Автор: Пользователь скрыл имя, 19 Мая 2013 в 12:33, реферат
Реферат о жизни и научных взглядах основных представителей различных экономических течений разного времени - Посошкова, Симонди, Хикса.
I. Посошков И.Т. – первый русский экономист ………………………………………..………………………………………………3
II. Жан Симонд де Сисмонди и его «Новые начала политической экономии» …...6
III. Джон Ричард Хикс и его теория стоимости ……………………………………..19
IV. Список литературы ………………………………………………………………..32
Отход Сисмонди происходит не на почве теоретических принципов политической экономии. В этом отношении он, наоборот, провозглашает себя учеником Адама Смита. Отход происходит на почве метода, предмета и, наконец, практических выводов классической школы. Рассмотрим его аргументы по каждому из этих пунктов.
Что касается прежде всего метода, то Сисмонди проводит строгое разграничение между Смитом и его продолжателями - Рикардо и Ж.Б.Сэем. Смит "старался, - говорит он, - рассматривать каждый факт в социальной среде, к которой он принадлежит", и "его бессмертный труд есть результат философского изучения истории человеческого рода". А Рикардо он упрекает за введенный им в науке абстрактный метод. Чем более он удивляется Мальтусу,"который соединяет силу и обширность ума с добросовестным изучением фактов", тем более его уму "противно допускать абстракции, которых от нас требуют Рикардо и его ученики". В глазах Сисмонди политическая экономия есть "нравственная наука", в которой "все связывается" и в которой идут по ложному пути, если стараются "изолировать принцип и его только видеть". Она покоится прежде всего на опыте, истории и наблюдении. "Важно, - говорит он в другом месте, - в деталях изучать положение людей. Для того чтобы хорошо видеть, что такое человек и как действуют на него учреждения, следует приглядываться ко времени и стране, когда и где он живет, и к профессии, которой он занимается... Я убежден, что грубые ошибки допускались потому, что стремились всегда обобщать все то, что относится к социальным наукам".
Эта критика метит не только в Рикардо и Мак-Куллоха, но и самого Ж.Б.Сэя, который старался свести политическую экономию к конспекту из нескольких общих принципов. Сисмонди подготовляет то понимание политической экономии, заслуга насаждения которой останется впоследствии за немецкой исторической школой. Сисмонди, историк и публицист, непосредственно интересующийся реформацией, не мог не подчеркнуть воздействия, которое социальные институты и политический строй оказывают на экономическое благосостояние. Он дает, например, прекрасное применение своего метода, когда, обсуждая вероятные результаты полного уничтожения corn-laws ("хлебных законов") в Англии, замечает, что вопрос не может быть исчерпан несколькими теоретическими аргументами без соображения различных способов эксплуатации почвы в других странах, ибо иначе страна фермеров, Англия, рискует не выдержать конкуренции стран с барщинной обработкой земли, как, например, Польша и Россия, где хлеб стоит землевладельцу не больше "нескольких сот ударов палкой по спинам крестьян".
Представление Сисмонди о методе политической экономии, бесспорно, правильно, если только речь идет о практических проблемах, о предвидении последствий известной законодательной реформы или об исследовании причин отдельного события, но как только делается попытка представить механизм экономического мира в целом, экономист не может обойтись без абстракции, и сам Сисмонди бывал вынужден к ней прибегать. Правда, он проделывал это очень неумело, и его неудачи в построении и обсуждении абстрактных теорий, может быть, разоблачают нам секрет его склонности к иному методу. Во всяком случае, он отчасти объясняет нам ту резкую оппозицию, которую подняла его книга среди приверженцев того, что он первый обозначил счастливым выражением экономической ортодоксии.
В частности, невозможно представить себе что-нибудь более неясное, чем рассуждения, с помощью которых Сисмонди пытается доказать возможность общего перепроизводства. За исходный пункт он принимает разницу между годовым доходом и годовым производствам страны. По его мнению, доход данного года оплачивает производство следующего года. Значит, если производство данного года по своему доходу выше производства предыдущего года, то часть этого производства останется непроданной и производители разорятся. Сисмонди рассуждает так, как если бы нация состояла из землевладельцев, которые ежегодно покупают нужные им фабрикаты на доход, добытый от продажи посева истекшего года. Очевидно, что если фабрикаты в излишнем количестве, то дохода землевладельцев не хватит для оплаты их по достаточной цене.
Но в его аргументации есть двойная неясность. Годовой доход нации в сущности есть не что иное, как ее годовое производство. Один, следовательно, не может быть ниже другого, потому что оба они совпадают. С другой стороны, не производства двух различных годов взаимно обмениваются одно на другое, но взаимно обмениваются различные создаваемые ежегодно продукты, или, лучше сказать (ибо подразделение экономического движения на годовые периоды не соответствует действительности), различные создаваемые в каждый данный момент в мире продукты взаимно обмениваются в каждый данный момент и таким образом устанавливают один для другого взаимный спрос. Таким образом, может случиться, что в известный момент будет слишком много или слишком мало одного или нескольких продуктов и вследствие этого разразится кризис в одном или нескольких производствах, но не может быть слишком много всех продуктов сразу. Такое положение успешно защищали против Сисмонди Мак-Куллох, Рикардо и Ж.Б.Сэй.
Сисмонди восстает против классиков не только по вопросу о методе, но особенно по вопросу о предмете политической экономии. В их глазах, говорит он, политическая экономия есть наука о богатствах - хрематистика (наука о стяжании), как говорил Аристотель. Но истинным предметом экономической науки является человек, или точнее "физическое благополучие человека". Рассматривать богатство само по себе, забывая о человеке, - лучшее средство вступить на ложный путь. Поэтому наряду с производством богатств, почти исключительно занимавшим классиков, следует отвести по крайней мере такое же большое место для теории распределения. Правда, классики могли бы ответить, что если они и отводили производству первое место, то делали это потому, что, по их мнению, умножение продуктов было условием всяческого прогресса распределения их. Но Сисмонди думает не так. По его мнению, богатство постольку заслуживает своего названия, поскольку оно распределяется в должных пропорциях. Вне такого распределения с ним нельзя связывать ни такого представления, ни такого значения его. Более того, в распределении богатства он отводит совершенно особое место тем, кого он называет бедняками, тем, кто имеет лишь руки, чтобы существовать, и кто страдает с утра до вечера на заводах или на полях. Они образуют большинство населения, и его прежде всего интересует то, как изобретение машин, свобода конкуренции и режим частной собственности отражаются на судьбе этих бедняков. "Политическая экономия, - говорит он в другом месте, - становится теорией благотворительности в большом масштабе, и все то, что в последнем счете не имеет в виду счастья людей, не имеет никакого отношения к этой науке".
В действительности Сисмонди интересует не столько политическая экономия, сколько то, что с того времени во Франции называют economic sociale (социальной экономией), а в Германии - Socialpolitik (социальной политикой). Оригинальность его в истории экономических учений в том именно и заключается, что он заложил начало такому изучению. Ж.Б.Сэй высокомерно третирует противоречивые определения, данные Сисмонди политической экономии: "Господин Сисмонди называет политическую экономию наукой, которая берется стоять на страже счастья человеческого рода. Он, несомненно, хотел сказать: наукой, которой должны овладеть те, которые берутся стоять на страже счастья человеческого рода. Несомненно, правители, если они хотят быть достойными своего положения, должны знать политическую экономию, но счастье человеческого рода было бы жестоким образом скомпрометировано, если бы оно покоилось на правящих, а не на уме и труде управляемых". "Благодаря ложным представлениям, - прибавляет он, - распространенным насчет регламентарной системы, большинство немецких писателей смотрят на политическую экономию как на науку об управлении".
§ 2. Критика перепроизводства и конкуренции
Ошибаясь насчет метода и даже насчет предмета политической экономии, хрематистическая школа заблуждалась, что не удивительно, и насчет ее практических выводов. Хрематистическая школа толкала производство к безграничному расширению, без меры хвалила благодеяния конкуренции и в заключение приходила к гармонии интересов и невмешательству правительства. На эти три существенных пункта и обрушится критика Сисмонди.
Прежде всего ее неосмотрительное пристрастие к производству. Общий рост производства, говорят классические писатели, не представляет никаких неудобств благодаря спонтанному механизму, который немедленно исправит ошибки предпринимателей, если они в каком-нибудь пункте зайдут за пределы спроса: падение цен предупредит их, что они идут по ложному пути и что следует направить их силы к иной цели; точно так же повышение цены уведомит производителей, что предложение недостаточно и что нужно больше производить. Таким образом, допущенные ошибки всегда мимолетны и преходящи.
На это Сисмонди отвечает: если бы, вместо того чтобы рассуждать абстрактно, экономисты рассматривали факты во всей их подробности, если бы, вместо того чтобы принимать в соображение продукты, они рассматривали людей, они не принимали бы так легкомысленно участия в заблуждениях, производителей. Рост предложения, если оно недостаточно по сравнению с прогрессирующим спросом, никому не вредит и всем приносит пользу. Это верно. Но когда потребности растут не так быстро, как предложение, то ограничение излишнего предложения происходит не так легко. Кто же поверит, что капиталы и труд с сегодня на завтра смогут покинуть падающую индустрию и перебраться в другую? Никто. Рабочий не может сразу оставить профессию, которой он жил, к которой он подготовлялся годами ученичества, "часто долгими и губительными", профессию, где он отличается своей профессиональной ловкостью, преимуществами и которой он не воспользуется в другом месте. Чтобы не покидать своей профессии, он скорее согласится понизить свою заработную плату, продолжить свой рабочий день, "он останется на работе 14 часов в день, откажется от времени, которое ему давалось раньше на удовольствия и развлечения, и то же самое число рабочих даст значительно больше продуктов". Что касается фабриканта, то он не больше рабочего будет склонен оставить мануфактуру, в устройство и оборудование которой он вложил половину или три четверти своего состояния. Основные капиталы не могут переноситься из одного завода в другой. К тому же фабрикант удерживается привычкой, "моральной силой, которая не подчиняется расчету", и, подобно рабочему, он цепляется за дело, которое он создал и которое доставляет ему средства существования. Таким образом, далекое от того, чтобы самопроизвольно ограничиваться, производство останется тем же или, может быть, увеличится... Однако приспособление производства будет, несомненно, совершаться, и оно в конце концов уступит, но в сопровождении скольких бедствий! "Производители уйдут от работы, и их число уменьшится лишь тогда, когда часть владельцев заводов обанкротится и часть рабочих умрет в нищете". "Воздержимся, - говорит он в заключение, - от этой опасной теории равновесия, которое восстанавливается само собой... Правда, со временем некоторое равновесие восстанавливается, но путем невероятных страданий". Это замечание, верное уже во времена Сисмонди, ныне лежит в основе преследуемой трестами и картелями политики.
Как главным образом происходит рост производства в XIX столетии? Путем размножения машин. Следовательно, наш автор направляет свои яростные нападки против машин. И за это главным образом на него смотрели как на реакционера и даже как на невежду, и за это он потерял на целые полстолетия свое место среди экономистов. В вопросе о машинах классические экономисты тоже единодушны... По их мнению, машины благодетельны, потому что, доставляя товары по более дешевым ценам, они освобождают часть дохода потребителя, увеличивают вследствие этого спрос на другие продукты и обеспечивают таким образом занятие труду, который они вытеснили. Сисмонди не отрицает, что теоретически равновесие в конце концов восстановится: всякое новое производство должно со временем создать где-нибудь новое потребление. Но посмотрим на действительность, перестанем "отвлекаться от времени и пространства", отдадим себе отчет в препятствиях и трениях социального механизма. Что мы видим? Непосредственный результат введения машин - выбрасывание рабочих на мостовую, рост взаимной между ними конкуренции, падение на рынке заработной платы всех других рабочих, наконец, уменьшение их потребления и вследствие этого - спроса их. Далекие от того, чтобы всегда быть благодетельными, машины приводят к полезным последствиям лишь при условии, если их введению предшествовали рост дохода и вследствие этого рост возможности спроса на новый труд для замененных машинами рабочих. "Никто, конечно, не будет спорить, что выгодно заменить человека машиной при условии, если этот человек найдет себе работу в другом месте"2.
Ни Рикардо, ни Сэй не оспаривали этого. Они как раз утверждали, что результатом введения машин всегда бывает создание в другом каком-нибудь месте спроса на труд. В аргументации Сисмонди над ним тяготеет та же самая неправильная мысль, которая выше привела его к допущению возможности общего перепроизводства, а именно мысль, что росту производства всегда должен предшествовать известный новый спрос; он не хочет допустить, что сам по себе рост производства косвенным путем создает этот спрос.
Зато правильным в воззрениях Сисмонди,
- и на это необходимо указать, - остается
его протест против индифферентного
отношения классиков к
Классические экономисты часто
рассматривали создаваемые
Перейдем к другому замечанию Сисмонди, не менее справедливому. Ему не нравится не только то, что рабочие вытесняются машинами, но и то, что занятые рабочие имеют лишь очень ограниченную часть из благодеяний, доставляемых машинами. Классики довольствовались тем, что рабочий как потребитель покупал дешевые продукты. Сисмонди требует большего. Поскольку труд рабочих обременителен, разве не было бы справедливо, чтобы они получили некоторую выгоду от введения машин в форме большего досуга? В современной социальной системе благодаря происходящей между рабочими конкуренции, причиной которой в их глазах является избыток народонаселения, машина не только не увеличивает их досуга, но, наоборот, усиливая конкуренцию, понижает заработную плату, вызывает большее напряжение со стороны рабочего и заставляет его удлинять свой рабочий день. В этом Сисмонди нам кажется еще правым. Непонятно, почему потребитель один извлекает всю выгоду из машин, от которых рабочий ничем не пользуется, если речь идет о предметах, не входящих в рабочее потребление; не было бы ничего неприемлемого в том, чтобы выгоды прогресса делились, по крайней мере в течение некоторого времени, между потребителем и рабочим, как это происходит в настоящее время между изобретателем, предпринимателем и обществом. Эта мысль, кстати сказать, вдохновляет ныне тактику некоторых профессиональных союзов, когда они принимают известную новую машину при условии сокращения их труда и повышения их заработной платы.
Примененный к производству и машинам метод Сисмонди приводит его к суждениям, совершенно отличным от тех, какие высказывали классики. То же относится к конкуренции.
Адам Смит писал: "Если вообще какая-нибудь отрасль промышленности или какая-нибудь область труда выгодна для публики, она будет становиться еще более полезной по мере того, как конкуренция в ней будет более свободной и более общей". Сисмонди оспаривает эту доктрину и приводит против нее два неодинаковой ценности основания.
Первое основание внушено неверной идеей, которую мы уже встречали выше и согласно которой никакой прогресс в производстве не бывает полезным, если ему не предшествует более интенсивный спрос. Конкуренция будет благодетельной, если она побудит предпринимателей умножать свои продукты, чтобы удовлетворять подобному спросу. Она будет вредной в противоположном случае, ибо если потребление остается постоянным, единственным результатом конкуренции будет то, что она поможет более ловкому предпринимателю или предпринимателю с большими капиталами разорить своих соперников дешевизной товаров, привлечь к себе покупателей своих конкурентов; публика ничего не выгадает от этого. И такое зрелище жизнь представляет нам на каждом шагу: