Этнография и этносоциология

В.И. Мукомель

(Опубликовано в  журнале "Социологические исследования" №2 2005) 

В современном мире одной из основных сил, определяющих облик XXI века становится миграция, являющаяся неотъемлемой компонентой процесса глобализации1. Прямым следствием масштабных перемещений мигрантов - в соответствии с потребностями быстро развивающихся  экономик, по политическим, социальным и иным мотивам, - является все возрастающее этно-культурное и этно-конфессиональное разнообразие социумов2.  

Оборотной стороной этнической эрозии локальных социумов становится возникающее напряжение между местным населением и мигрантами, которые по этническим, расовым, конфессиональным, социальным, культурным параметрам могут  существенно отличаться от "аборигенов". Эти напряжения, фиксируемые во всем мире, особенно опасны для многонациональной  России, в истории которой можно  найти не только позитивные примеры  межэтнических взаимодействий. Взаимоотношения  между принимающими социумами и  мигрантскими меньшинствами и являются предметом настоящей статьи. 

В России этническая принадлежность выступает сегодня  определяющим маркером отношений "свой-чужой". По данным Фонда "Экспертиза", ксенофобские настроения разделяет большинство  населения России3, отрицательное  отношение к лозунгу "Россия для  русских!" преобладает только среди  этнических нерусских4. Особую озабоченность, наряду с динамикой, вызывают расширение социально-демографической базы ксенофобских настроений и аппеляция к ним  практически всех политических сил, избирательность фобий по отношению  к определенным этническим группам  и ужесточение форм преследования "иных".

 Крайне негативно  отношение населения к чеченцам, азербайджанцам, другим выходцам  с Кавказа, представителям среднеазиатских  народов, цыганам. По данным  мониторинга Аналитического Центра  Юрия Левады, 52,1% респондентов отрицательно  относятся к чеченцам, половина  опрошенных - к цыганам, каждый  третий опрошенный россиянин  - к азербайджанцам. 

Вирусу этнофобий  сегодня более подвержены жители мегаполисов, чем других поселений. Весьма настораживает подверженность этнофобиям молодежи: среди московской молодежи, например, негативное отношение  ко всем этническим группам выше, чем  среди москвичей5. Молодежь демонстрирует  сегодня более высокий уровень  интолерантности, чем пожилые люди, - в отличие от 1990-х годов, когда  на фоне этнических фобий старшего поколения, молодые были более терпимы  к представителям разных этнических групп.  

Преувеличенное значение этничности, пронизывающее все аспекты  социальных контактов ("транспарентная этничность"), в первую очередь  затрагивает мигрантов. Антимигрантские  настроения (по данным Л.Д. Гудкова, антипатию  к мигрантам сегодня разделяют 68% россиян6) базируются на представлении о мигрантах как чуждых, иных. Фиксируемые социологами ксенофобии направлены, в первую очередь, на этнических мигрантов, независимо от их гражданства, от того, являются они временными трудовыми мигрантами (трудящиеся-мигранты), переселяются ли на постоянное место жительства в пределах России (мигранты) или из-за ее пределов (иммигранты). 

Взаимосвязь этно- и  мигрантофобий 

Тесная взаимосвязь  мигрантофобий и этнофобий лежит  на поверхности: и мигранты, и представители  других этнических групп являются "иными", отношения местного населения и  с теми, и с другими проецируются через призму отношений "свои" - "чужие".  

Несмотря на то, что  незначительная часть мигрантов  отлична по своему этническому составу  от населения принимающей территории, в общественном мнении распространен  стереотип смешения - вплоть до отождествления - иноэтничности и иноземности. 

Мигрантофобии проецируются на всех представителей этнических общин - зачастую, независимо от времени и  особенностей их формирования (например, неприятие властями Краснодарского края армянской общины, давно обосновавшейся на Кубани и весьма неоднородной7). С  другой стороны, этнофобии проецируются на всех мигрантов - хотя в миграционных потоках превалируют русские. 

Факторы роста этно- и мигрантофобий не могут быть объяснены однозначно. Как и все  фобии, они производны от страхов  утраты "ресурсов" и "утраты собственной  идентичности"8. 

Антимигрантские настроения базируются на следующих аргументах:

 неконтролируемый  приток мигрантов резко осложняет  социальную обстановку, дестабилизируя  рынки труда, жилья, способствуя  повышению нагрузки на социальную  и инженерную инфраструктуру;

 миграция ухудшает  санитарно-эпидемиологическую обстановку;

 миграция способствует  криминализации обстановки и  росту преступности;

 иноэтнические  мигранты захватывают ключевые  позиции в социально-экономической  жизни; резко возрастает роль  таких факторов межэтнической  напряженности, как этнический  инфаворитизм и клиентизм;

 замкнутый образ  жизни отдельных этнических общин  и их нежелание воспринять  образ жизни местного населения,  способствуют возрастанию социокультурной  дистанции между ними и "коренным населением". Эта дистанция столь велика, что исключена возможность их совместного проживания; - изменение этнического состава территорий приобретает масштабный характер и угрожает национальной безопасности;

 миграция служит  неизбежной предпосылкой конфликта:  имеется объективный порог численности  мигрантов после которого конфликты  предопределены;

 миграцию уже  можно рассматривать как особый  вид оружия, позволяющего существенно  ослаблять и дестабилизировать  ситуацию в регионе, государстве;  вытеснение славянских народов  с исконно русских территорий, из органов государственной власти, силовых структур и бизнеса  влечет за собой превращение  территорий, особенно приграничных, в лоскутное одеяло;

 расселение отдельных  этнических групп вблизи стратегических  объектов и в приграничной  полосе носит целенаправленный  характер, формируется "пятая  колонна". Прослеживается связь  между обострением соперничества  за обладание контролем над  транспортировкой нефти и газа  и активностью мигрантов по  защите своих прав;

 распространение  исламского экстремизма канализируется  некоторыми этническими группами, присутствие которых потенциально  опасно;

 в местах компактного  проживания некоторых этнических  групп через 7-10 лет возможен  легитимный приход к власти  национальной элиты и далее  - создание национально-территориальных  образований, а также возможное  их смыкание с этническим сепаратизмом  на региональном уровне (например, Северном Кавказе). 

За исключением  первого аргумента (популярного  в начале 1990-х, когда в обществе доминировали воспоминания о социально  ориентированном обществе с плановой экономикой и плановым дефицитом), остальные  имеют ярко выраженную этническую окраску9.  

Страхи "вторжения  другого" служат вербальным объяснением  эмоционального восприятия мигрантов  как чужеродных, незваных гостей. (Образ  гостя, нарушившего привычный образ  жизни и диктующего свои нравы "хозяевам", весьма популярен и среди обывателей, и среди журналистов). Страхи "утраты ресурсов" - экономической и социальной неконкурентоспособности с напористыми  и консолидированными этническими  мигрантами, - присутствующие в обществе, ретранслируются и масс-медиа10, и  публичными политиками11. В то же время, они не могут служить однозначным  объяснением роста фобий по отношению  к "неуспешным" с точки зрения общественного мнения мигрантским  меньшинствам - выходцам из Центральной  Азии и Юго-Восточной Азии (таджикам, узбекам, вьетнамцам и др.) - в данном случае, видимо, более значимы социо-культурные страхи "утраты идентичности". 

Возможно, отчасти  правы социологи, увязывающие рост этнофобий в период "травматической трансформации" общества, с разрастающимся комплексом социальных обид, принимающих, тем не менее, форму не социального, а этнически окрашенного протеста. Недоверие обществу компенсируется преданностью "своим", что нередко  сопровождается ксенофобиями и враждебностью  к "чужакам"12. По мнению Л. Гудкова, именно "социальный и национальный ресентимент стал одним из основных факторов, активизировавших, ожививших прежде подавляемую смесь ксенофобии и агрессивного изоляционизма"1313. Вероятно, справедливо уточнение, что "ксенофобные высказывания лишь в незначительной мере являются прямой импульсивной реакцией на социальные напряжения. Напротив, они закрепляются в сознании значительных групп населения как общие ценностные установки и не исчезают после спада общественной возбужденности"14. 

По крайней мере, такое объяснение применимо к  части молодежи крупнейших городов, которая не имеет перспектив вырваться  из полумаргинального существования, получить образование и сделать  карьеру в нынешнем обществе, где  социальное расслоение исключительно  высоко, и обвиняющей во всех бедах "иных". Именно в среде с наименьшими  культурными ресурсами семьи  рост этнофобии происходит наиболее резко; откровенно враждебные суждения наиболее естественно усваиваются  слоями, не имеющих собственных критериев  оценки социального окружения15. 

Антимигрантские настроения, доминирующие в обществе, небеспочвенны: среди мигрантов есть и преступники, и наркоторговцы, и преследующие иные, асоциальные цели. Для части  из них характерны клановость, закрытость, вытекающая из иных культурных и национальных традиций, нормы поведения, не сообразующиеся с нормами и традициями принимающего общества. Значимость вызовов и угроз, порождаемых массовыми миграциями, - тема специального разговора, важно  другое: негативная репутация многих мигрантских сообществ становится проблемой независимо от того, насколько  она оправдана16. 

Если в отношении  преступности, асоциального поведения  мигрантов нет однозначных выводов17, то важность культурной дистанции между  ними и принимающим населением неоспорима. Как отмечают исследователи, чем  больше культурная дистанция - тем выше мигрантофобии и этнофобии, в  некоторых случаях, противоречия со временем не только не стираются, а  усиливаются18. Контакты между местным  населением и мигрантской общиной  сводятся к минимуму. 

Социокультурные аспекты  интеграции/сегрегации этнических общин 

Добровольная сегрегация общин этнических мигрантов или, по терминологии М. Саввы, "капсулирование", - чаще всего осознанная стратегия  адаптации к принимающему обществу, обусловленная низким уровнем готовности мигрантской общины к интеграции с местным сообществом19. 

Создание "буферной среды", воспроизводящей социальные связи и сети, традиционную культурную среду наиболее характерно для тех  этнических общин, традиции, культура, сложившиеся нормы поведения которых существенно отличаются от бытующих у местного населения20. Классический пример - китайцы, во всех мегаполисах мира замыкающиеся в своей общине. (Разумеется, это выбор части представителей мигрантской общины, во всякой этнической общине имеются и те, кто осознанно стремятся интегрироваться в принимающее общество и дистанцируются от соотечественников). Решающее значение при этом играет тип миграционного поведения: ориентация на постоянное проживание или заработки (временная трудовая миграция). Высказываются и иные точки зрения, увязывающие выбор курса на интеграцию/сегрегацию в зависимости от социально-экономической дифференциации данной этнической группы (О. Вендина21), или "интенсивности выражения этнических черт", увязываемой Ю. Арутюняном со временем приезда22. 

Характер буферной среды связан с типом традиционной системы социального контроля, присущей данной этнической группе, а также  сочетания ряда других факторов. Для  большинства этнических культур  Северного Кавказа и Закавказья, а также Средней и Юго-Восточной  Азии, значима роль этнической общины в формировании самооценки отдельных  ее членов. Интеграционная буферная среда  этих этнических групп как бы воспроизводит  традиционные, привычные системы  общинных связей23. 

С одной стороны, сегрегация - стратегия общины, с  другой - результат политики принимающего общества. И дело не только в бытовых, чаще всего не складывающихся отношениях между представителями общины и  местным населением. Огромное значение приобретает действенность социальных, экономических, культурных институтов, призванных обеспечивать социализацию населения. Однако в современных  условиях они слабо ориентированны на социализацию мигрантов, прибывающих  из других социумов. 

Поясним на примере  таджикских трудовых мигрантов в  России. По закону, работодатель должен получить лицензию на привлечение иностранной  рабочей силы, а сами работники - разрешение на работу. Бюрократичность  процедур, сроки оформления и их стоимость, несопоставимая со штрафами за нарушение закона, которые на порядок меньше стоимости разрешения, делают эти процедуры обузой и  для работодателя, и для трудящегося-мигранта. Нелегальная занятость последних  выгодна и работодателю, и мигрантам. Работодателю, не платящему налогов, проще делиться частью сверхприбыли с мигрантами: по данным С. Олимовой, заработная плата таджиков, занятых  на российских стройках и не имеющих  официального разрешения на трудовую деятельность и официальных контрактов, значительно выше по сравнению с  официально оформленными на работу24. (Наряду с дешевизной, работодателей привлекает и то, что из Средней Азии прибывает, как правило, неквалифицированная  рабочая сила - "народ, в основном, забитый, покладистый, и готовый  на все условия". Гастербайтеры  выгодно отличаются от местной рабочей  силы: "наш с утра приходит, и  работать еще не может, а после  обеда работать уже не может, и  все, чем располагал - пропил, продал"25).