бронзовой утвари, до огромных подземных усыпальниц(Радиокарбонная датировка одной из них: 1085 ± 100 г. до н.э.) напоминающих усеченные пирамиды, обращенные вверх основанием, с широкими подъездными дорогами, спускающимися посередине каждой из сторон этих подземных сооружении к погребальной камере, заполненной драгоценной утварью, оружием, украшениями, нефритом и золотом. В этих могилах (которых очень немного) найдены сотни скелетов умерщвленных людей, а рядом — целые поля погребений обезглавленных рабов со связанными за спиной руками и ямы с их отрубленными головами, исчисляющимися тысячами; здесь же захоронены колесницы с лошадьми и возничими. Помимо нескольких больших могил, раскопанных под Аньяном, найдены две подобные усыпальницы шанского времени около г. Иду (п-ов Шаньдун) — с десятками погребенных вместе людей и захоронениями лошадей и колесниц, с именными бронзовыми секирами — регалиями правительской власти, принадлежавшими, видимо, главе местного «нома». Там же обнаружена и могила среднего размера с несколькими умерщвленными рабами. Обращает па себя внимание одна из средних могил, рядом с городом шанского времени под Хуанпи (область Хубэй), где возле захоронения покойника в двойном деревянном резном гробу находилось свыше 60 предметов, в том числе бронзовое оружие и сосуды, и здесь же — три скелета сопогребенных людей.

   Как было показано в предшествующих лекциях, человеческие жертвоприношения были не редкостью на ранней стадии древнего общества. Все же по громадным масштабам таких жертвоприношений шанское общество на первый взгляд кажется выходящим из ряда типологически ему подобных. Но различие состоит только в том, что ближневосточные военачальники просто убивали пленных сразу после сражения, а шанские ненадолго оставляли их в живых и превращали обычную для ранней древности резню в религиозный ритуал. Причина, однако, в обоих случаях была одна и та же: неспособность господствующего класса использовать большие массы пленных в производстве при все еще примитивных средствах вооруженного насилия.

   Важнейшим центром шанского общества, видимо, был Аньян, а самая интересная находка здесь — это архив  оракула, или так называемый Иньский оракул, где обнаружено более 100 тыс. надписей на лопаточных костях животных и панцирях черепах, из которых 41 тыс. опубликована. Эти кости и панцири служили для гадания. На них выдалбливали углубления, а затем подвергали обжигу, и по образовавшимся трещинам жрец — как правило, сам ван — определял тот или иной ответ божества на заданный вопрос: об успехах предстоящей войны или охоты, о сельскохозяйственных работах и дожде, о градостроительстве и человеческих жертвоприношениях богам и духам предков вана и т.п. Например, надписей о массовых жертвоприношениях людей к настоящему времени обнаружено около 2 тыс. На кости или черепашьем панцире около «священной» трещины выцарапывалось содержание вопроса и ответа-предсказания, ставилась дата гадания, иногда потом делалась запись о том, сбылось ли предсказание. Так из записей для практических нужд, т.е. из сводов предзнаменований и подборок дат, постепенно выросли первые исторические хроники.

   Надписи эти составлены рисуночным письмом, в котором изображения подвергались довольно сильной схематизации, и это позволяет думать, что ему предшествовало письмо более раннее.

   И действительно, на шанскои бронзе есть знаки-рисунки, отражающие более примитивную  форму письма. В соответствии с  характером древнекитайского языка, в котором грамматические отношения выражались не префиксами и суффиксами, а почти исключительно порядком расположения основ, древнекитайское письмо состоит сплошь из идеографических знаков в прямом или переносном употреблении: чисто фонетические (слоговые) знака здесь не выработались(Однако в китайской письменности можно было, например, к знаку «сердце», обозначающему различные понятия, связанные с чувствами» прибавить «ребусный» знак «восходящего солнца», который может читаться ба[к] — «белый», и тем самым придать составному знаку «сердце + белый» значение па, что значит «бояться».).

   Образование и сохранение этой очень сложной  системы письменности объясняется  особенностями китайского языка: односложные  слова не расчленялись на морфологические элементы из отдельных фонем, поэтому китайская письменность не пошла по пути создания буквенных (алфавитных) обозначений. Чисто слоговая письменность не позволила бы различать на письме многочисленные омофоны китайского языка (в устной речи для этого использовались музыкальные тоны). Китайский письменный знак должен был соответствовать только одному односложному слову.

   Исследование  сяотуньских гадательных надписей затрудняется тем, что фонетические реконструкции древнекитайского языка  не идут далее середины I тысячелетия до н.э., да и они вызывают сомнения. Полагают, что в оракульных надписях отсутствуют знаки, записывающие конкретное звучание языка. Знаки гадательных надписей были напоминательными (мнемоническими) и понятийными (идеографическими), т.е. передавали понятия независимо от звучания соответствующего слова.

   При всей разобщенности политических номовых  центров (входивших в военно-культовый  союз, который не был объединенным государством) письменность в «обществе  гадательных костей» была тем не менее, по-видимому, для всех одна. Скорее всего ее распространял культовый иньский союз (рудимент стадиально предшествующего типа объединений), хотя, возможно, изобретена она была не только и не обязательно именно шанцами, выделившимися в свое время из иньского племенного союза как наиболее устойчивая его часть. Изучение знаков-рисунков на яншаоской и луншаньской керамике наводит некоторых исследователей на мысль об иных гипотетических очагах зарождения протоиероглифической письменности. Недавние же находки на керамике и литейных формах из Учэна (в районе оз. Поян в Цзянси) десятков графических знаков, отличных от сяотуньских и более древних, чем они, дают возможность предполагать, что их создателями могли являться южные племена, обитавшие в бассейне среднего течения Янцзы. У ученых есть предположения и о возможности существования в период Инь у каких-то этнических общностей бассейна Хуанхэ (возможно, чжоусцев) зачатков и еще какой-то письменности.

   Аньянские гадательные надписи, как уже  сказано, трудны для понимания. Идеограммы гадательных надписей недостаточно однозначны, далеко не все они расшифрованы. Одни и те же знаки имели разное значение в зависимости от контекста. Не всегда знаки удается свести к позднейшим иероглифам, терминология гаданий содержит много непонятных нам, условных, в том числе магических, обозначений; сложно отождествить, например, упоминаемые в надписях «страны света», надежно перевести социальные и политические термины и т.п. Учитывая все это, не приходится удивляться расхождениям в толковании учеными гадательных текстов из Сяотуня и различию исторических реконструкций описываемого периода.

   И все же из гадательных надписей аньянского архива удалось получить некоторую  сумму сведений. Так, стало известно, что главным лицом — военным вождем, верховным жрецом и организатором производства «общества гадательных костей» — являлся правитель «города Шан», носивший титул вана. От его имени нередко задаются вопросы гадателям, он же, как правило, толкует ответы божества. Вопросы надписей касаются многих «городов» (и) и общинных объединений (фан). Среди них выделяются шанские поселения: «город (или города) Шан» (Шан и), «главный (или великий) город Шан» (да и Шан), «центральный Шан» (чжун Шан), наконец, просто «Шан» как топоним и этноним. Это может свидетельствовать о том, что местоположение оракула, т.е. древний «город» конца II тысячелетия до н.э., в пределах которого он был обнаружен, не был ни резиденцией вана области Шан, ни политическим центром того объединения» во главе которого стоял шанский ван как главный военный предводитель. Что касается самого культового оракульного центра, являвшегося межобщинным и межплеменным, то он явно не назывался «Шан». Судя по свидетельству литературных памятников, он скорее всего именовался «Инь». Если с этим согласиться» то можно было бы понять тот парадоксальный и до сих пор не объясненный факт, что постоянно упоминаемый позднейшими источниками топоним и этноним Инь, давший название древнейшему периоду истории Китая («Иньский Китай»), ни с одним из знаков аньянских надписей не отождествляется, хотя среди них обнаружены условные имена почти всех так называемых «иньских правителей» из дошедшего до нас в версии позднейшего историка Сыма Цяня царского списка династий Инь(Согласно традиционной китайской историографии, «династия Инь» правила в Китае во II тысячелетии до н.э.; традиционные ее даты — 1766—1122 гг. до н.э.— не противоречат археологическим данным; вообще же следует отметить, что точная датировка событий древней истории Китая начинается лишь с 841 г. до н.э.). Что же касается названия «Шан», то оно встречается как на гадательных костях из Аньяна, так и в нарративных памятниках в качестве наименования политического объединения и его политического центра, а также как этноним и топоним, отождествляясь с «династией Инь» и являясь как бы ее вторым равноценным наименованием. Полагая, что оракульный центр в Аньяне назывался Инь, мы находим достаточно логическое объяснение отсутствию знака Инъ в текстах оракула: естественно, что обращающиеся к оракулу не вопрошали о нем самом. Могло иметь место и табуирование названия оракула. Возможно, что Инь было также самоназванием племени или союза племен в бассейне Хуанхэ.

   Шанское общество находилось на грани медно-каменного  и бронзового веков. Прочная оседлость  отличает шанские поселения описываемой эпохи (т.е. периода «гадательных костей»: XIV—XI вв. до н. э.) от всех предшествующих. В так называемом Иньском Китае произошло второе крупное общественное разделение труда (на земледельцев и специализированных ремесленников). Земледельческие орудия труда все еще оставались неолитическими. Основная часть вопросов к оракулу касается видов на урожай, что указывает на большое значение земледелия для «общества гадательных костей», включавшего в себя не только шанцев (надписи донесли до нас десятки этнонимов, в том числе и чжоу—будущих завоевателей шанцев). Как и луншаньцы, шанцы возделывали сорго (гаолян), ячмень, различные виды пшеницы, просо, пайзу, вид конопли со съедобными зернами. Главными сельскохозяйственными культурами были просо, пшеница, чумиза и гаолян. Нет полной ясности, был ли известен шанцам рис, но если и был, то только суходольный, ибо ирригация еще не существовала и урожай целиком зависел от дождя; о чем имеются прямые свидетельства гадательных надписей. Кроме небольших дренажных канав, известных еще по раскопкам раннеиньского городища под Чжэнчжоу (Хэнань), никаких следов искусственного орошения археологические раскопки, как и надписи, не выявляют ни у шанцев, ни у других «городов-общин» и племен, располагавшихся во второй половине II тысячелетия до н.э. в поясе плодородных долин бассейна Хуанхэ. Основной принцип практиковавшихся гидротехнических мероприятий заключался в регулировании стока рек с помощью водоотводных протоков,! При раскопках под Аньяном была обнаружена система меридиональных каналов 40—70 см шириной, около 120 см глубиной при максимальной длине 60 м. Кроме злаков были известны различные садово-огородные культуры, выращивались тутовые деревья для разведения шелкопряда. Наряду с холстом изготовлялись шелковые ткани. Этим занимались только женщины. Разделение труда между женщинами и мужчинами было очень чётким.

Информация о работе Первые государства в Китае