История эколномических учений

Итак, из двух известных  и практически опробованных порядков планирования оба неверны. Напрашивается  вопрос: какой же избрать вместо них? В докладе А. Н. Косыгина содержалось следующее предложение: вначале Госплан СССР рассылает не контрольные цифры, а научные прогнозы и наметки, которые критически рассматриваются на местах, переоцениваются с учетом детального анализа ситуации и с соответствующими коррективами отправляются в планирующий центр. "Сейчас нужно, чтобы Госплан СССР дал республикам по основным вопросам развития хозяйства ориентировку даже не в виде контрольных цифр, а в виде предварительных наметок, которые должны определить соответствующее направление в развитии на местах отдельных отраслей экономики. Но это не значит, что для местных органов власти такие наметки являются непоколебимым законом и что эти данные нужно просто переписать. Мне кажется, что наметки, которые даст Госплан, следует подвергнуть критическому рассмотрению Советами Министров союзных республик, и по ним должны быть высказаны мнения работниками на местах" (10).

Включение прогнозной стадии в процесс разработки народнохозяйственного  плана внешне выглядело как новация. Но если взять практику первых лет  деятельности Госплана СССР, в том  числе работу по проектировкам плана  ГОЭЛРО, то анализ и прогноз использовались в то время как непрерывные функции плановиков, независимо от принимаемого горизонта планирования. Более того, Госплан СССР практиковал регулярные всесоюзные совещания и даже съезды плановых работников, благодаря чему организовывал и прямые, и обратные связи всего процесса разработки текущих и перспективных планов. Действовавший тогда порядок опирался на принципы демократического централизма, и, бывало, не через одну, а путем многократных итераций Госплан СССР выходил на заключительные контрольные цифры.

Чем не годился  демократический порядок планирования, который поддавался к тому же совершенствованию? В ответ можно было бы привести множество побочных соображений, но лучше ограничиться главным.

Как известно по объективным законам диалектики, форма не может быть выше содержания. В 1920-1930-е гг. отправным пунктом  и основным содержанием планирования служили приоритеты подъема производительных сил страны, в частности электрификация и индустриализация. Все остальное  подчинялось данным целевым приоритетам, служило их реализации. К середине 1960-х гг. прежние приоритетные цели были достигнуты, а новые - не сформулированы. Уровень развития производительных сил вообще перестал быть альфой и  омегой планирования, равно как и  уровень жизни первой производительной силы - человека. Планирование было отчуждено  от обоих ключевых факторов производительных сил: и объективного, и субъективного. При таком отчуждении какой-либо демократический порядок составления  планов исключался вовсе, ибо он нес  смертельную угрозу самим основам  затратного планирования, которое вошло  в открытое противоречие с народнохозяйственными  интересами и требованиями социально-экономического прогресса.

Откуда взялось  такое противоречие и чем оно обусловливалось? Без исследования и уяснения реально действовавших причинно-следственных зависимостей о нем не могло идти даже речи, а необходимым анализом тогда не располагали. Надо отметить, в своем докладе А. Н. Косыгин прямо призвал "вскрыть причины несоответствий": "Прежде всего необходимо научно обосновать правильность устанавливаемых в плане межотраслевых и внутриотраслевых пропорций. Это, конечно, не новый вопрос. Много лет уже экономисты и плановики говорят, что нужно иметь правильные пропорции. Приступая к составлению нового пятилетнего плана, то есть программы дальнейшего развития экономики и повышения жизненного уровня народа, мы должны проанализировать сложившиеся в народном хозяйстве пропорции, вскрыть причины несоответствий, образовавшихся в развитии отдельных отраслей экономики. Без этого невозможно наметить пути устранения диспропорций и обеспечить более высокие темпы роста производительности общественного труда" (11). Несмотря на точно сформулированную постановку, объективные причины и условия, которые упорно генерировали разбалансированность народного хозяйства, так и остались нераспознанными.

В точности то же самое повторилось и с задачей  определения причин неудовлетворительной динамики производительности труда. После  ссылки на более чем двукратное отставание советской промышленности по данному  показателю от уровня США, А. Н. Косыгин  отметил: "Однако вопрос о перспективах роста производительности труда  в народном хозяйстве требует  еще серьезного анализа. Нам недостаточно знать средние цифры, их надо раскрыть с соответствующей оценкой" (12). Но и применительно к производительности труда факторы торможения не удалось ни проанализировать, ни "раскрыть".

Отсутствие достоверного анализа реальных противоречий и  механизма их действия имело далеко идущие последствия. По сути дела, реформаторы 1960-х гг. действовали вслепую: не они направляли ход событий, а  он направлял их. Между тем, как  уже отмечалось, набранная инерция  социально-экономического движения тяготела к отсталости, т. е. к отсталым формам производственных отношений. Своевременный  и точный анализ, в процессе которого все вещи называются своими именами, мог бы помочь выработке верного  стратегического поворота. Но, к  сожалению, полномасштабным пониманием диалектически сложной социально-экономической  обстановки, унаследованной после реформы 1957-1959 гг., руководство страны не располагало. И, более того, не проявило должной  настойчивости и принципиальности, не приложило необходимых усилий для того, чтобы получить точный анализ тогдашней советской действительности и ее внутренних противоречий.

Все свелось  к формальной постановке задачи в  марте 1965 г., ее решения не добились, а после сентября 1965 г. о ней  перестали даже упоминать. Представившуюся  возможность, как и ценнейшее  время, реформаторы упустили. Последующими их действиями руководила уже хозрасчетная стихия, ограничиваемая лишь постольку, поскольку плановой системой относительно еще ограничивалась полнота хозрасчета предприятия.

Отсюда и ставший  затем особой приметой того времени  разрыв между словами и делами. То, что было санкционировано в  сентябре 1965 г., коренным образом расходилось  со сказанным на расширенном заседании  Госплана СССР в марте 1965 г.

Перечислим важнейшие  среди озвученных установок: "Госплан  должен всесторонне рассмотреть  вопросы роста покупательной  способности населения, повышения  темпов производства товаров для  населения, имея в виду обеспечить более  планомерное удовлетворение спроса на все товары и нормальное денежное обращение в стране"; "До сих  пор у нас еще нет развернутого перспективного плана развития специализации  отраслей промышленности. В новом  пятилетнем плане необходимо предусмотреть  развитие мощностей специализированных производств"; "Народнохозяйственный план должен прежде всего выражать общегосударственные интересы"; "При рассмотрении многих крупных вопросов мы часто находимся в плену у тех канонов, которые сами выработали и которые давно пора заменить новыми принципами, отвечающими современным условиям развития производства. Среди них особого внимания требуют вопросы заработной платы. Заработная плата должна быть поставлена в прямую зависимость от роста производительности труда и увеличения производства необходимых видов продукции"; "Решение проблемы роста производительности труда в большой мере связано с обеспечением наиболее прогрессивной структуры общественного производства" (13).

Взятые сами по себе, перечисленные положения  в принципе верны. Проблема лишь в  том, каким образом, на базе какой  именно хозяйственной системы они  реализуемы. А. Н. Косыгин был краток: "Президиум ЦК нашей партии имеет  в виду рассмотреть вопросы упорядочения руководства промышленностью и  строительством. Эта работа будет  проводиться постепенно, после тщательной и продуманной подготовки. Центральный  Комитет очень правильно организует эту работу".

Полгода спустя сентябрьские решения поставили  общественное воспроизводство в  полную зависимость от хозрасчета предприятия. Сделанный выбор окончательно подорвал базис и силу народнохозяйственных интересов. Начиная с сентября 1965 г., на отсталость стали работать и  административные, и экономические  методы, включая прежде всего затратное планирование. Хозрасчетный механизм приобрел законченный затратный характер. И прежде немалые, на порядок возросли трудности по обеспечению пропорциональности, производительности труда, качества продукции, прогрессивной структуры, покупательной способности населения.

Но самое пагубное заключалось в другом - страна утратила перспективу. С отходом от великих целей исторически новаторских преобразований исчезли подъем и энтузиазм. Как следствие, советское общество неудержимо погружалось в пучину разочарования, им овладевали равнодушие, трудовая и социальная апатия. Со временем общее течение подхватило и увлекло за собой также и самого А. Н. Косыгина, от которого в дальнейшем не исходили уже ни крупные инициативы, ни масштабные решения...

Упущенная возможность. Хозрасчет предприятия означал  подчинение всего народного хозяйства  условиям, при котором воспроизводству  подлежало само предприятие. Возникло положение, однажды уже преодоленное нашей страной. Имеется в виду довольно краткий период 1923-1929 гг., когда  в промышленности действовал хозрасчет  трестов и синдикатов. Практика показала абсолютную несовместимость той  хозрасчетной системы и плановых начал ведения хозяйства, которое  нуждалось в быстрой индустриализации. Реформа 1929-1933 гг. покончила и с  трестами, и с синдикатами, и с  их хозрасчетом, и с работой государственных  предприятий ради прибыли. Она установила систему народнохозяйственного  расчета, с приматом "высшей рентабельности" и работой ради увеличения народнохозяйственного  дохода, воплощаемого главным образом  в налоге с оборота. Рентабельность предприятия отходила на подчиненное место. Народнохозяйственный расчет просуществовал вплоть до реформы 1957-1959 гг., т.е. почти три десятилетия. Он позволил Советскому Союзу успешно справиться со всеми крупными задачами и испытаниями, выпавшими в период 1929-1959 гг.: провести индустриализацию промышленности и сельского хозяйства, обеспечить экономически победу над фашистской Германией, осуществить быструю послевоенную конверсию, добиться ракетно-ядерного и технологического паритета, создать хороший плацдарм для выхода на высшие рубежи социально-экономического развития.

Достигнутые успехи обеспечила плановая система, еще далекая  как от идеала, так и законченности. Ее совершенствование дало бы стране эффективный хозяйственный механизм, беспрецедентный в новейшей истории.

Требовалось, к  примеру, видоизменить целевой критерий и перейти к расширенному воспроизводству  не просто общегосударственного дохода, а покупательной способности  рубля и населения. Количественное определение вклада основных звеньев  в такое воспроизводство особых трудностей не вызывало, как и увязка с этим вкладом так называемых фондообразующих показателей. Нацеленность на непрерывное увеличение реальной покупательной способности трудящихся обеспечивало бы интеграцию общих, коллективных и индивидуальных интересов, а также  превращение народнохозяйственного  плана в форму материальной заинтересованности.

Требовалось развернуть процессы перехода от отраслевого и  регионального строения экономики  к вертикально интегрированному, с созданием сектора общесоюзных корпораций, специализированных на выпуске конкретных видов продукции и услуг конечного потребления. Предприятия как основные звенья промышленности, колхозы и совхозы как основные звенья сельскохозяйственного производства свою историческую роль выполнили еще к 1960-м гг. и могли стать хорошей базой для широкомасштабной и плановой вертикальной интеграции как базиса нового организационного строения всего народного хозяйства.

Требовалось освоить  методологию и методику планирования подлинной производительности труда. Если происходит реальное повышение  производительности, оно неминуемо  обеспечивает экономию живого труда. В  результате возникает необходимость  в новом общехозяйственном распределении  наличной рабочей силы между различными производствами: вывод ее с одних  и перемещение на другие. Действовавшая  в СССР система планирования на решение  подобной задачи не рассчитывалась, вследствие чего экономия труда и высвобождение  работников представляли плохо разрешимую проблему. Иными словами, повышение  реальной производительности труда создавало для органов планирования трудности, способа преодоления которых система не знала. На практике планировалось увеличение ложной производительности: она не приводила ни к экономии трудовых затрат, ни в высвобождению рабочей силы, ни к необходимости перераспределения общественного труда. Фиктивная производительность исчислялась валовой выработкой или величиной национального дохода в расчете на одного занятого, т. е. объемом затрат необходимого и прибавочного труда. Переориентация с ложной и фиктивной цели на прогрессивную также обеспечивала бы коренные преимущества.

Как видим, система  планового народнохозяйственного  расчета, а следовательно и советская экономическая модель, вполне поддавалась совершенствованию. Надо было только последовательно и принципиально держаться за народнохозяйственные интересы и начала, опираясь на социально-трудовые движущие силы общества.

Плановая система: начало конца. По сию пору часто изображаемая как новаторская, реформа 1965-1967 гг. означала в действительности возврат к  пройденным ранее хозяйственным  условиям и отношениям 1923-1929 гг. В  одном только было заметное отличие: вместо трестов и синдикатов субъектом  хозрасчета стало обособленное отраслевое предприятие. Тем самым было предрешено начало конца всей вообще советской  планово-экономической системы.