Модель экономического человека

У классиков, напомню, речь идет о способности  индивида понимать свой интерес лучше  кого-либо другого.

К умственным способностям экономического человека не предъявляется никаких особых требований. Те же ситуации, когда люди действуют недостаточно рационально (с точки зрения объективного наблюдателя), классики склонны объяснить не столько их глупостью, сколько влиянием неденежных целей, в том числе и связанных с эмоциями.

Столь большое внимание, которое пришлось уделить различию концепций человека у классиков и Бентама, на мой взгляд, заслуженно. Некоторые авторы считают эти концепции сходящимися к единой модели экономического субъекта.

Так У. К. Митчелл в своем глубоком и  содержательном курсе лекций о типах  экономической теории отмечает, что  «Бентам выразил наиболее ясно концепцию человеческой природы, преобладающую среди его современников (а их было два-три поколения). Он помог экономистам понять, о чем они говорят».

Современный швейцарский экономист П. Ульрих прибегает к такому сравнению: «Жизненный путь Ноmо оесоnоmicus начался поколение спустя после Смита. Он произошел от бракосочетания классической политической экономии с утилитаризмом. Родовспомогателем был д. Риккардо». Поэтому я считаю нужным выделить принципиальные различия моделей человека у классиков и у Бентама, которые наиболее ярко проявились позднее, в ходе маржиналистской революции.

3.4.Маржиналисты

Носителями  оптимальности придерживающиеся принципа методологического индивидуализма маржиналисты считали отдельных индивидов — хозяйственных субъектов. Отсюда вытекает фундаментальное значение, которое в маржиналистской теории имеет принцип максимизации хозяйственным субъектом своей целевой функции — полезности или прибыли.  
Центральное место в маржиналистской экономической теории занимала проблема ценности хозяйственных благ, ключ к которой маржиналисты искали не со стороны предложения, через издержки, как это делала классическая школа, а со стороны спроса, через отношение человека к вещи, проявляющееся в области личного потребления и обмена.

Таким образом, в основе экономической  теории маржиналистов неизбежно  должна была лежать та или иная модель рационального, максимизирующего полезность потребителя.

При этом важно подчеркнуть, что появление  новой модели человека у маржиналистов  было зафиксировано в первую очередь их критиками. Лишь Джевонс сформулировал эксплицитную модель человека, опирающуюся на психологические и физиологические основы. Выяснилось, что для этих целей идеально подходит хорошо нам знакомая модель И. Бентама.

Однако  в концепцию человеческой природы Бентама Джевонс внес некоторые существенные дополнения.

Целью хозяйственной деятельности для  каждого из ее участников у маржиналистов  остается получение максимальных наслаждений или наибольшее удовлетворение потребностей. Однако сам характер потребностей конкретизируется в соответствии с законом убывающей предельной полезности (первый закон Госсена).

В области  мотивации экономического поведения  здесь можно отметить ограничение  эгоизма: экономический человек, по словам Маршалла, не только «подвергает себя лишениям в бескорыстном стремлении обеспечить будущее своей семьи», ему свойственных и другие «альтруистические мотивы деятельности», которые настолько «распространены среди всех классов, что их наличие можно счесть общим правилом».

Следовательно, «нравственные мотивы также входят в состав тех сил, какие экономист  должен учитывать» - вывод, под которым  подписались бы все представители исторической школы.

Описывал  многообразие человеческих мотивов  и потребностей, Маршалл называет в их числе стремление к разнообразию, «жажду привлечь к себе внимание», потребности, удовлетворяемые той или иной деятельностью (спортом, путешествиями, научным и художественным творчеством, стремлением к признанию и совершенству).

Однако  в то же время он делает вывод, что экономическая теория должна главным образом заниматься мотивами, «которые наиболее сильно и устойчиво воздействуют на поведение человека а хозяйственной сфере его жизни».

Самым устойчивым стимулом к ведению хозяйственной  деятельности служит желание получить за нее плату... Она может быть затем израсходована на эгоистичные или альтруистические, благородные или низменные цели, и здесь находит свое проявление многосторонность человеческой натуры.

Однако  побудительным мотивом выступает  определенное количество денег. Деньгам у Маршалла принадлежит и роль реального измерителя интенсивности потребностей.

Таким образом, в отличие от других маржиналистов  Маршалл предпочитает, чтобы экономическая  теория имела дело не с первичными человеческими потребностями, а с их денежным выражением. Однако в своей книге он уделяет большое место описанию исторического, эволюционирующего характера потребностей человека и отмечает решающее влияние производства на развитие потребностей: «Каждый новый шаг вперед следует считать результатом того, что развитие новых видов деятельности порождает новые потребности, а не того, что новые потребности вызывают к жизни новые виды деятельности».

В связи  с этим Маршалл полемизирует с  выводом Джевонса о том, что потребление составляет научную основу экономической науки.  
В целом концепция экономического субъекта у Маршалла представляет собой наиболее фундаментальную в истории экономической науки попытку соединить реалистическое описание хозяйственного поведения с абстрактными законами, полученными с помощью упрощенной рационально-максимизационной модели человека.

Однако, на наш взгляд, органического синтеза  все же не получилось — линия  законов и линия фактов почти  не пересекаются, — и сама его  возможность весьма проблематична.

Примерно  ту же синтезирующую и подытоживающую роль, которую сыграл в экономической  теории Альфред Маршалл, исполнил в  области эксплицитной экономической  методологии Джон Невилл Кейнс.

Основное  внимание этот автор уделяет сопоставлению  методологии исследования английской классической, немецкой исторической и маржиналистской школ.

С одной  стороны, Дж. Н. Кейнс порицает методологическое обоснование экономического человека Дж. С. Миллем, с другой — выступает  против экстремизма исторической школы, отвергающей всякую абстракцию вообще. Как и другие представители кембриджской школы, Кейнс-старший твердо стоит на почве антропологического обоснования экономического человека: «Стремление к богатству оказывает на массы людей более постоянное и неизмеримо более сильное воздействие, чем любая другая непосредственная цель». Политическая экономия, по мнению Дж. Н. Кейнса, должна предоставить их изучение психологии, а для нее важен только результат подобных мотивов — предпосылка максимизации богатства.

3.5. Макроэкономический человек в теории Джона Мейнарда Кейнса  
Особо следует рассмотреть модель человеческого поведения, которая легла в основу кейнсианской революции в макроэкономической теории. Строго говоря, сами термины микроэкономика и макроэкономика, обязаны своим появлением кейнсианской революции.

Маржиналистская революция выдвинула на передний план микроэкономическую проблематику: теорию ценности, цены, распределения  доходов, капитала. Объективную ситуацию, в которой произошла кейнсианская революция, создала Великая депрессия 1929— 1933 гг.: проблемы массовой безработицы и экономического спада настолько обострились, что рассматривать их в рамках предпосылок макроэкономического равновесия, равенства совокупного спроса совокупному предложению и полного использования производственных ресурсов казалось невозможным.

От экономистов  потребовался переход на более конкретный, динамический уровень анализа, допускающий  существование неравновесных явлений  на макроуровне.  
Естественно, такого рода анализ должен был отойти от модели безупречного «рационального максимизатора», обладающего совершенным предвидением и полной информацией.

С другой стороны, в рамках макроэкономической теории предположение о том, что  закон больших чисел сглаживает индивидуальные различия между хозяйственными субъектами, более уместно, чем в микроэкономике.

Таким образом, модель человека для макроэкономики должна была быть одновременно и более конкретной, и единообразной.

Кроме того, идеология кейнсианства заключалась, как известно, в том, что рыночная система, не способная самостоятельно поддерживать оптимальное макроэкономическое равновесие, нуждается в помощи со стороны государства.

Теоретическая система у Кейнса имела прямой выход на экономическую политику, а это обусловило менее абстрактный  уровень анализа по сравнению  с неоклассической теорией.

Правительственные регулирующие меры должны были ориентироваться на более конкретное представление о реальных хозяйственных субъектах: предприниматель, потребителях и биржевых спекулянтах (сыгравших не последнюю роль в Великой депрессии), их действительных мотивах, психологических свойствах, а следовательно, и возможных реакциях на ту или иную государственную политику.

Теория  Кейнса была намного более конкретна, чем доминировавшая в его время  маржиналистско-неоклассическая парадигма, хотя на страницах «Общей теории» легко можно проследить за колебаниями уровня конкретности анализа, которые Кейнс никогда не оговаривал.

Он старался оперировать переменными, имеющими статистические аналоги, и успех  его теории способствовал быстрому развитию статистики и эконометрических методов. 

В целом  есть основания сделать вывод, что в своей теории Кейнс отошел от методологического индивидуализма.

Он безусловно отвергал атомистический взгляд на экономику и понимал ее как органическое единство, причем в силу недостаточной разработки макропроблем в современной ему экономической литературе уделил основное внимание именно им.

Это и  дало основание некоторым исследователям утверждать, что Кейнс принимал маржиналистскую  микроэкономику как данность и лишь достраивал над ней второй этаж в  виде своей макроэкономической теории. Рассмотренные выше основные узлы теории эффективного спроса позволяют, как мне кажется, отвергнуть эту точку зрения.

Итак, мы рассмотрели историю развития и  смены моделей человека в западной экономической теории. Естественно  возникает вопрос, подчиняется ли эта история каким-либо закономерностям. Из всего сказанного выше следует по крайней мере, что единого линейного или кумулятивного процесса, сравнимого с развитием техники экономического анализа, в данной области обнаружить не удается.

Скорее  мы имеем дело с вариациями на две вечные темы: либо разрабатывается упрощенная и формализованная модель человека, либо усложненная и вербальная. Эти модели часто коррелируют с двумя различными типами экономического мировоззрения — соответственно с либерально-индивидуалистическим и с социально-дирижистским. Попытки соединить абстрактную модель человека с конкретной в рамках единой теории, будь то с помощью диалектического восхождения, как у Маркса, или путем их «мирного сосуществования», как у Маршалла, не дали убедительных результатов.

Далее, мы можем утверждать, что любые  крупные перемены в области экономической  теории - маржиналистская революция, кейнсианская революция — обязательно  связаны с переосмыслением модели человека.  
Факторы, ведущие к замене или модификации модели человека в экономической теории, многообразны.

Важное  значение имеет, конечно, эволюция самого предмета исследования — человеческого  поведения в экономике. Однако никак  нельзя недооценить роль, которую  играет развитие самой техники анализа (особенно показателен пример с маржиналистской революцией), и внешние воздействия со стороны других наук о человеке (прежде всего психологии и социологии), а также философии.

На примере  немецкой исторической школы мы убедились  в том, что совокупное влияние  всех этих факторов может привести к тому, что модель человека различается у экономистов разных стран.

Заключение

 
Изучив работу Автономова, я могу сделать определенные выводы о модели человека в основном течении экономической науки:

1) человек  постоянно находится в ситуации ограниченности и выбора;

2)его  субъективные предпочтения и  объективные ограничения строго  разделены и независимы друг  от друга, при этом предпочтения  всегда являются более устойчивыми, чем ограничения, и в краткосрочном периоде принимаются за постоянную величину;