ПРОБЛЕМЫ ОТРАСЛЕВОГО САМОРЕГУЛИРОВАНИЯ В РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКЕ.

Так, вряд ли можно признать оправданной столь категоричную дилемму (по смыслу получается "или  предпринимательская, или профессиональная", и под первой имеется в виду деятельность юридических лиц или  ПБОЮЛ, под второй - физических лиц  как таковых). Она в числе прочего  ставит под сомнение возможность  применения данного закона в сфере  регулирования корпоративных отношений. Скажем, к какой из категорий должна относиться активная деятельность консолидирующихся  сейчас профессиональных инвесторов в  корпоративные ценные бумаги? Известно, что ближайшей их целью является включение представителей ассоциаций инвесторов в советы директоров эмитентов. Будучи избранными, они окажутся "едины в четырех лицах": представители инвесторов - юридических лиц (кто-то же за них будет голосовать); представители ассоциаций инвесторов - юридических лиц ("организаторы побед"); физические лица -- профессиональные директора (так сказать, сами за себя); "просто" члены совета данной компании, которые должны возвыситься над своими личными пристрастиями, а также клановыми интересами и преследовать лишь цели динамичного развития данного акционерного общества (члены совета в силу закона действуют как физические лица). И тогда такие директора будут подчиняться профессиональным и этическим правилам разных СРО. Где гарантия того, что между их этическими кодексами не будет конкуренции и явных противоречий? А объединить их из-за "или", содержащегося в приведенном выше дословно определении, не представляется возможным.

Еще одно откровенно неудачное  ограничение - признак "единства отрасли  или рынка производимых товаров (работ, услуг)". Куда прикажете податься региональным ассоциациям предприятий, представляющим, как правило, разные отрасли экономики? Или заведомо ориентироваться на "андерграунд" (то есть воздержаться от государственной регистрации), или при регистрации придумать что-нибудь "универсально-формальное" вроде ссылки на "единство рынка капиталов".

Сомнительно, что в подобный организационный формат впишутся и  авторитетные объединения федерального масштаба. А вдруг почетное звание официальной СРО захочет получить тот же РСПП с его Объединенной комиссией по корпоративной этике, которая, собственно, и контролирует данные "правила предпринимательской  деятельности" (правда, лишь при возникновении  корпоративных конфликтов)? Какое "единство отрасли или рынка" при таких  масштабах консолидации? Разве что  всех федеральных рынков сразу...

Еще сложнее придется при  возможной "СРО-аккредитации" безусловно доказавшим свою эффективность, но при этом не имеющим статуса юридического лица объединениям типа Национального совета по корпоративному управлению. Последний является "постоянно действующим общественным совещательным органом руководителей крупнейших российских компаний-эмитентов, инвестиционных компаний, федеральных органов власти, профильных комитетов Государственной думы и Совета Федерации". Его главная цель - именно "содействие совершенствованию законодательно-нормативной базы и внедрению профессионально-этических стандартов корпоративного управления в практику российских компаний". Эта проблема касается и созданного при решающем участии Российского института директоров в 2003 г. Клуба корпоративных секретарей, вполне реально при более чем скромном организационном оформлении осуществляющего консолидацию представителей одной из самых молодых и перспективных в корпоративной сфере профессий. В результате может получиться, что в России отраслевое саморегулирование разделится на два потока - СРО "в законе" и "прочие". Должны ли такие перспективы принимать во внимание разработчики закона? С очевидностью да.

Приходится признать, что  смысловой нечеткостью и техническими накладками (6) страдают и некоторые  другие значимые блоки проекта рассматриваемого закона. Так, в нем почему-то определяются два понятия: "правила и стандарты  саморегулируемой организации", утверждение  которых отнесено к исключительной компетенции общего собрания участников, и "правила и стандарты предпринимательской  или профессиональной деятельности участников саморегулируемой организации", утверждение которых отнесено к компетенции постоянно действующего коллегиального органа управления саморегулируемой организации. При этом уловить контекстные отличия не представляется возможным. Более того, складывается впечатление, что речь идет об одном и том же: оно подкрепляется тем, что главная дефиниция ("под саморегулированием понимается самостоятельная и инициативная деятельность субъектов предпринимательской или профессиональной деятельности, содержанием которой является разработка и установление правил и стандартов предпринимательской или профессиональной деятельности, а также осуществление контроля за их соблюдением") использует только одно из указанных понятий. Какой же тогда смысл в таком "распределении компетенции" органов СРО?

Резюмируя эти доводы, можно  сказать, что ключевой недостаток законопроекта  заключается в его "модельной  инвариантности".

Фактически в документе  описывается только одна модель СРО - объединение, созданное и функционирующее  как юридическое лицо (некоммерческая организация), существующее главным  образом за счет взносов своих  участников, включенное в установленном  порядке в единый государственный  реестр СРО и имеющее своего куратора - регулирующий государственный орган. В него СРО направляет разработанные  правила и стандарты, а также  результаты проверок. Также данный орган (что следует из контекста  п. 4 ст. 21 проекта) уполномочен формировать  определенные предписания в адрес  СРО.

Между тем институциональная  функция специального законодательства о СРО, как представляется, должна состоять в описании всех возможных  моделей саморегулируемых бизнес-структур: и тех, членство в которых обязательно в силу отраслевого закона о данном виде предпринимательской деятельности; и тех, члены которых будут иметь возможность выбора "билетной кассы" для "входа в бизнес" (лицензирование госорганом или СРО, квалификационная аттестация уполномоченным государственным образовательным учреждением или СРО); и, наконец, тех СРО, членство в которых не дает формальных привилегий для активного участия в определенном сегменте рынка товаров, услуг, рабочей силы и капитала. При этом особое внимание следует обратить на объединенные на сугубо неформальных принципах структуры, которые успешно справляются с задачами саморегулирования, не будучи юридическими лицами. Например, они могут строиться на основе принципа профессионально-клубного общения (упоминавшиеся выше Клуб корпоративных секретарей и Российский институт директоров) или, скажем, принципа периодически созываемых ассамблей (Национальный совет по корпоративному управлению).

Третий вопрос - институциональная  природа правил, которые будут  разрабатывать, внедрять и контролировать СРО. Главная альтернатива такова. Или  эти требования и нормы ограничиваются профессиональными и этическими стандартами и соответствующими регламентами, или они, кроме того, включают и все нормативно-правовые установления. Поразительно, что авторы проекта закона "О саморегулируемых организациях", часто апеллирующие к практическим нуждам предпринимательства  и необходимости укрепления института  частной собственности, этим вопросом не озаботились. Иначе как "путаницей" серию содержащихся в этом документе  по сути взаимоисключающих позиций  не назовешь.

Так, в ст. 4 говорится: "Правила и стандарты саморегулируемых организаций должны быть направлены на соблюдение правил деловой этики и обычаев делового оборота, устранение или снижение конфликта интересов участников саморегулируемой организации, их сотрудников и должностных лиц, а также иных правил, предусмотренных нормативными актами федеральных органов исполнительной власти". То есть такие источники гражданского права, как "подзаконные нормативные акты" и "обычаи делового оборота", поглощаемые понятием "действующее законодательство", должны быть предметом и критерием основных усилий СРО. Однако возникает вопрос, почему про соблюдение законов в ст. 6, посвященной функциям СРО, вообще ничего не говорится (7). Допустим, такое требование может содержаться в следующей формулировке: СРО "контролирует предпринимательскую или профессиональную деятельность своих участников на предмет соблюдения правил и стандартов саморегулируемой организации". Но в ст. 4 проекта мы читаем: "Правила и стандарты саморегулируемых организаций должны устанавливать дополнительные требования к деятельности своих участников по сравнению с требованиями, установленными федеральными законами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации".

Последнее положение, по нашему убеждению, следует считать модельным, ведь ключевая институциональная посылка  данной области регулирования бизнес-отношений заключается в весьма красноречивом термине - "дерегулирование". Однако из этого правила все-таки следовало бы сделать одно исключение. Если концепция закона ликвидирует изначальную инвариантность и при этом будет допускать возможность передачи функций по лицензированию участников бизнес-отношений соответствующим СРО, последним, безусловно, следует в качестве критерия соответствия лицензиата предъявляемым требованиям рассматривать нормы права. В этом случае СРО наследует функции контрольно-надзорных органов государства, так сказать, в полном объеме - и лицензировать по меркам, зафиксированным в законодательстве о лицензировании, и контролировать их соблюдение, имея в виду, что институт "действующее законодательство" включает в себя все источники права - от Конституции РФ до соответствующих международных соглашений с участием России. Однако это должно быть единственным исключением из сформулированного выше институционального правила. В противном случае все саморегулируемые структуры, то есть даже и не обладающие привилегиями по лицензированию, имеют шанс обрести весьма спорную с позиций нормальной управленческой логики репутацию "дружинников от бизнеса" - добровольных помощников прокуратуры.

Указанный вопрос не исчерпывается  дилеммой: "задача закона установить базовые нормы, задача кодексов союзов предпринимателей - дорегулировать соответствующие отношения". СРО, подчеркнем, реализуют и государственные ориентиры такого "дерегулирования", прежде всего системные акты рекомендательного права (например, Кодекс корпоративного поведения, рекомендации ФСФР, МЭРТ и Минфина), и естественные этические установления, соответствующие данной отрасли бизнеса. Старая, как мир, проблема заключается в поисках консенсуса в ситуациях, когда закон явно противоречит здравому смыслу и этическим нормам. Как быть в этом, в общем, нередком для российской действительности случае?

С необходимостью решить такую "задачу на оптимум" столкнулись  в 2002-2004 годах сразу несколько  весьма авторитетных предпринимательских  и профессиональных объединений. Так, достаточно любопытной представляется эволюция взглядов идеологов саморегулирования  РСПП по этому вопросу. С середины сентября 2002 г. Комиссия по корпоративной  этике в качестве оснований для  разрешения конфликтных ситуаций рассматривала  исключительно дополняющие законодательство нормы самой Комиссии и бизнес-сообщества в целом (8), а также руководствовалась принципами добровольности участия в арбитражных процессах под эгидой Комиссии (отсутствие согласия "ответчика" делало невозможным разбирательство), причем только членов РСПП. Затем обнаружилась потребность в определенных коррективах этих постулатов. Во введении к Регламенту разрешения споров Объединенной комиссией но корпоративной этике при РСПП (к последней присоединились "Деловая Россия" и "ОПОРА РОССИИ") в середине 2003 г. появился ряд принципиально новых положений, и, в частности, ссылка на "основные начала и принципы гражданского законодательства Российской Федерации" как нормативный базис рассмотрения споров.

Кроме того, после нескольких случаев, когда потенциальный "ответчик" просто не захотел оказаться на "скамье подсудимых" (9), авторы документа  решили отказаться от означенного "принципа добровольности" и сделали деятельность Комиссии открытой для всего бизнес-сообщества. В Регламент было включено положение, согласно которому Комиссия рассматривает споры по требованию любого юридического или физического лица, "подавшего претензию в порядке, предусмотренном настоящим Регламентом", без каких-либо "списочных" ограничений. Однако ключевым остался следующий тезис. "Комиссия рассматривает споры, возникающие исключительно из нарушений общих принципов корпоративной этики, составляющих нормативную базу разрешения споров; Комиссией к рассмотрению принимаются претензии по фактам нарушения корпоративной этики" (п. 1.2., 1.3. Регламента). Это несколько противоречит тезису об "основных началах и принципах гражданского законодательства Российской Федерации".

В дальнейшем произошла еще  более радикальная ревизия положения  об этических принципах как единственном источнике разрешения корпоративных  споров. В январе 2004 г. в РСПП возникла идея создать при этом союзе полноформатный третейский суд, основанием для принятия решений в котором будут не нормы корпоративной этики, изложенные в "Хартии корпоративной этики" РСПП, а действующее законодательство (10). Обратим внимание, третейский суд  позиционировался авторами идеи не как  дополнение к Объединенной комиссии по корпоративной этике, а как  ее альтернатива. Весьма любопытны  итоги судебного акта Комиссии по одному из дел, рассмотренных в середине 2004 г. Ее арбитры признали действия одной из противоборствующих за контрольное  участие в капитале "Кропоткинского маслоэкстракционного завода" (КМЭЗ) сторон корпоративным захватом и  энергично осудили их. Однако "осужденная сторона" заявила, что она уважает  данный вердикт, но будет руководствоваться  вступившими в законную силу актами государственного арбитражного суда, которые полностью оправдывают  те же самые действия.

Формат третейского суда показался привлекательным и  авторам проекта закона "О саморегулируемых организациях". Согласно ст. 6 документа, помимо разработки и установления правил и стандартов СРО осуществляет также  следующую функцию: "организует проведение третейских разбирательств споров, возникающих между участниками саморегулируемой организации, а также споров, возникающих с участием потребителей производимых участниками саморегулируемой организации товаров (работ, услуг) и иных лиц, в соответствии с законодательством о третейских судах".

Уместно напомнить, что, согласно ФЗ "О третейских судах в Российской Федерации", спор может быть передан  на разрешение третейского суда лишь при наличии заключенного между сторонами третейского соглашения, третейский суд разрешает споры на основании исключительно нормативных правовых актов. Третейский судья, разрешающий спор единолично, должен иметь высшее юридическое образование, в этой области действуют весьма жесткие нормы искового производства, наконец, если решение третейского суда не исполнено добровольно в установленный срок, то оно подлежит принудительному исполнению. Таким образом, не только в "материально-правовом" (судить по нормам права, а не корпоративной этики), но и в "процессуальном" отношении институциональное содержание данного механизма корпоративно-отраслевого инфорсмента (согласно законопроекту альтернатив ему также нет) радикально отличается от технологий разбирательства, предлагаемых пока еще действующим "Регламентом разрешения споров Объединенной комиссией по корпоративной этике при РСПП".