Лингвостилистические особенности английского каламбура

Собственно говоря, логично было бы расположить предполагаемые для Сони наказания в обратном порядке: сначала ей надо было бы отрезать усы, затем ущипнуть, затем подавить (в том специальном смысле, в котором этот термин применяется служителями по отношению к морским свинкам), затем гнать в шею, затем рубить ей голову (последние два, правда, пожалуй, противоречат друг другу, но это уже другой вопрос).

Иерархия кар была бы тогда соблюдена не только в логическом, но и в стилистическом плане, пройдя в соответствии со всеми стилистическими правилами через постепенную градацию к кульминационному завершению.

Стройная стилистическая конструкция оказывается в этом случае перевернутой вверх дном.

Алиса, увидев пузырек с надписью «Выпей меня!» не торопится следовать этому совету, решив удостовериться сначала, что на пузырьке нигде нет пометки «Яд!»

Автор поясняет ее поведение следующим образом: «Видишь ли, она насчиталась всяких прелестных историй о том, как дети сгорали живьем или попадали на съедение диким зверям, - и все эти неприятности с ними потому, что они не желали соблюдать простейших правил, которым обучали их друзья: если слишком долго держать в руках раскаленную докрасна кочергу, в конце концов обожжешься если слишком долго держать в руках раскаленную докрасна кочергу, в конце концов обожжешься; если поглубже полоснуть по пальцу ножом, из пальца обычно идет кровь; если разом осушить пузырек с пометкой «Яд!», рано или поздно почти наверняка   почувствуешь недомогание».

Конечно, вовсе необязательно слишком долго держать в руках раскаленную кочергу, для того чтобы обжечься, и раскалена кочерга необязательно должна быть докрасна, да и обожжешься при этом не в конце концов, а тот час же. Точно также достаточно просто полоснуть ножом по пальцу, чтобы из него пошла кровь, а осушать пузырек с ядом, для того чтобы почувствовать его действие, необязательно разом. Само же действие наступает, конечно, не рано или поздно, и почти наверняка, да и назвать его недомоганием - значит весьма мягко изобразить то, что произойдет».[33,140с]

Весь этот пассаж весьма остроумен;  примечательно, что юмористический эффект создается тонкой соотнесенностью  в оценке описываемых событий. Интересно, что нюанс представлял своеобразную психологическую трудность для первых русских переводчиков "Алисы в Стране чудес".

Вот как перевела этот пассаж А.Н. Рождественская [38, 27с]: «Она читала много хорошеньких страшных рассказов про детей. Иногда дети, о которых в них говорилось, получали смертельные ожоги и умирали; иногда их съедали дикие звери или вообще с ними случалось что-нибудь другое, такое же неприятное. А почему? Да только потому, что они поступали необдуманно и забывали, что им говорили мама и папа; что о раскаленную кочергу сильно обожжешься, если схватиться за нее, а если обрежешь палец ножом, то из пальца пойдет кровь. Но Алиса хорошо помнила все это; она помнила также, что не следует пить из пузырька, на котором написано «Яд», потому что от этого очень заболеешь».

Курсивом отмечены те места, которые «выпрямлены», «исправлены», «дополнены» переводчицей, не понявшей кэрролловские «недооценки» и «переоценки».

Аналогичным образом исправлялись в ранних переводах и некоторые другие нонсенсы Кэрролла. Так, например, садовник Белого Кролика Пэт, который в оригинале занят тем, что выкапывает яблоки из земли("Digging for apples, your honour!"), в ранних переводах то «роет ямку для яблок» (А.Н. Рождественская), а то «окапывает яблоки» (Крупнов В.Н., 1976)[46, 89с].

При чтении Шекспира и Диккенса думается: «вот каковы люди!» и. Стало быть, всякий народ, принимая этих гигантов на свою почву, через их творчество (в том числе через их творчество), осмысляет самого себя.

Освоение Шекспира в России - говорят, например, исследователи -стало у нас национальным делом. Конечно, мистер Пиквик - истинный англичанин; даже Гамлет, которого заботит вопрос, когда именно и как следует действовать, обнаруживает чисто английское пристрастие к ритуалу и пунктуальности. Все же Гамлет, Гулливер, Робинзон Крузо, Пиквик сразу заставляют думать о столь многом и всеобщем, что поневоле ускользает из вида, кто же они, откуда вышли (и это, кстати, порождает недоразумения в толковании подобных персонажей ).

При чтении Льюиса Кэрролла является первой мысль: «Вот каковы англичане!» поэтому так труден перевод Алисы. Опытный литератор справедливо сказал: «Чтобы перевести «Приключения Алисы», надо перевести Англию».

Нам удается резче ощутить эту грань, если мы попробуем вообразить себе, возможно ли на ином языке передать:

А Данила и Гаврила, Что в ногах их мочи было, По крапиве босиком Так и дуют прямиком.

«Конек-Горбунок»

Или

«Что я? Царь или дитя? —

Говорит он не шутя:

Нынче ж еду!»

«Сказка о царе Салтане»

Не так уж просторечен язык и замысловаты обороты, чтобы не нашлось им приблизительных соответствий у другого народа. Однако каждая из картинок, схваченная в нескольких строках, содержит множество неуловимых оттенков, они связаны с уходящим в бесконечность национальным фоном.

Через какие комментарии можно пояснить иностранцу, что значит для нас дуть напропалую, ни чуя ни крапивы, ни ног под собой? И что содержит в себе вопрос, соединяющий — «царь или дитя?» конечно, если писать как раз об этом, то сделать понятным можно. Но здесь все лишь мелькает, даже без всякого специального расчета, а тем не менее тотчас чувствуется и уводит мысль далеко.

Англичанин со своей стороны безуспешно пытался бы внушить нам, что содержат препирательства Алисы со Шляпником и Мартовским Зайцем за у<безумным чаепитием». Позвольте, сэр, почему приборов больше, чем людей? Хотите ли вы чаю или вина? - разве на ваш вкус эти вопросы! К нам разве что потом, после, по выходе из-за стола или даже на другой день явится вдруг желание узнать:

«Как называлась эта рыба?» или «Кажется, они вчера мне что-то подсунули за завтраком: в голове до сих пор стучит» («Ревизор»).

Никто, из нас, «дуя прямиком», и не заметил бы каких-то формальных несоответствий, это регламентация другого сознания.

«В замечании, - говорит однажды Кэрролл, - нельзя было бы отыскать какого-нибудь смысла, но было оно сделано совершенно в английском духе» [13, 280с]

Кэрролл и посмеивался над тем, что на взгляд англичан совершенно естественно, что происходит ежеминутно и само собой.

Ритуальность, устроенность английской жизни, налаженность быта с чуткостью воспринял и передал Льюис Кэрролл. Он, кроме того, без нажима отметил грань, где порядок переходит в некое «методическое безумие», косность, и стрелкам в самом деле остается неизменно показывать, как у Шляпника, всегда один и тот же час.

Цепкость глаза для этого требуется особенная. Точно так же особое чутье необходимо для перевода «Алисы». Сказано очень точно: «перевести «Алису» - перевести Англию». Невыполнимо, если судить объективно.

Такие, в самом деле, неразрешимые задачи оказываются под силу мастеру, способному создать произведение как бы заново. В истории литературы и различных искусств многое считались невозможным, невыполнимым до тех пор, не приходил настоящий мастер и - все становилась на свои места, оказывалось совершенно естественным и само собой понятным.

Мастер, творец приносит эту ясность. Льюиса Кэрролл потому так осторожно подбирал иллюстратора к своим книжкам, что нужны были не просто броские «картинки», а переосмысление «Приключений Алисы» художником.

«Переводчику «Алисы» еще труднее, чем иллюстратору. Сказки Льюиса Кэрролла обладают, в самом деле, зеркальным свойством: все живо и движется. Даже если шутки, каламбуры в переводе сохранить, все равно расплывется, уйдет между пальцев нечто еще более существенное - та самая Англия, которую нужно «перевезти».

Первые же переводчики «Алисы» - французские и немецкие -отказались от непосильной задачи.

Сам Льюис Кэрролл посоветовал им не предпринимать попыток «перевезти» Англию с английского языка на какой-либо другой, а сменить пародийную подоплеку книги — сделать ее соответственно французской или немецкой. Совет был авторитетный, надежный и результаты оказались утешительные.

Тогда же примерно появилась первая русская «Алиса»: в переводе-обработке был выдержан тот же принцип. Анонимный перевод «Приключений Алисы» под названием «Соня в царстве дива» был издан в Москве типографией А. И. Мамонтова в 1879 году.

Не сам ли издатель Анатолии Иванович Мамонтов (ок. 1840 — ок. 1905), известный своим переводом «Фауста», сделал обработку книги Льюиса Кэрролла?

Кто вообще это мог быть?

Не встречался ли переводчик с автором?

Не Кэрролл ли подарил ему «Алису» - в Москве или прислал потом?

Вопросы эти пока остаются вопросами. Жаль, потому что «Соня в царстве дива» не какая-нибудь ремесленная, случайная поделка - пересказ сделан с изобретательностью и с изяществом. Вся книжка, где даны к тому же иллюстрации Теннила, очень изящна.

К первым переводам «Алисы» у нас излишне небрежное отношение.

Считается, что они отжили свое. Но если присмотреться к ним внимательно, то прежде всего станет видно, что там, где обычно предполагали большую вольность, обработку «по мотивам», окажется точный перевод.

Таковы в этом смысле высшие образцы, которые сделались совершенно нашей поэзией и не считаются переводами, потому что слишком уж прекрасны.

«Соня в Царстве дива», конечно несоизмеримый уровень, но то же направление. Впрочем, не удивительно: безымянный переводчик «Алисы» следовал развитой традиции, он двигался в ее русле.

Питали эту традицию богатейший мир русской народной сказки, которую в XVII начал еще Новиков своими специально детскими журналами, которой на протяжении XIX века отдавали дань наши величайшие писатели.

После снов Светланы и Татьяны, после «Конька-Горбунка», «Сказки о золотой рыбке», после «Городка в табакерке» Одоевского и «Черной курицы» Погорельского, то есть путешествия к «подземным жителям» мальчика Алеши, после этого, на фоне этого и «Приключения Алисы» должны были получить у нас органичное переосмысление.

Неизвестный нам переводчик мамонтовского издательства был глубоко занят тем, что кажется уже в меньшей мере заботило переводчиков XX века: стилистическая цельность сказки. Анонимный переводчик не счел нужным назвать свое имя, он исчез, растворился словно ради того, чтобы существовала по-русски английская книга - и только.

Перевод в нашем веке все более признавался искусством и, естественно, всякий переводчик стремился, напротив, «показать себя», обнаружить свое умение владеть этим искусством - по отдельным, сразу заметным признакам. Каламбуры, шутки, игры словами - на это, иногда только на это и тратились силы переводчиков.

Были переводы «Алисы» разных достоинств, но одного принципа: они двигались от шутки к шутке. Остальное, так называемый «нейтральный текст», должно было получиться само собой или же просто считалось несущественным.

А между тем, в «нейтральном» тексте и содержалось наиболее действенной, самая небезразличная субстанция - Англия. Все прочее получится само собой, если только окажется создана по-русски, естественная для всей сказки повествовательная среда. Нужен слог, стиль, нужно - повествование, а не метафизический, разобщенный набор выдумок.

Английская сказка должна сделаться русской, оставаясь при этом английской.

Как уже сказано, при переводе книг Льюиса Кэрролла возможно, естественно и неизбежно переосмысление этих книг в духе детской литературы другого народа. Известно «одомашнивание», «акклиматизация» в новой стране. «Соня в царстве дива» - уже заглавие показывает, что переводчик сделал русификацию одним из основных своих приемов. Он использовал — и очень уместно — Крыловым:

А вы, друзья, как ни садитесь, Все в музыканты не годитесь.

- думает Алиса, то есть Соня, глядя, как устраиваются королевские суды. Английским детям твердят: «Смейтесь, звездочки над нами», русские заучивают с малых лет «Птичка Божья не знает», поэтому Алиса-Соня, когда нужно ей проверить всю свою сбившуюся память, декламирует:

Киска хитрая не знает Ни работы, ни труда:

Без хлопот она съедает Длиннохвостого зверька.

И русскому ребенку ясно, как Алисе: «Слова совсем не те!» эту находку мамонтовского переводчика подхватила и Поликсена Сергеевна Соловьева (псевдоним Allegro, 1867 - 1924), поэтесса, драматург и художница, дочь выдающегося историка С.М. Соловьева, опубликовала следующий русский перевод «Приключений Алисы в Стране чудес» на страницах детского журнала «Тропинка» в 1909 году; сразу же этот перевод был издан «Тропинкой» отдельно.

П.С. Соловьева взяла ту же «Птичку Божию», но вместо «киски» оставила кэрролловского «крокодила» и получилось:

Божий крокодил не знает Ни заботы, ни труда.
Он квартир не нанимает И прислуги никогда.

Кстати даже в этих строках отразилось нечто характерное семейно-соловьевское - быт обширной профессорской, городской семьи с ее заботами о квартирах, обслуживания   и пр. (Знаменитый брат П.С. Соловьевой, друг Достоевского, оппонент Толстого, вдохновитель Блока, философ и поэт Владимир Соловьев всю жизнь, как «божий крокодил» не имел ни домашнего пристанища, ни прислуги и скитался по знакомым).

Вообще показательно, что русская "Алиса» возникла в мамонтовско-соловьевской   среде.   П.   Соловьева   знала,   безусловно,   своего предшественника и двигалась в некоторых случаях по его следам (ей, возможно, имя его было известно).

Но, как ни смешно пародируется «Птичка Божия», все же она полностью русская.

Естественно поискать нечто английское и в то же время хорошо у нас знакомое у нас всякому - даже детям.

Обоснованно и остроумно решили эту шутку новейшие переводчики «Алисы» Н. Демурова и Д. Орловская. У них появилась «бессмыслица» по мотивам других, прекрасно известных детских стихов: