Совесть

 Совесть —  феномен эмоциональный, она проявляет  себя через глубокие негативные  переживания, самоупреки, укоры,  через тревожность и озабоченность  человека моральностью и гуманностью  своего поведения. О ней говорят «муки совести», «угрызения совести». В древнегреческой мифологии муки совести изображались в виде Эриний — страшных чудовищ, которые неотступно преследуют и терзают человека.

 Будучи по  своей природе эмоциональной,  совесть выступает в каком-то смысле как сверхразумная. Что это значит? Конечно, совесть включается только тогда, когда человек знает моральные нормы. Если он не знает их и

 «морально  невинен», то и совесть в нем  не может заговорить. Чтобы переживать  по поводу собственного отступления от ценностей, нужно их знать и принимать душою. В этом смысле совесть связана с разумом. Однако разум — большой хитрец в отношении того, как найти оправдания для нашего неморального поведения. Когда человек отступает от повелений морали, он обычно говорит себе: «я не мог», «я не успевал», «мои старания все равно не дали бы результата», т. е. ищет рациональные, практические аргументы, обосновывающие собственное несовершенство. Вот здесь и вступает в силу сверхразумная природа совести. Совесть игнорирует рациональные аргументы, многословные рассуждения и витиеватые доказательства. Она приходит к человеку чувством, которое без слов говорит: «Ты лжешь себе, ты мог повести себя по-другому». Совесть упрекает молча, но неотступно. Она заставляет людей говорить самим себе правду и в конце концов предпринимать реальные усилия для исправления ситуации, если это, конечно, возможно.

 Всегда ли  права совесть? Думаю, что утверждать  так было бы некорректно. 

 Совесть —  чувство ответственности за конкретно  понятый долг, это внутренний самоотчет за выполнение совершенно определенных моральных обязанностей! которые далеко не всегда совпадают с обязанностями абстрактного морального субъекта и могут далеко от них уклоняться. Человек может считать своим долгом совершение кровной мести и мучиться упреками совести за то, что не мог ее совершить. Или некто обязан докладывать начальству о благонадежности окружающих, и его мучает совесть, что он пожалел своего соседа и скрыл от властей его критические разговоры. В подобных случаях всегда встают вопросы: является ли истинным то добро, перед которым мы держим отчет? Тем ли идеалам мы служим? Возникает проблема иерархии ценностей, рефлексии по поводу самих установок нашей совести. И здесь совесть неизбежно вновь возвращается к разуму, без которого человек не может совершить верный выбор в сложной ситуации  

Чистая  совесть 

 В обычной  речи мы можем употреблять  выражения «спокойная совесть»  или

 «чистая совесть». Под ними понимают факт осознания  человеком исполненности своих  обязательств или реализации всех своих возможностей в данной конкретной ситуации.

 На эту  тему существуют два противоположных  взгляда. Один взгляд, выражаемый, в частности, Альбертом Швейцером,  состоит в том, что чистая  совесть как таковая невозможна. Это все равно, что круглый квадрат или сапоги всмятку. Если совесть — значит, непременно больная.

 Строго говоря, в таких случаях речь идет  о достоинстве, а слова

 «чистая совесть»  могут выражать только амбицию  человека на то, что им достигнуто  совершенство, на внутреннюю цельность  и гармоничность. Состояние  «чистой», «успокоившейся» совести (если принимать это словосочетание в буквальном смысле) есть верный признак бессовестности, т.е. не отсутствия совести, а склонности не обращать внимание на ее суждения. Неспроста принято считать, что «чистая совесть» — это выдумка дьявола.

 В подобном  случае приводится тот аргумент, что человек совестливый по  мере своего самосовершенствования предъявляет к себе все более высокие требования. Он становится суперчувствительным к малейшему своему отступлению от моральных образцов и начинает переживать такие тонкости, которых обычный индивид и вовсе не заметит. Он все время страдает от своего несовершенства и его совесть, как открытая рана. Тот же, кто говорит, что его совесть чиста, просто не имеет совести, потому что совесть как раз и есть инструмент, указывающий на уклонение от долга. Но ведь мы не ангелы!

 Мы постоянно  грешим, попустительствуем своим слабостям, и, значит, чистая совесть — не более, чем иллюзия или самообман

 В притче  Иисуса о молитве фарисея и  мытаря рассказывается, что фарисей  в молитве благодарил Бога  за свое особое благочестие,  мытарь же, не поднимая глаз  к небу и ударяя себя в грудь, лишь просил Бога о милосердии к себе за грехи свои. Оправданным перед Богом оказывается мытарь, «ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится»

 Фарисей уверен  в том, что выполнил долг  и что совесть его чиста. Но долг перед Богом означает помимо прочего смирение. Самомнение и заносчивость ему противоречат.

 Высший моральный  долг человека состоит в том,  чтобы содействовать благу других  людей и совершенствоваться, в  частности в исполнении долга.

 Совершенствование — потенциально бесконечно. Предположение индивида о том, что он достиг совершенства, свидетельствует о его несовершенстве.

 Другой взгляд  состоит в том, что признавать  свою совесть чистой возможно  и нужно. Чистая совесть —  это сознание того, что ты в общих чертах справляешься со своими моральными обязанностями, что за тобой нет существенных нарушений долга и крупных отступлений от нравственных ориентиров. Зачем надо мучиться, если ты действительно выполняешь то, что положено, и делаешь это честно и охотно? Ощущение чистой совести дает человеку уравновешенность, спокойствие, способность оптимистично и бодро смотреть в будущее. Если у морального индивида возникнут реальные основания для сомнений в правильности того или иного своего поступка, индикатор- совесть моментально заработает. Это произойдет даже раньше, чем возникнет рефлексия, чем появится мысль — «что-то не так». Но там, где таких реальных оснований нет, изобретать себе муки и посыпать голову пеплом совершенно незачем. Совестливость не должна становиться болезнью, мазохистской страстью, тем самым самоуничижением, которое паче гордыни. В этом случае человек может так увлечься муками совести, что забудет о реальной жизни, которая продолжается.

 Чистая совесть  — нормальное состояние человека, выполняющего моральный долг, это награда за нравственные усилия. Я совершенно согласна с нашим отечественным ученым XX в. Г. Бандзеладзе, который считает, что без чистой совести добродетель потеряла бы всякую ценность

 Но уверенность  в чистоте собственной совести есть либо лицемерие, либо знак нравственной неразвитости, слепоты в отношении собственных оплошностей и ошибок, неизбежных для каждого человека, либо свидетельство успокоенности и, значит, смерти души. Наоборот, в ощущении нечистоты собственной' совести — надежда. В муках совести — не только презрение к самому себе, но и тоска по просветлению и самоочищению, а значит, желание исправить ошибку, ответить за преступление. В муках совести — усилие к совершенству. Муки совести знаменуют неприятие себя как такового. В осуждении себя состоит раскаяние, или покаяние, как явно выраженное сожаление о содеянном и намерение (или по крайней мере надежда) не совершать впредь того, что будет достойно сожаления. В признании своей вины (которое может принимать форму исповедального признания) и в осознанном принятии наказания, искупляющего вину, это намерение может перейти в решимость. В строгом смысле слова эта решимость и есть добродетель вообще: как стойкость человека в исполнении своего долга — вопреки естественным колебаниям, сомнению, скептицизму, унынию.

 Гораздо чаще  встречающееся выражение «свобода  совести» обозначает право человека  на независимость внутренней  духовной жизни и возможность  самому определять свои убеждения;  в узком и более распространенном  смысле

 «свобода  совести» означает свободу вероисповедания  и организованного отправления  культа.

 Однако в  собственно этическом смысле  слова совесть не может быть  иной, как свободной, а свобода  в последовательном своем выражении  — ничем иным, как жизнью по  совести. 

Виды  совести по Э.Фромму 

 Интереснее  понимание совести дано в работах  психоаналитика Э. Фромма.

 Фромм считает,  что совесть бывает двух видов  — авторитарная и гуманистическая.  Авторитарная совесть выражает  нашу подчиненность внешнему  авторитету. При авторитарной совести мы некритически усваиваем повеления некоей внешней силы, религиозной или социальной, и выполняем ее волю, потому что боимся. Подчиняясь авторитарной совести из страха наказания, человек следует повелениям, которые далеки от его собственных интересов.

 Власть преследует  свои корыстные цели и использует  индивидов лишь как средство, принуждая их к подчинению  с помощью формирования механизмов  авторитарной совести.: Если человек  отступает от велений власти, он чувствует себя виноватым  перед ней и страдает, боясь последующего наказания. Но как только люди понимают, что власть утратила силу и ничем не может им повредить, они тотчас теряют свою авторитарную совесть и больше не подчиняются тому, перед чем еще вчера робели и преклонялись.

 Гуманистическая совесть, по Фромму, это голос самого человека, лучшего начала в нем, способного на саморазвитие. Гуманистическая совесть не дает людям быть рабами, безропотно подчиняться чужим интересам, тратить жизнь впустую. Она призывает к самореализации, к воплощению в действительность лучших своих сил и возможностей, к тому, чтобы строить свою жизнь в гармонии с другими людьми. Иногда голос совести звучит косвенно через страх старости или смерти, когда человек вдруг понимает, что он не состоялся и не выполнил долга перед самим собой. Совесть — это призыв.

 Совесть как  зов была понята в XX в. еще  одним выдающимся мыслителем

 Мартином  Хайдеггером. Совесть для него  сродни истине. Она заставляет  человека вспомнить о своей  конечности, смертности и вынырнуть  из обезличенного обыденного мира, обернувшись к вопросу о Бытии и к теме собственной неповторимой индивидуальности. Зов совести приходит в молчании

Совесть и стыд 

 Как автономен  долг, так и совесть человека, по существу, независима от мнения  окружающих. В этом совесть отличается от другого внутреннего контрольного механизма сознания — стыда. Стыд и совесть в общем довольно близки. В стыде также отражается осознание человеком своего (а также близких и причастных к нему людей) несоответствия некоторым принятым нормам или ожиданиям окружающих и, стало быть, вины. Однако стыд полностью сориентирован на мнение других лиц, которые могут выразить свое осуждение по поводу нарушения норм, и переживание стыда тем сильнее, чем важнее и значимее для человека эти лица. Поэтому индивид может испытывать стыд — даже за случайные, непредполагаемые результаты действий или за действия, которые ему кажутся нормальными, но которые, как он знает, не признаются в качестве таковых окружением. Логика стыда примерно такова: «Они думают про меня так-то. Они ошибаются. И тем не менее мне стыдно, потому что про меня так думают».

 Логика совести  иная. И это было осмыслено  исторически довольно рано.

 Демокрит, живший  на рубеже V и IV вв. до н.э еще  не знает специального слова  «совесть». Но он требует нового понимания постыдного:

 «Не говори  и не делай ничего дурного,  даже если ты наедине с собой.  учись гораздо более стыдиться  самого себя, чем других.» И  в другом месте: «Должно стыдиться  самого себя столько же, сколько  других, и одинаково не делать дурного, останется ли оно никому неизвестным или о нем узнают все. Но наиболее должно стыдиться самого себя, и в каждой душе должен быть начертан закон: «Не делай ничего непристойного»

Совесть и долг 

 В совести  решения, действия и оценки  соотносятся не с мнением или ожиданием окружающих, а с долгом. Совесть требует быть честным во мраке — быть честным, когда никто не может проконтролировать тебя, когда тайное не станет явным, когда о возможной твоей нечестности не узнает никто.

 Субъективно  совесть может восприниматься как хотя внутренний, но чужой голос (в особенности, когда он редко о себе заявляет или к нему редко прислушиваются), как голос, как будто независимый от «я» человека, голос

 «другого  я». Отсюда делаются два противоположных  вывода относительно природы совести. Один состоит в том, что совесть — это голос Бога. Другой состоит в том, что совесть — это обобщенный и интериоризированный

(перенесенный  во внутренний план) голос значимых  других. Так что совесть истолковывается  как специфическая форма стыда, а ее содержание признается индивидуальным, культурно и исторически изменчивым. В крайней форме этот вывод обнаруживается в положении о том, что совесть обусловлена политическими взглядами или социальным положением индивида.