Теория перевода

     Введение

     Чтобы понять, как и благодаря чему появилась  новая научная дисциплина - теория перевода, - необходимо обратиться к истории переводческой деятельности. Именно в истории перевода можно обнаружить предпосылки становления и развития теории перевода. На протяжении многих веков все, кто был непосредственно связан с переводом, в своих размышлениях обращались к практическим проблемам своей работы, давая им теоретическое осмысление, возводя их в ранг теоретических проблем. И хотя собственно теория перевода как наука возникла лишь в XX веке, многие переводческие проблемы осознавались и рассматривались уже много веков назад. Об этом свидетельствуют высказывания переводчиков, поэтов и писателей, которые часто и сами выступали в роли переводчиков, а также отзывы политических деятелей, сохраненные для нас историей. При этом интересно отметить, что на протяжении многих веков переводчики, да и все, кто был так или иначе связан с переводом, обращались к рассмотрению одних и тех же вопросов, которые сейчас кажутся нам «вечными». Правда, в разные эпохи эти вопросы решались по-разному. Как писал Гиви Гачечиладзе, «...история художественного перевода в любой стране неизменно выдвигает одни и те же нерешенные теоретические проблемы, верней, по-разному решаемые на различных этапах в соответствии с конкретными историческими и национальными условиями...» [1. С.6-7]. И хотя Г.Гачечиладзе писал о художественном переводе, эти слова можно в полной мере отнести к переводу вообще, тем более что большая часть проблем носит общий характер, то есть присуща всем видам перевода.

     Изучение  истории переводческой деятельности и истории переводческой мысли поможет понять суть этих проблем, осознать возможные пути их решения, либо приведет нас к нахождению абсолютно новых ответов на «вечные» вопросы.

      1. Отечественное переводоведение

     1.1 Перевод в России XVIII века

     До XVIII века Россия сильно отставала от ведущих в культурном отношении стран Западной Европы в качестве перевода, широте обращения переводчиков к различным пластам литературы, в понимании задач и возможностей перевода. Однако в XVIII веке картина существенным образом изменилась. Без преувеличения можно сказать, что в это время Россия сделала огромный рывок вперед во всех областях культуры, в том числе и в переводе. Как считают некоторые исследователи, перевод в России в XVIII веке может быть охарактеризован как культурное явление, стоящее в одном ряду с западно-европейским Возрождением [2. С.170]. От стал важнейшим средством ликвидации разрыва в культурном времени между Европой и Россией, широко распахнув окно в литературный мир Западной Европы и одновременно стал частью национальной словесности. Особо следует отметить сконцентрированность переводческой деятельности того времени. Явления, имевшие место в Европе в течение нескольких столетий, начиная с XV века и далее, в России проявились в течение нескольких десятилетий XVIII века. И если европейские культуры осваивали постепенно и последовательно сначала античную литературу, а затем литературу современную, то русская культура стремилась освоить все сразу. На развитие перевода в России повлияли как объективные, так и субъективные факторы. К числу субъективных факторов следует отнести знакомство царя Петра I с культурными достижениями Европы, его выдающуюся роль в организации и развитии переводческой деятельности. Петр очень решительными способами вводил новую культурную ориентацию, фактически «развернул» Россию лицом к Европе. Выход России из культурной самоизоляции явился одним из объективных факторов оживления и развития переводческого дела. Другой фактор - развитие экономики, для которого также требовалось ознакомление россиян с западно-европейскими научными достижениями, с западной экономической мыслью.

     Важным  стимулом в развитии переводческой  деятельности явились потребности военного дела. Для создания современной армии, ее правильной организации, создания новых видов вооружения, строительства морских судов требовалось знание того, чем была богата на тот момент Европа. Почерпнуть эти знания можно было только через перевод.

     Расширение  границ Российской империи способствовало и расширению и упрочению международных контактов. Осуществление внешнеполитической деятельности было невозможно без знания иностранных языков, без массовой подготовки переводчиков.

     Петр  I прекрасно понимал всю важность развития переводческого дела для будущего становления России как мировой державы, для ее культурного развития. В одной из своих речей Петр говорил: «Историки доказывают, что первый и изначальный наук престол был в Греции, откуда... принуждены они (науки) были убежать и скрыться в Италии, а по малом времени рассеялись уже по всей Европе; но нерадение наших предков им воспрепятствовало и далее Польши пройти их недопустило... я чувствую некоторое во сердце моем предувидение, что оные науки (которые распространяются и циркулируют подобно крови в организме) убегут куда-нибудь из Англии, Франции и Германии и перейдут для обитания между нами на многие веки...» [2. С. 174.].

     Петр  I выступал не только в качестве организатора переводческой деятельности, но и как переводчик-практик и критик переводов. Подтверждением тому являются некоторые исторические свидетельства. Так, в 1710 году «Журналь де Треву» писал, что в Московии стали издаваться книги на славянском языке, в основном переводные, и что «все эти книги были напечатаны шрифтами, привезенными из Голландии: первая книга принадлежит самому царю» [2. С. 175]. Известно, что Петр переводил книгу «Архитектура» Бароцци да Виньолы. Правда, неизвестно, с какого языка царь ее переводил, так как в его библиотеке имелось семь экземпляров «Архитектуры» на четырех языках - голландском, немецком, итальянском и французском. Предполагается, что Петр в основном переводил ее с немецкого языка, сверяясь по мере необходимости с голландским текстом. В конце 1708 года книга была сдана в типографию, но в процессе печатания царь дважды просматривал и исправлял перевод. На окончательную редакцию перевод был дан архитектору Фонтана, который заменил ряд итальянских терминов русскими и составил своего рода архитектурный словник.

     Во  времена Петра встал и вопрос о специализации переводчиков. Для Петра этот вопрос не был дискуссионным. Он четко понимал необходимость получения переводчиками, особенно научно-техническими, знаний о том предмете, о котором они переводят. Царь писал: «Для переводу книг зело нужно перевотчики а особливо для художественныхъ [то есть связанных с тем или иным ремеслом, «научных»] понеже никакой перевотчикъ, не умея того художества о котором переводить перевесть не может. Того ради заранее сие делать надобно таким образом которые умеют языки, а художествъ не умеют, техъ отдать учитца художествамъ, а которые умеютъ художества, а языку не умеють, техъ послать учитца языком и чтобъ все из русскихъ или иноротцы кои или здесь родились или зело малы приехали и нашъ языкъ как природной знаютъ, понеже на свой языкъ всегда лехьче переводить нежели своего на чюжей» [4. С.53]. Такой подход к переводу можно рассматривать не только как практическое руководство, но и как теоретическую установку, которая во многом предопределила пути развития перевода научно-технической литературы в дальнейшем.

     При возрастании количества переводов  насущной необходимостью становилась организация переводческого дела. В 1724 году Петр I издал указ о создании академии, которая, по его мнению, должна была способствовать культурному прогрессу. В указе, в частности, говорилось: «Учинить академию, в которой бы учились языкам, а также прочим наукам и знатным художествам и переводили бы книги» [2. С. 179]. При академии была создана так называемая «нижняя школа», в которой предполагалось изучение латинского, немецкого и французского языков.

     Важную  роль в развитии переводческой деятельности сыграло созданное при Академии «Российское собрание» (1735 г.), которое явилось, по сути, первой профессиональной организацией российских переводчиков. В указе Президента Академии говорилось: «Переводчикам сходиться в Академии дважды в неделю... снося и прочитывая все, кто что перевел, и иметь тщание в исправлении российского языка случающихся переводов» [2. С. 179]. Главные задачи «Российского собрания» определялись следующим образом: «перевод степенных старых и новых авторов», создание «лексикона полного», «доброй грамматики», «риторики и стихотворной науки». «Собрание» занималось в первую очередь переводами книг научной, художественной и просветительской литературы. В «Собрании» проводились обсуждения и рецензирование переводов. Его деятельность способствовала и становлению переводческой критики. Один из членов «Собрания», переводчик А.Адодуров, следующим образом определял задачи критической оценки переводов: «При общей оценке перевода важным считается, чтобы он: 1) полностью совпадал с оригиналом; 2) был изложен четко и без грамматических ошибок и 3) не нарушал языковых норм, чтобы чтение его не вызывало досады и нелегко было бы догадаться, на каком языке написан оригинал» [2. С. 180]. Из этого высказывания следует, что одним из основных требований к переводу в то время было требование близости к оригиналу, даже «полного совпадения» перевода с оригиналом.

     В 70-х годах сформировался кружок переводчиков вокруг типографии Сухопутно-шляхетского корпуса. За несколько лет существования кружка было переведено и издано несколько десятков книг. Интересно отметить, что основным принципом перевода этих переводчиков был перевод вольный, с адаптацией к русскому быту. Деятельность переводчиков в значительной степени повлияла на разработку стиля и приемов фабульного повествования. Достаточно отметить, что многие русские литературы того времени, например, Ф.А.Эмин, начинали именно как переводчики художественных произведений.

     XVIII век - это век борения двух противоположных тенденций, подходов - пословного (буквалистского перевода) и вольного перевода. Хронологически пословный перевод был более древним, характерным для перевода в послемонгольской России на протяжении нескольких веков. Его распространенность объясняется тем, что переводу в допетровскую эпоху подвергалась, прежде всего, литература сакрального (духовного) характера. Пиетет переводчиков перед «словом Божиим» был столь велик, что не допускал каких бы то ни было отступлений от текста оригинала. Обращение к светскому переводу в петровскую эпоху привело к появлению нового подхода, который пропагандировался самим царем. Симон Кохановский в предисловии к своему переводу книги Юста Липсия «Увещания и приклады политические» писал: «Я в переводе сем не порабощен был помянутого автора штилю, но едино служил истине, чтоб ниже мало была изменена сила и истина истории, того ради сие предвозвещаю в преддверии последующих повестей, дабы кому не дивно было, что не слово в слово переведены, но смотрил бы, что самая истинная сила истории не изменена есть» [2. С. 184]. Сам факт формулирования переводчиком своего кредо в форме предисловия к переводу является свидетельством того, что новая традиция не была сильной и ведущей. И все же ее отстаивало достаточно большое количество переводчиков. Так, А.Ф.Хрущев в предисловии к своему переводу «Похождений Телемаковых» (1724 г.) четко выразил свою позицию: в процессе перевода он был озабочен прежде всего поиском смысла, а не пословным следованием оригиналу; пословность даст тот же оригинал, только русскими буквами, что будет неудобочитаемо [2. С. 186].

     Но  были и другие переводчики, отстаивавшие максимально близкое в переводе следование оригиналу. Так, уже известный нам Гавриил Бужинский пояснял, что переводя книгу Пуддендорфа, он строго следовал за автором, ничего не прибавляя и не убавляя, так как не хотел, как делали многие, присваивать себе славу автора, то есть он хотел остаться лишь переводчиком. Как мы видим, позиция переводчика была обусловлена не столько теоретическими, сколько морально-этическими соображениями. Как считают О.Е.Семенец и А.Н.Панасьев, именно эта позиция и определила отношение переводу, которое возобладало в Западной Европе. Но в целом XVIII век проходил под знаком выработки как теоретических, так и практических подходов к переводу.

     В рассматриваемый нами период особо  остро стал вопрос о выборе произведений для перевода. Если в начале XVIII века переводились прежде всего книги по военному делу, по технике, по точным наукам, по вопросам права и т.п., отвечавшие непосредственно практическим потребностям новой России, и выбор переводимого определялся этими потребностями, то вскоре возник и стал расти интерес к иноязычной художественной литературе. И вот именно в этой области разгорелись ожесточенные споры. Вполне естественным для того времени было обращение переводчиков к тем жанрам, которые отсутствовали в русской литературе, прежде всего к жанру романа. Первоначально этот жанр не всеми воспринимался однозначно. Так, А.П.Сумароков гневно реагировал на появление перевода романа А.Ф.Прево «Приключения маркиза Г., или Жизнь благородного человека, оставившего свет». А.П.Сумароков писал, что от романов «...пользы... мало, а вреда много. Говорят о них, что они умеряют скуку и сокращают время, то есть век наш, который и без того краток. Чтение романов не может назваться препровождением времени; оно погубление времени...» [2. С.187]. Понятно, что речь идет прежде всего о романах переводных, поскольку собственных романов в то время еще не было. Точно также и М.В.Ломоносов высту- 
пал против перевода рыцарских романов, требуя, чтобы проза непременно содержала примеры и учения о политике и добрых нравах. В качестве образцов он рекомендовал такие произведения, как «Аргенида» Д Барклая, «Телемак» Ф.Фенелона, «Золотой осел» Апулея, «Сатирикон» Петрония. В то же время некоторые переводчики выступали в качестве апологетов нового жанра. С.А.Прошин в предисловии к своему переводу романа А.Ф.Прево «Филозоф английский, или Житие Клевленда, побочного сына Кромвелева» (1760 г.) писал, что хотя существует много романов плохих, нет никакой нужды отвергать чтение романов, поскольку «изображаются в них нравы человеческие, добродетели их и немощи; показываются от разных пороков разные бедствия в примерах, то причиняющих ужас, то соболезнование и слезы извлекающих и между цепью ... приключений наставления к добродетели полагаются» [2. С. 188].

     Основные  подходы к переводу четко проявляются  в творчестве наиболее выдающихся переводчиков того времени.

     Василий Кириллович Тредиаковский (1703 - 1769 гг.) получил прекрасное образование, учился в Славяно-греко-латинской академии в Москве, в Голландии, в Сорбонне, был отменным знатоком языков и эрудитом. Его переводческое наследие очень велико и включает произведения П.Тальмана, де Фонтенеля, Д.Барклая, Буало, Горация, Сенеки, Фенглона. французских историков Ш.Роллена и Ж.-Б.Кувье. Переводил В К Треднаковский в основном с французского языка и с латыни. Первым переведенным им произведением был роман Поля Тальмана «Езда в остров любви», сразу же завоевавший огромную популярность в русском обществе. Это был любовно-аллегорический роман, с большой долей назидательности, повествующий о том, каким должно быть поведение мужчин и женщин в общении друг с другом. Популярность романа явно свидетельствует о том, что он удивительно точным образом отвечал потребностям общества. Достоинства этого перевода заключаются в том, что это было первое беллетристическое произведение, переведенное с французского языка и не на церковно-славянский язык, а на русский язык; впервые этим произведением на русскую почву был трансплантирован любовный сюжет; впервые в перевод были включены стихи самого Тредиаковского - на русском, французском и латинском языках. Не отказываясь от славянского типа книжного языка как системы художественно-изобразительных средств, Тредиаковский отказался от употребления в переводе славянизмов. В поисках новых языковых средств, в частности, лексических, он прибегал к словотворчеству, используя при этом ресурсы и церковно-славянского языка. Некоторые неологизмы Тредиаковского не прижились в русском языке (например, «очесливость», «глазолюбность»), но многие изобретенные им слова и сейчас используются нами как исконно русские (бесполезность, беспристрастность, благодарность, величавость, независимость, снисходительность, сущность, цельность). Одной из наиболее сложных проблем, с которой столкнулся Тредиаковский в работе над «Ездой в остров любви» и в переводе других произведений, была проблема передачи стихов стихами. Представление о правомерности и желательности перевода стихов стихами далеко не сразу утвердилось в русской литературе. Поэтому и Тредиаковский задавался вопросом: «Возможно ль статься, чтоб переводныя стихи с стихов могли быть столь же хороши, сколько подлинные, для того что и прозаический перевод теряет много силы и красоты перед подлинником, не то что стихи?» [2. С.203]. Сам Тредиаковский собственным примером пытается доказать, что переводить стихи стихами вполне правомерно и при этом можно получить удовлетворительный результат. При переводе поэзии главным направлением его усилий было стремление сохранить с наибольшей полнотой содержание стихотворения, воссоздать богатство его языка, его стилистику и удержать при этом эквилинеарность и эквиритмичность. По тем временам задача весьма сложная, если учесть недостаточную разработанность (впрочем, можно говорить и о полной неразработанности) русского стихосложения. Заслуга В.К.Тредиаковского заключается и в том, что он одним из первых предложил собственную концепцию стихотворного периода. О переводческих воззрениях В.К.Тредиаковского многое говорит и принадлежащая ему фраза, давно ставшая крылатой: «Переводчик от творца только что именем разнится». Это не означает, что переводчик должен переделывать текст на свой лад (сам Тредиаковский в своих переводах довольно близко следовал оригиналу). Здесь Тредиаковский заявляет о сложности работы переводчика и о творческом начале, присущем переводу. Тредиаковский также говорит о том, что «ежели творец замысловат был, то переводчику замысловатее надлежит быть». Не следует эту фразу понимать буквально, тем более трактовать ее исходя из современного состояния русского языка. Она всего лишь означает, что для постижения замысла автора, понимания его стиля и воссоздания замысла и стиля в переводе переводчик должен быть не менее талантлив, чем автор. Только в этом случае его перевод сможет сравниться в оригиналом. Тредиаковский даже не исключает возможность в чем-то улучшить оригинал. Но все же главная его мысль заключается в следуюшем: только иногда переводу удается всего лишь «равняться» с оригиналом, т.е. если в некоторых деталях перевод чуть и улучшит оригинал, то все же высшим достижением является лишь то состояние перевода, когда он может сравниться с оригиналом. Интересно отметить, что Тредиаковский в начале своего переводческого пути очень близко следовал оригиналу. Достаточно сказать, что исторические сочинения переведены им практически пословно. В этом проявлялось стремление переводчика сохранить мысли, идеи, содержащиеся в подлиннике. Однако к концу жизни В.К.Тредиаковский, очевидно, стал осознавать, что перенос идей вовсе не обязательно осуществлять с помощью пословного перевода, а можно с успехом применять перевод вольный, к тому же вводя в него свои мысли и рассуждения. Одновременно это раскрепощает и язык перевода. В переводческом творчестве Александра Петровича Сумарокова четко проявляется тенденция, возобладавшая к концу XVIII века, а именно тенденция к переделке подлинника. Наиболее показателен следуюший пример. В 1748 году А.П.Сумароков опубликовал драму под названием «Гамлет», в которой датский принц изъяснялся такими стихами: