Это не означает отсутствия связи между  рациональ­ным и иррациональным. Но когда рационализм становится цивилизационным кредо - "материализмом" в форме гедо­низма - философии  и практики комфортной жизни, с ними происходят отнюдь не чудесные превращения.

     Материализм и рационализм "Запада" - такая  же досто­верность, как и устойчивая идеалистическая традиция в его  науч­ной, нравственной, эстетической, религиозной и философской культуре. Во многом иррационален характер творчества титанов античной культуры, средневековья, Возрождения и Просвещения, современности. Однако и традиционный западный материализм - далеко не всегда добродетель, и нередко  представляет собою убо­гую самодостаточность  гедонизма, равнодушие к "горнему" миру человеческих ценностей и смыслов. Действительно плодотворным является материализм, освященный высоким духовным смыслом, и такой смысл всегда вырастал как из самой западной действитель­ности, так и является следствием освоения "восточных" влияний, которые ассимилировались Западом.

     Западный  практицизм, воплощенный в фаустовском  духе неограниченного активизма, - также  реальность. Со все большей очевидностью она выявилась на пороге Нового времени, начиная с "эпохи штурма и натиска", и в полном объеме предстала в  совре­менной западной динамике. Дело ради дела, пассионарная энерге­тика  внешнего обустройства - во многом поучительная ипостась западного образа жизни. Но не только в позитивном смысле конст­руирования и воспроизводства современной  цивилизации. Парадокс в том, что  неограниченный активизм обнаруживает и свои нега­тивные последствия  по мере достигаемых им триумфов. Главное  в этом негативе — утрата человекотворческого  смысла деятельности, превращение человека в стандартизированный товар, функцию рыночного Левиафана, т.е. уничтожение самоценности и уникаль­ности личности.

     Вместе  с тем такая тенденция с  ее противоречивыми послед­ствиями - не единственная в западном способе  жизнедеятельности. Ему всегда была присуща и созерцательность. Нередко - это принципиальная жизненная позиция, включая пассивное неприятие  господствующих социокультурных ценностей  и технологий, "Ве­ликий отказ" от сопричастности к "безумному, безумному  миру".

       Самооценка "Запада" как колыбели, бастиона и "вечного двигателя"  свободы личности и демократии  во многом объясняет­ся потребностями  идеологического обеспечения вестернизации  со­временного мира. В такой рефлексии  есть реальное основание - зарождение  и развитие демократии, ее сравнительно  поздний и от­нюдь не идиллический  симбиоз с индивидуализмом и  либерализ­мом - все это именно "Запад". Иное дело - их реальный  и конкрет­но-исторический смысл  и контекст. Индивидуализм никогда  не вы­ступал как самодостаточный  и тем более доминирующий субстрат  общества. В западной реальности - от античных до современных  либеральных демократий - именно  общность, принадлежность гражданина  к полису или индивида к  страте - является системообразующей  и авторитарной по существу  максимой.

     Но "Запад" - это не только более  или менее авторитаризм, но и периодически настигающий его "командор" тоталитаризма. Дыбы инквизиции, Варфоломеевская ночь, якобинская гильотина, нацистский Зверь  в центре "старой, доброй" Европы - это плоды не экспансии "восточного" деспотизма, а катастрофичной неспо­собности Запада к разрешению назревших противоречий. Кстати, преодолеть последний тоталитарный синдром оказалось возможным  только вместе с "Востоком".

3. Зрелость  восточной традиции и современности

     Пока  Запад проходил приготовительные классы циви­лизации, великие восточные  культуры уже достигли впечат­ляющих  результатов.

     В древней Японии первая всенародная  перепись насе­ления была проведена  в 86-м году до н.э., т.е. почти на два  тысячелетия раньше, чем в западных странах и затем повто­рялась каждые шесть лет. Для сравнения, в Англии первая перепись проведена  только в 1801 году. Регулярная почта  возникла в Японии в 202 году н.э. Японское Возрождение состоялось уже в VII-VIII вв., за тысячу лет до европейского. Любопытно, что известный путешественник Марко Поло, посетивший страну в 1250 году, резюмировал, что "японцы - это  цивилизованный и хорошо одаренный  народ".

     Совершенно  несоизмеримыми с Западом были дости­жения  средневекового Китая. Уже в XI в. здесь  выплавлялось 125 тысяч тонн металла, т.е. примерно столько же, сколько  на семь столетий позже в Англии. Здесь было изобретено книгопечатание и создавались крупные библиотеки. В ХV в. Китай был не только самой  большой, но и самой мощной державой в мире. Страна располагала многочисленным на­селением, миллионной армией, морским  флотом в 1350 ко­раблей, из них 400 - "плавающих  крепостей", плодородными землями, ирригационными сооружениями.

     Этих  штрихов к портрету традиционного  Востока, ве­роятно, достаточно, чтобы  обнаружить парадокс: с одной стороны, известное тяготение к созерцательности и духов­ности, с другой - очевидная  практическая пассионарность. Восток - действительно "дело тонкое", наделяющее привыч­ные западному человеку ценности иным смыслом. В проти­воположность неограниченному активизму, здесь  издревле культивируется мудрость такого созерцания, которое озна­чает постижение законов внешнего и внутреннего  мира че­ловека и реализацию органичной им практики.

     Такая мудрость не сразу сформировалась в  России, и этот процесс до сих  пор не завершен. Она всегда мучительно и амбивалентно осознавала свою геополитическую  и социокультурную идентичность и нередко продвигалась по пути развития "догоняющего" типа (догоняющая Восток по ин­тенсивности тоталитарных политических структур и Запад - по размаху индустриальной цивилизации). Россия пережи­вала пассионарные периоды своей истории лишь тогда, ко­гда она решалась быть собою, по Н. Бердяеву, не Западом и не Востоком, а европейским культурно-цивилизационным  комплексом на евразийском континенте.

     Цивилизационная динамика России в конце XIX -начале XX столетий во многом совпала с такой  оценкой. В 1894 году население России составляло 122 млн. жителей. Накануне первой мировой войны, т.е. двадцать лет  спустя, оно увеличилось на 60 млн. и возросло до 182 млн., т.е. воз­растало  на 2,4 млн. в год. В период между 1890 г. и 1913г. российская промышленность увеличила  свою производитель­ность в 4 раза. Перед первой мировой войной количество вновь учреждавшихся акционерных  обществ за четыре года возросло на 13 %, а вложенный в них капитал  в 4 раза. В 1880-1917 гг. было построено 58 251 км железных дорог, т.е. 1574 км в год. В  финансовой области наблюдалось  устойчи­вое превышение доходов  над расходами - 30 млн. рублей без  увеличения налогового бремени. Законом 1896 года бы­ла введена золотая  валюта. Государственному банку было предоставлено право выпускать 300 млн. рублей кредитны­ми билетами, не обеспеченными золотым запасом. Но пра­вительство не воспользовалось  этим правом, а, напротив, на 100 % обеспечило бумажное обращение золотой налично­стью. Стабильное финансовое положение позволило  довести бюджет народного образования  до колоссальной цифры -0,5 млрд. рублей золотом. Ежегодный темп роста этого  бюджета составлял 28 %. С 1908 года законом  было введено обязательное обучение.

     Наблюдая  такую экспоненту, экономист Э. Сэй  выска­зал прогноз: "Если у больших  европейских наций события между 1912 годом и 50-ми годами будут протекать так же, как они развивались между 1900 годом и 1912 годом, то к середине XX века Россия станет выше всех в Европе как в отношении политическом, так и в области финансово-эконо­мической".

     Итак, устойчивый, безотносительный к этапам истори­ческой эволюции, активизм Востока, социокулътурный век­тор его  цивилизационных прорывов. Какова их цена! Утра­та человеком свободы, растворение в коллективе и даже Гу­лаг? Если это - вся правда, то откуда эта ментальная отзыв­чивость на зов свободы? "Неверно, - отмечает Д. Лихачев, - утверждение о том, что  тонкий слой интеллигенции находил­ся на массиве, безразличном к культуре. В России-то как раз идеологические течения и искания охватывали весь народ... Что такое завоевание Сибири, поход Ермака? Это поиски свободы... освоение Севера монастырями - это опять уход от государственности. И от городов, кстати сказать. Интересно, что книжная культура всего мира всегда сосредотачивалась в городах, а в России - в лесах: Киевско-Печорский  монастырь, Троице-Сергиева лавра... крестьяне, перебираясь в Сибирь, брали с  собой духовные книги, рукописи... Вообще вся рус­ская литература, особенно древняя, мировоззренческая".

     Отнюдь  не прозападные, "почвенные" идеи свободы личности характерны не только для "тонкого слоя" сменове­ховской  интеллигенции. Ими все более  было отмечено мировидение политической элиты России. П. Столыпин требо­вал  не подражать Западу, а "считаться  с психологией народа, тяготеющего  к личной, а не общинной собственности...

     Нам не занимать ни философии свободы, ни практики борьбы за нее. Иное дело - формы  ее реализации. В отличие от Запада, который не устает искать баланс между  индиви­дуализмом и авторитаризмом, все более склоняясь ко вто­рому, образ жизни восточных народов  по преимуществу ос­нован на так называемом "азиатском способе производства", основанном на неустойчивом балансе  авторитарных и то­талитарных форм. Исторический спор между осевыми  культурно-цивилизационными комплексами  искажает не конста­тация этих архетипов, а их непрофессиональное или тенденциозное отождествление, непонимание, говоря словами А. Солженицына, что авторитарный волкодав прав, а тота­литарный людоед - нет, наконец, решительное отсутствие парадокса в синтезе демократии как технологии власти (и только!) как с либерализмом, так и с авторитаризмом и даже с тоталитаризмом (к примеру, сталинская конституция).

     Но  если по Б. Спинозе "не плакать, не смеяться, а по­нять", то реальная проблема в том, чтобы выявить, сущест­вует  ли адекватный способ синтеза индивидуального  и об­щественного характера труда, персонификации и социализа­ции  общественной жизни, в конечном счете, личной свобо­ды и социальной ответственности. В отличие от зарубежных и отечественных  идеологов, у которых одна, но пламенная  либерально-демократическая страсть, К. Ясперс предлагает иную - плюралистическую - версию бытия свободы в условиях ее политического дефицита. "Возникает  вопрос, - пишет он, — является ли политическая свобода непременным  условием для величия человеческого  духа как такового. Перед лицом  истории на этот вопрос следует ответить отрицательно. И в условиях политической несвободы оказалась возможной  высокая жизнь духа, творчество, глубокие душевные пере­живания".

     На  Востоке бытие свободы, как и  несвободы, во мно­гом отличается от западного. У него действительно "особен­ная стать" - реализация личности в соборных формах, более сложных и напряженных, чем коллективные и тем более  общинные формы, как основы свободной  духовности.

     Заключение

     Современность впервые ставит человечество перед  дилем­мой: конвергенция или дивергенция  культурно-цивилизационных комплексов "Запад" и "Восток". Выбор  одной из них в качестве вектора  взаимодействия объективно определяется нарастанием центростремительных  и центробежных тенденций - к глобализации, интеграции мира и вместе с тем  к его дифференциации, усилению разнообразия.

     Первая  тенденция нашла свое выражение  в многообразных концепциях конвергенции как сумме положительных черт осевых культурно-цивилизационных  комплексов. Однако достаточно бы­стро  обнаружился механицизм такого подхода, абсолютизация его общецивилизационных  оснований, их индифферентность к органи­ке  различных культур. Опасность такой  тенденции - в воспроиз­водстве на уровне глобальных притязаний традиционного  мессиа­низма осевых культур, их перерождении в миссионерство, в конеч­ном  счете, катастрофное для мира.

     Вторая  тенденция, напротив, тяготеет к абсолютизации  са­модостаточности локальных или  региональных культур. Дове­денная  до разрыва с общечеловеческими  ценностями, она также контрпродуктивна.

     Конструктивный  подход - в синтезе культурно-цивилиза­ционных комплексов как органическом единстве человеческого рода, вида и индивида, способности различных культур  быть от­крытыми другим, оставаясь  собою. Это объективная тенденция  к цивилизационному единству в культурном многообразии.

Библиографический список

     1. Бердяев Н. Смысл истории. –  М., 1990.

     2. Бердяев Н. Философия творчества. – Философия творчества, культуры  и искусства. Т. 1. – М., 1994.

     3 Конрад Н. И. Запад и Восток. – М., 1986.

     4. Ерасов Б. С. Культура, религия  и цивилизация на Востоке. –  М., 1990.

     5. Коган М. С., Халтурина Е. Г.  Проблема «Запад – Восток»  в культурологии. – М., 1994.

     6.   Розанов  В. Религия. Философия. Культура. – М., 1992.

     7.   Столыпин П. А. Жизнь и смерть  за царя. – М., 1991.

     8.   Омельченко Н. А. Споры о  евразийстве. – Полис, 1992, №3.

     9.   Драч Г. В. Культурология. –  Ростов-на-Дону, 2005.