Автор: Пользователь скрыл имя, 17 Октября 2011 в 14:17, реферат
Современная европейская философия, как и вся современная цивилизация, берет свое начало в Древней Греции, откуда к нам пришло и само слово «философия», которое буквально означает «любовь к мудрости». Но уже сами греки стали расходиться в представлениях о том, какого рода мудрость отличает философа. Так, уже первые мудрецы, жившие на рубеже VII и VI веков до н. э., давали общие наставления типа «Говори к месту», «Знай свое время», «Ничего сверх меры», рождая афоризмы житейской мудрости и вызывая тем самым почтение современников. Но не меньше почитали греки создателя великих эпических поэм «Одиссея» и «Илиада» Гомера, не говоря уже о жрецах, совершавших обряды, делавших предсказания и толковавших изречения оракула.
АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
Современная европейская философия, как и вся современная цивилизация, берет свое начало в Древней Греции, откуда к нам пришло и само слово «философия», которое буквально означает «любовь к мудрости». Но уже сами греки стали расходиться в представлениях о том, какого рода мудрость отличает философа. Так, уже первые мудрецы, жившие на рубеже VII и VI веков до н. э., давали общие наставления типа «Говори к месту», «Знай свое время», «Ничего сверх меры», рождая афоризмы житейской мудрости и вызывая тем самым почтение современников. Но не меньше почитали греки создателя великих эпических поэм «Одиссея» и «Илиада» Гомера, не говоря уже о жрецах, совершавших обряды, делавших предсказания и толковавших изречения оракула.
Первые греческие философы стали излагать свои взгляды уже в той среде, в которой имелись авторитеты, а в качестве высшей инстанции выступали языческие мифы, повествующие о происхождении и устройстве мира. С современной точки зрения мифы подобны сказкам, в которых действуют таинственные силы, факты переплетаются с иллюзиями, а мнимое невозможно отделить от подлинного. Но суть заключается в том, что для древнего человека миф — это не просто фантазия, а особая реальность, через призму которой преломлялись не только его представления и переживания, но и поступки. Древние мифы всех народов выражают отношение к миру у человека, который еще не видит существенной разницы между собственными желаниями и реальными процессами внешнего мира. Такой человек еще не способен выделять себя из окружающего бытия.
Но если такое отношение к миру вполне органично для людей, живущих в родовой общине, то иначе начинают осознавать себя и мир граждане древнегреческих городов-полисов. Развитие торгово-хозяйственной инициативы на почве классического рабства, а также изменение форм государственной власти создают основу для Логоса, бросающего вызов Мифу. Родоначальник греческой философии Фалес из малоазийского города Милет впервые заговорил об основе мира не на языке поэтических образов и иносказаний, а на языке логики, логического анализа. Философия начинается с выяснения причинно-следственных связей, а тот или иной ее этап завершается теорией как системой логических рассуждений.
Философия зародилась на побережье Малой Азии, где находились греческие города-колонии. Это место в Греции называлось Ионией. Поэтому философию, которая там появилась, принято называть ионийской философией.
1. «Фисиология» ранних греческих философов
Помимо главы Милетской школы Фалеса, к ней принадлежали Анаксимандр и Анаксимен. Все трое жили в конце VI века до н. э. Их и других ранних греческих философов называют «фисиологами», поскольку главное произведение всякого философа до Сократа называлось «О природе». А природа по-гречески «фюсис». Соответственно учение о природе называлось «фисиология».
Эти философы искали первоначало всего сущего и усматривали его в простых материальных стихиях. По-гречески «начало» — это «архе». Таким «архе» у Фалеса была вода, у Анаксимена — воздух, у Анаксимандра — беспредельное, по-гречески — «апейрон». Последнее уже не какое-то конкретное вещество, а некое бесконечное начало, существующее за пределами нашего мира. Понятие «апейрон» предполагает такую мысленную операцию, как абстрагирование, то есть отвлечение определенных качеств от самого предмета. Абстракциями пользуются в философии и науке. Но их нет в мифологии, где все чувственно-конкретно, образно и предметно.
Во всяком случае, «апейрон» Анаксимандра—это уже не совсем то, что «вода» Фалеса и «воздух» Анаксимена. Хотя последние мы недаром взяли в кавычки. У греков существовал мифологический образ Океана, который тоже состоит из воды. Но «вода» Фалеса это все-таки не то же самое, что мифологический Океан. И «вода» Фалеса, и «воздух» Анаксимена, давая начало всему сущему, в нем же и сохраняются в качестве его первоосновы. В результате этого картина мира у «фисиологов» становится упорядоченной. В мир, каким его видят первые философы, приходит всеобщий порядок — предвестник закона природы. Например, по мнению Анаксимена, все сущее возникает путем сгущения и разрежения воздуха. А у «фисиолога» более позднего времени Эмпедокла движущими силами мироздания станут Любовь и Вражда, то есть силы притяжения и отталкивания. За счет этих сил из четырех стихий — Воды, Земли, Огня и Воздуха — возникают различные вещи.
К Милетской школе примыкает философ Гераклит, родиной которого был соседний с Милетом город Эфес. Гераклит происходил из старинного аристократического рода, давшего Эфесу царей и жрецов. Однако в его времена, а расцвет его жизни и творчества пришелся на 504—501 годы до н. э., власть царей в Эфесе стала номинальной, что позволило Гераклиту без особого труда передать свои царские обязанности брату и удалиться в частную жизнь. Впоследствии он жил одиноко и бедно. Гераклит прослыл у современников очень загадочным философом, выражавшимся с помощью не всегда понятных метафор. За это он получил прозвище «Темный».
Первое, что мы узнаем от Гераклита, так это то, что первоначалом мира является вечно живой Огонь, мерами возгорающийся и мерами потухающий. Чтобы понять нововведение греческого мыслителя, зададимся вопросом о том, чем собственно определяется внутреннее устройство вещи, благодаря которому она, даже изменив свой внешний вид, остается сама собой. За счет чего сохраняется определенность вещи в потоке постоянных изменений? Почему, к примеру, старясь и умирая, мужчина все-таки не становится женщиной, а яблоко — грушей? И почему, несмотря на то что многое вокруг нас обращается в один и тот же прах и тлен, в целом известный нам мир так многообразен?
Знающий азы науки современник легко ответит, что постоянство в жизнедеятельности организма определяется генотипом, а в других случаях — связями, выражающимися химической формулой, физическим законом и т. п. Однако в те далекие времена указать на какую-то грань между текучим и постоянным в окружающем мире было по силам лишь незаурядному мыслителю. И такой гранью, согласно Гераклиту, должна быть собственная мера вещи. Именно она становится у Гераклита той внутренней естественной границей, за которую вещь уже не может выйти в ходе своего существования.
С гераклитовой «меры» в философии начинается серьезный разговор о внутренней природе вещи, по выражению Гераклита, «судьбе» ее. А определяет судьбу каждой вещи вечно живой Огонь. Но этот Огонь, как первоначало мира вещей, у Гераклита отличен от «воздуха» Анаксимена или атомов Демокрита. Дело в том, что Огонь у Гераклита — не столько субстрат, сколько субстанция мира, хотя указанные понятия будут введены в философию значительно позднее, во времена Аристотеля. Вещи, согласно Гераклиту, не просто составлены из Огня или неких огненных частиц, а образуются его различными состояниями, каждое из которых имеет свою собственную меру.
Истина или мудрость, по Гераклиту, совпадает с Логосом. И здесь необходимо остановиться на многообразном использовании древнегреческим мыслителем термина «логос». Надо сказать, что «логос» в обыденной речи у греков означал «слово», «рассказ», «повествование», «отношение». Если судить по фрагментам из Гераклита, то Логос у него также является неким отношением, связью, порядком, только приобретает глобальный смысл, некий вселенский порядок, в соответствии с которым Огонь как раз и осуществляет свою великую миссию.
Но Логос у Гераклита одновременно оказывается и словом, посредством которого как бы вещает сама Истина об устройстве мира. «Выслушав не мою, но эту вот Речь (Логос), — говорил он, — должно признать: мудрость в том, чтобы знать все как одно». Иначе говоря, мудрость состоит в том, чтобы в многообразии усматривать единство. Причем процесс познания обретает сходство с мистическим откровением. Не человек открывает истину усилиями своего ума, считает Гераклит, а, наоборот, истина открывается или, точнее, овладевает человеком, если он имеет соответствующую душу.
К истине приобщаются немногие, ибо большинство обладают «варварскими душами», неспособными к восприятию Логоса. Грубые души, утверждает Гераклит, были и у известных людей прошлого — Гомера и Гесиода, Ксенофана и Пифагора. Все эти люди подобны глухим, они ведут себя наяву как спящие, которые обращены каждый только вовнутрь себя, хотя истина может быть лишь общей.
Расстройство Гераклита по поводу незнания большинством сограждан истины было столь неподдельным, что до нас дошла легенда, будто, выходя к людям и общаясь с ними, Гераклит всегда очень сокрушался и, презирая их за тупость, даже плакал в бессильной ярости. С тех пор за ним закрепилось имя «Плачущий философ». Интересно, что причину «варварства душ» людей Гераклит видит в их конкретном вещественном состоянии. Дело в том, что души, поясняет он, происходят из влаги, но при этом склонны высыхать. И разница между «влажной» и «сухой» душой как раз и определяет различие между глупым и умным человеком. Так, пьяница, считает Гераклит, безусловно имеет влажную душу. В то же время душа мудреца самая сухая и наилучшая. Характерно, что в состоянии предельной сухости душа человека, по Гераклиту, излучает свет, свидетельствуя о своей огненной природе (ауру, как сказали бы мы сегодня). Причем, переселяясь в Аид, души мудрецов играют там особую роль стражей живых и мертвых.
Гераклита не случайно считали «темным». Он впервые попытался выразить одно из сложнейших понятий всей философии — понятие становления. Одно из самых известных изречений Гераклита звучит так: «Все течет». Изменчивость мира так или иначе отражает мифологическое сознание, повседневно фиксируя ее в том или другом случае. Гераклит же предпринял попытку эту всеобщую текучесть и изменчивость определить в понятии. Понятие становления как раз и выражает тот момент изменения, когда вещь появляется или, наоборот, исчезает. Когда вещи нет, она еще не становится, а когда она есть, то уже не становится. Поэтому момент становления невозможно выразить иначе, как сказать: становление — это когда нечто есть и одновременно его нет. Иначе говоря, становление невозможно выразить без противоречия. А противоречие для нефилософского сознания и выступает как нечто «иррациональное», непонятное, «темное». Именно так и воспринимали Гераклита современники.
Не только миссию вечно живого Огня нельзя понять без совпадения противоположностей. Но и каждая конкретная вещь у Гераклита предполагает такое совпадение: море есть вода, одновременно чистейшая и грязнейшая; бессмертные смертны, а смертные бессмертны. Мир бесконечно текуч, и в процессе его становления все оборачивается своей противоположностью.
В полной мере это открытие Гераклита оценил через две с половиной тысячи лет немецкий философ Гегель. Нет ни одного положения Гераклита, писал Гегель, которого он, Гегель, не взял бы в свою «Логику». Именно Гегель создал для выражения противоречий подробный понятийный аппарат, который для большинства наших современников представляется не менее «темным», чем высказывания Гераклита.
Вслед за Платоном метод разыскания противоречий и их разрешения Гегель называет диалектикой. «Диалектика» буквально означает искусство диалога или спора. Но уже ранние греческие философы связывали диалектику с выявлением противоречий в высказываниях оппонента. А затем диалектика стала способом выявления противоречий не только в речи, но и в самом окружающем мире.
«Отцом» античной диалектики принято считать Гераклита. Но одновременно с ним о противоположных началах мироздания задумались пифагорейцы — члены Пифагорейского союза, основанного в VI веке до н. э. в г. Кротоне (Южная Италия). Основатель этого союза легендарный Пифагор создал свою школу после учебы у египетских жрецов и восточных магов. В Пифагорейский союз принимались только мужчины после определенных испытаний, и жизнь в этой школе была организована по строгим правилам. В своем первоначальном виде этот союз просуществовал недолго и был разгромлен политическими противниками пифагорейцев. Но на протяжении столетий в античном мире оставались сторонники пифагореизма как учения о числовой основе мироздания. Именно пифагорейцы стали называть мир космосом, имея в виду его гармонию и совершенство. Уточним, что «космэ» в переводе с греческого означает «красота». Совершенство космоса, доказывали пифагорейцы, основано на определенных числовых соотношениях, которые лежат в основе движения небесных светил, в основе музыкальной гармонии и даже заключены в пропорциях человеческого тела.
Естественно, что арифметика и геометрия занимали особое место в интеллектуальных занятиях пифагорейцев. Согласно легенде, основатель союза Пифагор доказал известную теорему о равенстве суммы квадратов катетов в прямоугольном треугольнике квадрату гипотенузы. С тех пор эта теорема носит его имя. И в то же время пифагорейцы посвящали разные углы треугольника разным богам. Таким образом, мистика у пифагорейцев сочеталась с логикой, что в той или иной степени свойственно всем ранним греческим философам.
В самом числе последователи Пифагора видели не просто инструмент счета, как думаем мы. У пифагорейцев каждое число имело свой мистический смысл. Особое уважение у них вызывали числа «три» и «десять». По словам Аристотеля, который познакомил нас со взглядами пифагорейцев в наиболее развернутом виде, вся Вселенная у них определяется «троицей». А число небесных сфер равнялось десяти.
Надо сказать, что именно пифагорейцы ввели в науку и философию понятие противоположности. Противоположность они определили как то, возникновение чего означает гибель другого. Противоположности, считали пифагорейцы, должны исключать друг друга. Но они не дошли до понимания того, что, исключая друг друга, противоположности друг друга предполагают. Хотя ощущение, что между противоположностями есть нечто общее, у них было.