Языческая культура древних славян

lign="justify">     Захоронение предков в земле могло означать, во-первых, то, что они как бы охраняют земельные угодья племени («священная земля предков»), а во-вторых, что  они, находящиеся в земле предки, способствуют рождающей силе земли. Небо в этом случае в расчет не принималось. При трупосожжении отчетливо проступает новая идея душ предков, которые должны находиться где-то в среднем небе и, очевидно, содействовать всем небесным операциям (дождь, туман, снег) на благо оставшимся на земле потомкам. Когда в дни поминовения предков их приглашают на праздничную трапезу, то «деды» представляются летающими по воздуху.

     Из  числа элементов погребального  обряда следует назвать: курганные  насыпи, погребальное сооружение в  виде человеческого жилища (домовины) и захоронение праха умершего в обычном горшке для еды.

     Изготовление  домовины прямо связано с идеей  второй, посмертной, жизни, а насыпка полусферических насыпей, по всей вероятности, отражает представления о трех горизонтальных ярусах Вселенной: курган изображает средний, земной, ярус, он является как бы моделью кругозора видимого земного пространства. Над курганом-землей находится небо, верхний мир, а под курганом – подземный мир мертвых.

     Причину появления новых представлений  о какой-то внутренней связи между  посудой для еды и местопребыванием праха предка следует искать, очевидно, в главной религиозной задаче первобытных земледельцев – в изобретении магических средств для обеспечения своей сытости, благополучия. Горшок для варева был конечной точкой длинного ряда действий предметов и разделов природы, обеспечивающих благоденствие земледельца: соха, вспаханная земля, семена, ростки, роса и дождь, серп, жерновки для размола и, наконец, печь и горшок для изготовления еды. Готовые продукты – каша и хлеб испокон века были ритуальной пищей и обязательной частью жертвоприношений таким божествам плодородия, как рожаницы. Существовали специальные виды каши, имевшие только ритуальное назначение: «кутья», «коливо» (из пшеничных зерен). Варилась кутья в горшке и в горшке же или в миске подавалась на праздничный стол или относилась на кладбище в «домовину» при поминовении умерших.

     Горшки и миски с едой – самые обычные вещи в славянских языческих курганах, но не эти напутственные предметы помогут нам раскрыть связь горшка с прахом умершего. Для нас важнее указать на приготовление еды из первых плодов, когда объектом культа был именно «каши горшок»; в северорусских областях это происходило от начала августа до начала ноября, когда заканчивался обмолот – работники, кончая молотить, говорили: «Хозяину ворошок – а нам каши горшок».

     Горшок  для приготовления еды из первых плодов нередко считался священным предметом, а это позволяет построить следующую смысловую связь: умерший предок содействует урожаю, благополучию своих потомков; душа покойника с дымом погребального костра поднимается к небу, от которого зависит урожай; осязаемые останки (прах) укладываются в «сосуд мал», который или уже применялся для приготовления ритуальной каши в день первых плодов. Или подобен такому. Горшок с прахом предка зарывался в землю и прикрывался сверху домовиной или курганом. Вещественная часть предка, его прах и подаренные ему «милодары» предавались земле, от которой тоже находился в зависимости урожай славянина. Таким образом, происходила как бы бифуркация, раздвоение магической силы умершего родича: душа уходила в небо, а тело – в землю. Горшок для варева становился не только вместилищем праха, но и как бы постоянным напоминанием предку о первых плодах, о празднике благополучия.

     Горшок, как символ блага, сытости, восходит, по всей вероятности, к весьма древним  временам, примерно к земледельческому неолиту, когда впервые появляется земледелие и глиняная посуда.  
 
 
 
 

4. Языческие святилища, идолы, игрища

     Многогранности  языческого мировоззрения, сложившегося из наслоений многих эпох, соответствовало  многообразие форм культы и мест обращений  к потусторонним силам, родившимся в сознании древнего человека.

     Моление об урожае, различные заклинательные действия, обращения к силам природы  и к духам добра и зла, повсеместно  рассеянным в природе, производились  тоже повсеместно: пунктом обращения  к этим силам и принесения им жертв («треб») могло быть и отдельное жилище, и срединная площадь селения, и ключ-родник, и луг за околицей, и берег реки, и лесная поляна, и возделанная земледельцами нива.

     Одни  ритуальные действия не требовали почти  никакого реквизита, кроме венка  из цветов, свежесорванной ветки березы или разведенного на берегу реки костра. Таковы хороводы, игры, пляски, резко осуждаемые церковью. Для другого вида требовались те или иные сооружения, то временные на одно празднество, то постоянные «капища», «кумирни идольские», снабженные деревянными или каменными изображениями славянских божеств.

     Различны  были и радиусы притяжения ритуальных пунктов: одни обряды замыкались только внутри дома и усадьбы одной семьи, другие собирали на «пиры идольские» всех мужчин села в общесельскую «контину», а женщин в «беседу». Были и такие святилища, к которым стягивались люди на «событие» со всего племени или даже из нескольких соседних дружественных племен.

     Западнославянский материал дает нам образцы значительных культовых мест, имевших общеплеменное значение. Таковы, например, святилище Лады и Лели в Сандомирских горах, священная гора Собутка (от событие, собрание) в Силезии и огромное, огражденное каменным валом святилище под открытым небом на вершине горы Радуни (близ Собутки), вмещавшее несколько тысяч молящихся. Датируются эти грандиозные «требища» (мест для совершения треб) началом I тысячелетия до н. э., но совершение языческих обрядов там продолжалось, несмотря на построенные церкви и монастыри, вплоть до XV в. н.

     Рассмотрим  славянские святилища того времени, когда римские авторы впервые заговорили о далеких славянах – венедах, т. е. святилища зарубинецкой культуры. Примером зарубинецкого культового места внутри поселка может служить селище «Грудок» близ Почепа в бассейне Средней Десны, куда в первые века н. э. направилась славянская колонизация из Среднего Поднепровья.

     В середине раскопанного пространства, среди большого количества прямоугольных  жилищ со следами мощных печных столбов  обнаружена круглая в плане постройка. Среди вещевого материала там найдена редкостная для этой культуры вещь – египетская печать I-III вв. н. э. из голубой пасты с интереснейшей посудой в нем. В одном и том же доме найдены миска со знаком плодородия и горшок с четырьмя знаками, Вход в круглое строение, оформленный двумя подпорами и ступенькой, находился дома со священными сосудами. Внутри круглое святилище, судя по данным раскопок, было устроено так: в центре было какое-то круглое глинобитное сооружение, укрепленное в нижней части столбами; глина обожжена. Автор раскопок назвал его просто кострищем. В глубине ротонды, слева и справа от жертвенника-очага и центрального идола были устроены две большие ниши, около которых на окружности здания стояли столбы, являвшиеся идолами меньшего значения.

     В русской вышивке очень част мотив богини в храме, но храм бывает представлен в трех видах: во-первых, в виде дома с двухскатной крышей (в этом случае богиня – рожаница), во-вторых, как постройка в виде овина с подвышенной средней частью и пышно украшенной замкнутой кровлей . На таких вышивках в середине изображался огромный идол Макоши с опущенными к земле руками; календарно эта поза богини может быть приурочена к купальской обрядности (23-29 июня), ко времени начального созревания колосьев и появления первых плодов этого года (горох, бобы). Макошь указывает на землю, уже произрастившую растения, тогда как в вышивках, связанных с весенними обрядами, Макошь воздевает руки к небу, к верховному божеству с мольбой о солнце и дожде для только что посеянных семян. Большой центральный идол Макоши сопровожден двумя идолами рожаниц – Лады и Лели, стоящими по сторонам «Матери Урожая» – Макоши.

     Есть в русских вышивках еще третий вид храмовых построек, внутри которых тоже помещен идол Макоши, но крыша над головой богини не сомкнута и оставляет значительный проем. Идол Макоши помещен в середине под проемом крыши. По сторонам огромной Макоши находятся не идолы рожаниц, а изображения всадников. Верхняя часть пространства здания на вышивке обычно занята изображениями птиц и звездообразных знаков. Возможно, что конников не следует воспринимать слишком реально – весенние боги Лада и Леля на обрядовых полотенцах, предназначенных для празднеств встречи весны, изображались верхом, с сохами за седлом. Наличие верховых вокруг Макоши могло быть всего лишь изображением привычного символа, а не подтверждением реальных всадниц внутри храма.

     В этих же самых лесах днепровского бассейна, спустя почти две тысячи лет после существования почепского святилища, расположенного посреди  славянского поселка, П. Бессоновым записан интереснейший цикл купальских песен.

     Песни на Купалу (ночь с 23 на 24 июня, солнцеворот) составляют особый, четко выделяющийся и очень архаичный цикл. Они  сопровождаются припевом «то-то!» или  «ту-ту-ту!» (свойственным только купальским песням) и обязательным притопыванием и стуком в это время. Очевидно, это остатки ритуального танца. Купалу называют «соботкой», т. е. «со-бытием», совместным сборов. Сюжеты купальских песен связаны с традиционной эротикой на игрищах, с обязательным купаньем и с отголосками жертвоприношений девушек божеству реки, «Дунаю», со сбором целебных зелий и пр. Одна из песен повествует о приготовлении ритуального зелья (дягиля) в горшке; каким-то образом это связано со смертью женщины («дягилю у горшок, дядину у пясок»). Ритуальная еда на празднике – растительно-молочная.

     Главным в купальной обрядности был, как  известно, костер, через который  прыгали попарно. Отголоском обряда является игра в горелки («гори, гори ясно, чтобы не погасло…»). Этнография знакомит нас с любопытными деталями обряда. Во-первых, сооружение костра поручалось женщине («молодая молодица, разложи купальницу!»). Во-вторых, основой будущего костра был столб или кол, вбитый в землю. Важную роль в песнях играет дуб; дубовые сучья идут и в костер.

     Связь купальских обрядов с аграрной магией «макушки лета» несомненна. Анализ русской вышивки показал, что  к этому сезону относятся ритуальные полотенца с изображением Макоши-Купалы, где богиня окружена солнечными знаками  и всегда показана с опущенными к плодоносящей земле руками; голова Купалы нередко увита колосьями, колосья изображались и у ног богини.

     Археологическое изучение разного рода святилищ со временем может дать значительно  более полную картину. Многое должна дать и этнография, без данных которой ретроспективное изучение славянского язычества невозможно. В частности, этнография может полностью раскрыть весь годичный календарный цикл молений и обрядов, что так необходимо для понимания религиозной сущности язычества.

     Археология  же по ряду счастливых обстоятельств может углубить на полторы тысячи лет этнографические сведения и представить календарь древнего славянина из Среднего Поднепровья с указанием сроков молений о дожде и важных языческих празднеств. 
 
 

     Заключение

     Язычество древней Руси – важный раздел русской культуры, без которого невозможно понять ни народную культуру деревни и городского посада, ни сложную и многогранную культуру феодальных верхов того времени, ярким образцом которой является «Слово о полку Игореве», пронизанное народным языческим мировоззрением и предвосхищающие поэзию эпохи Ренессанса, так часто обращавшуюся к античному язычеству.

     Несмотря  на тысячелетние господство государственной  православной церкви, языческие воззрения  были народной верой и вплоть до XX в. проявлялись в обрядах, хороводных играх, песнях, сказках и народном искусстве.

     Религиозная сущность обрядов-игр давно уже  выветрилась, символическое звучание орнамента забылось, волшебные сказки утратили свой мифологический смысл, но даже бессознательно повторяемые потомками формы архаичного языческого творчества представляют огромный интерес как неоценимая сокровищница сведений о многотысячелетнем пути познания мира нашими отдаленными предками.

 

     Список  использованной литературы:

1. Белякова Г.С.  Славянская Мифология. - М.: Просвещение, 1995.- 324с.

2. Велесова книга.  Перевод и комментарии Асова А. И.- М.: Наука и религия, 1997.- 288с.

3. Дарницкий  Е. В. Древняя Русь . – М.: Истоки древности, 1996. – 33с.

3. Иванова  Е. П.  Славянские племена. – М.: Наука и религия, 1993. – 486с.

4. Попович М.В.  Мировоззрение древних славян. - Киев ,1985. – 126с.

5. Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси. – М.: Наука, 1988. - 340с.

6. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. – М.: Наука, 1981, - 286с.