Понятие марали, ее происхождение, сущность и общественные функции. Нравственность и право

Под субъектом нравственного  долженствования, под «ты», если брать  чистую форму, подразумевается всякий человек, человек вообще, к какой  бы эпохе, классу, этнической группе, возрасту и т. д. он не принадлежал, в какой  бы конкретной ситуации не находился. Когда предписывается форма «трудись»  или «ты должен трудиться», то имеется  в виду не взрослый, не глава семьи, не человек определенной эпохи или  социальной группы, не тот, кто лишен  средств к существованию и  т. д., и не определенный Иван, Петр и  т. д., а вообще любой человек. «Ты  должен» – при таком понимании  подразумевается «ты должен, поскольку  ты человек» (или «поскольку ты такой  же, как все остальные люди»), т. е. ты должен поступать как человек  человечества. Безусловность долженствования  как форма нравственного требования, предписывающая определенные нормы  всем людям независимо от конкретных обстоятельств, в которых они  находятся, означает одновременно признание  равенства всех людей. Эта безусловность  есть в сущности признание того, что всякое нравственное отношение  может состояться только при том  непременном условии, что его  агенты осознают свою одинаковость и  практически ведут себя в соответствии с этим сознанием.

    Представление  о равенстве всех людей по  отношению к нравственному требованию, которое непосредственно выражается  в категорической безусловности  предписания, явно или неявно присутствуют во всех многообразных нравственных принципах, нормах и правилах.

    Наиболее очевидно  оно проступает в простых нормах  общения, которые предписывают  взаимное уважение между людьми  как людьми, независимо от их  более конкретных социальных  характеристик (в этом, между прочим, заключается одна из причин  того, что общечеловеческое отождествляется  с этими простыми нормами). Его  адекватная формулировка совпадает  с «золотым правилом»: (не) поступай  так, как ты (не) хотел бы, чтобы  поступали другие люди.

    Идея равенства  является элементарной предпосылкой  всякого нравственного требования. Она фактически исчерпывает всеобщее (общечеловеческое) содержание нравственности, имеющее силу всюду, где существует  нравственность как особая форма  общественного сознания. В пользу  истинности этого вывода свидетельствует  историко-этический опыт.

    Многочисленные  в истории этики поиски абсолютных  всеобщих законов нравственности  в подавляющем большинстве случаев  подводили к идее равенства  людей, а очень часто ею и  исчерпывались. Это очевидно в  тех учениях, которые нравственный  закон отождествляют с «золотым  правилом». Их число, как мы  имели случай убедиться, достаточно  велико (этика Нового завета, учения  Августина, X.Томасиуса, Т. Гоббса, Д. Локка и др.). О том же  самом свидетельствуют примеры  Д. Юма, Ж.-Ж. Руссо и в особенности  Канта.

   «Справедливость,  – пишет Д. Юм, – устанавливается  при помощи особого рода соглашения  или уговора, т. е. при помощи  чувства выгоды, которая по предположению  является общей для всех; при  этом каждый единичный акт  (справедливости) совершается в ожидании, что и другие люди должны  поступить так же». Справедливость  возможна постольку, поскольку  каждый убежден, что другие  люди также будут следовать  его примеру.

    Далее, что касается  оснований, исходя из которых  со справедливостью соединяется  идея добродетели, а с несправедливостью  – идея порока, то они также  состоят в подобии человеческой  натуры. Никто не может находиться  под влиянием таких аффектов, к которым не были бы восприимчивы  другие люди, так как «дух сходен  по своим чувствованиям и действиям  у всех людей». Симпатия к общественному  интересу, способность принимать  участие в удовольствиях и  неудовольствиях других людей  является, согласно Юму, могущественным  принципом человеческой природы.  Она же является источником  различения порока и добродетели.  Как первичный мотив, подводящий  к справедливости, так и последующее  основание, связывающее с ней  соображения нравственной красоты  и нравственного безобразия, уходят  своими корнями в одинаковость  природы человека. Отсюда следует,  что справедливость и нравственность  не были бы возможны, если бы  они не были одинаково выгодны  всем, если бы, следовательно, они  не содержали в себе представления  о человеческом равенстве. Сама  по себе эта мысль тривиальна  и является попыткой философского  объяснения того простого факта,  что нравственные требования  имеют общезначимый характер, обращены  одинаково ко всем людям. К  тому же у Юма, как, впрочем,  и у других философов Нового  времени, она была лишь идеологической  формой, скрывавшей вполне определенное историческое содержание: этическое обоснование необходимости свободного капиталистического предпринимательства. Нам же в данном случае важно подчеркнуть, что поскольку философ стремится найти всеобщее основание различия между добром и злом, он оказывается вынужденным повторять ставшую в истории этики общим местом тривиальность об одинаковости человеческой натуры.

   Метод рассуждения  и результат, к которому приходит  Ж.-Ж. Руссо, схож с тем, что  мы видели у Юма. Обязанности  человека по отношению к другим  определяются не «запоздалыми  уроками мудрости», они вписаны  в душу человека самой природой. В ней Ж.-Ж. Руссо находит  два простейших начала, одно из  которых заинтересовывает в собственном  благе, а «другое внушает нам  естественное отвращение при  виде гибели и страданий всякого  чувствующего существа и главным  образом нам подобных». Именно  естественное чувство сострадания  отвращает от зла и побуждает  заботиться о других; оно порождает  в индивиде правило естественной  доброты: «Заботься о благе  твоем, причиняя как можно меньше  зла другому». Это правило, которое,  по мысли Руссо, является всеобщим  и существенным выражением правильно  понятой нравственности, исходит  из факта схожести всех людей  и предписывает относиться к  ним, как к себе подобным. Он  сравнивает свой принцип «с  возвышенным предписанием», именуя  так «золотое правило», находя  его при этом менее совершенным,  но зато более полезным. Это  сравнение можно понять так,  что «предписание доброты естественной»  в сущности есть «золотое правило», спроецированное на естественного,  изолированного, вырванного из общества  и культуры индивида, т. е., говоря  иначе, сформулированное на особом  языке общественной теории Ж.-Ж.Руссо.  Во всяком случае этот столь  плодотворный во многих других  вопросах социальной теории, в  том числе и этики, мыслитель  также не смог найти каких-либо  иных всеобщих нравственных параметров, кроме равенства людей, которое,  по его мнению, выражено и гарантировано  чувством сострадания.

    Точку над упорными  и мучительными поисками универсальных  нравственных рецептов поставил  И.Кант. Он хотя в своем категорическом  императиве и повторил то, что  в другой форме и менее энергично  говорилось задолго до него, тем  не менее рассмотрел вопрос  с такой глубиной, что в сущности  сказал по этому поводу все,  что вообще можно было сказать  в рамках идеалистической этики.  Поэтому неудивительно, что последующие  попытки направить этику в  русло абстрактного формализма  выступали очень часто под  лозунгом возвращения к Канту,  а сам Кант стал символом  абстрактно-идеалистического подхода  к изучению нравственности.

    Сформулированный  Кантом нравственный закон, имеющий  форму категорического императива («поступай так, чтобы максима  твоей воли могла в то же  время иметь силу принципа  всеобщего законодательства»)(, в своем непосредственном содержании означает требование рассматривать себя как представителя человечества (и даже более широко – всего разумного). Он заключает в себе то содержание, что «только человек, а с ним каждое разумное существо есть цель сама по себе» и предписывает в лице каждого человека чтить человечество.

    Нравственный  закон объективно необходим в  том смысле, что обязателен для  всех разумных и волящих существ.  Но он потому только и общезначим, что определяет волю как волю, безотносительно к какому-либо  конкретному результату. Из нравственности  вычитается все случайное и  субъективное, все эмпирически-материальное, – словом, все, что отличает  одно разумное существо от  другого. Соответственно нравственную  ценность имеют только те поступки  человека, которые совершены из  одного лишь уважения к нравственному  закону, мотивы которых полностью  очищены от каких-либо предметных  притязаний. Нравственный закон  становится определяющим основанием  воли в той мере, в какой  он относится к ее форме,  а не к эмпирическому содержанию. Идея равенства всех людей  как разумных существ, составляющая  содержание нравственного закона, связывается Кантом с безусловностью, категоричностью долженствования,  с чистой формой.

    Объективно это  означает, что кроме этой формы  и заключенного в ней представления  о равенстве вообще не существует  каких-либо всеобщих нравственных  определений. Однако, поскольку Кант  в полном соответствии с существовавшей  философской традицией считал, что  нравственные установления могут  иметь только всеобщий общеобязательный  для всех времен и народов  характер, то он пришел к естественному,  но глубоко ошибочному выводу, что категорический императив  исчерпывает содержание нравственности.

   Как ни разнообразны  мыслители и эпохи, их моральные  откровения оказывались очень  похожими, в своей рациональной  основе совпадающими друг с  другом. Философы пытались найти  вечную, абсолютную, всеобще-значимую  мораль. И не находили ничего, кроме того, что все люди равны  и должны относиться друг к  другу как люди. Это естественно,  ибо никакого иного всеобщего  (общечеловеческого) содержания  нравственность в себе не заключает.  Поэтому этика, которая добросовестно  стремится осмыслить нравственность  как исторически неизменный, самому  себе равный феномен, неизбежно  вынуждена в новой форме воспроизводить  эту старую тривиальную истину  о равенстве.

    Позитивным итогом домарксистской этики явился, таким образом, вывод, что безусловная и всеобязательная форма нравственного долженствования означает утверждение этической равноценности всех людей, равенства их моральных возможностей.

 

 

 

 

 

Заключение.

 

 

    Всюду, где человек  связан с другими людьми определенными  отношениями, возникают взаимные  обязанности. Социальные обязанности, налагаемые на каждого члена общества, принимают форму нравственного долга. Добродетель есть, по И. Канту, моральная твердость воли человека в соблюдении им долга. Действительная нравственность есть должное взаимодействие между единичным лицом и его данной средой — природной и социальной. Человека побуждает выполнять свой долг осознание им интересов окружающих и своих обязательств по отношению к ним. Кроме знания моральных принципов важно еще и переживание их. Если человек переживает несчастья людей как свои собственные, тогда он становится способен не только знать, но и переживать свой долг. Иначе говоря, долгом является то, что должно быть исполнено из моральных, а не из правовых соображений. С моральной точки зрения я должен и совершать моральный поступок, и иметь соответствующее субъективное умонастроение.

    Совесть являет  собой способность личности осуществлять  моральный самоконтроль. Она «вынуждает»  самостоятельно ставить перед  собой нравственно санкционированные  цели, осуществлять самооценку совершаемых  поступков, испытывать чувство  личной ответственности за свои действия.

    Говоря о совести,  мы имеем в виду и силу  положительного зова души, и ее  укоры за «не то» и «не  так» содеянное. Между должным  и внутренними мотивами поступков  людей имеют место острые коллизии. Их разрешает внутренний суд — суд совести. «Вот, например, — говорит Ф.М. Достоевский, — человек образованный, с развитой совестью, с сознанием, сердцем. Одна боль собственного его сердца, прежде всяких наказаний, убьет его своими муками. Он сам себя осудит за свое преступление беспощаднее, безжалостнее самого Грозного закона». Иначе говоря, совесть есть внутри меня творимый суд над моими собственными чувствами, желаниями, помыслами, словами и поступками, т.е. суд моего Я над ним же самим. Механизм совести устраняет раздвоенность человека. Нельзя все правильно понимать, но неправедно поступать. С совестью нельзя играть в прятки. Никакие сделки с ней невозможны.

    В системе нравственных  категорий важное место принадлежит  достоинству личности, т.е. осознанию  ею своего общественного значения  и права на общественное уважение  и самоуважение.

    Коренной вопрос  этики — смысл человеческой  жизни. От его реализации полностью  зависит человеческое счастье,  представляющее собой нравственное  удовлетворение, проистекающее от  сознания правильности, величия  и благородства основной жизненной  линии поведения. Секрет счастья  — в умении доставить и людям,  и себе радость, в умении организовать свою жизнь так, чтобы с наибольшей полнотой выявить свои творческие способности. Источник счастья заключается в полноте проявления физических и духовных сил человека. Счастье многогранно. Главный стержень человеческого счастья — творчество в любой области: в труде умственном и физическом. В творениях человек проявляет свою индивидуальность и осознает, что это его детище, часть его Я, которая вливается в море общей культуры, как чего-то более емкого и долговечного, чем личное бытие отдельного человека.

    Каково требование  религиозной нравственности? Оно  таково: «имей в себе Бога»  и «относись ко всему по-Божьи».

    В заключение  еще раз приведу знаменитые  слова И. Канта: «Две вещи  наполняют душу всегда новым  и все более сильным удивлением  и благоговением, чем чаще и  продолжительнее мы размышляем  о них, — это звездное небо  надо мной и моральный закон  во мне»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Литература

1. Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20.С. 94-96.
2. Ленин В.И. Задачи союзов молодежи. ППС., т, 41. С. 309-313.
3. Кант И. Сочинения. Т. 4 (1). М., 1965. С. 347.
4. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 177.
5. Марксизм и этика. Харьков, 1925. С. 227.
6. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 2. С. 347.