Устойчивое сохранение одного из древнейших обычаев гостеприимства у народов Северного Кавказа

     Ростовский  филиал

     Государственного  образовательного учреждения высшего профессионального образования

     «РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ ПРАВОСУДИЯ» 
 

                                  Юридический факультет                                    
 
 

                 Реферат

     По  дисциплине: «Регионоведение» 

       «Устойчивое сохранение  одного из древнейших  обычаев гостеприимства у народов Северного Кавказа» 
 
 
 

     Студента  курса

     заочного  отделения  
 
 
 
 

     Ростов-на-Дону

     2011 

     Содержание 

     Введение…………………………………………………………......3

     1. Семейно-родовые культы…………………………………….....4

     2. Гостеприимство народов Северного Кавказа…………………6

     3. Обычаи гостеприимства на примере  Осетии…………………..9

     Заключение………………………………………………………….23

     Список  литературы…………………………………………………24

      Введение 

     Кавказ  издавна входил в зону влияния  высоких цивилизаций Востока, и часть кавказских народов (предки армян, грузин, азербайджанцев) еще в античную эпоху имели свои государства и высокую культуру.

     Гостеприимство  у народов Северного Кавказа  является одной из наиболее ярких  черт культуры народов Северного Кавказа. Гостю предназначается самое лучшее, что есть в доме, к нему обращено всё внимание хозяев, всё тепло душевных отношений.

     Гостеприимство  на Кавказе считается  чуть ли не самым главным адатом. В переводе с арабского языка слово «адат» значит «обычай». Древнему обычаю гостеприимства кавказцы следуют и сегодня. Существует много поговорок, притч и легенд, посвященных этому замечательному обычаю. Старики на Кавказе любят говорить: «Куда не приходит гость, туда не приходит и благодать».

     Гостеприимство  особенно ярко проявляется в сельской местности. Когда кавказская семья садится за стол для приема пищи, всегда накрывают на 1 персону больше, чем людей в семье. Считается, что гость, который может прийти во время еды, сразу должен садиться за стол.

     Источниками для изучения  обычаев служат свидетельства античных и раннесредневековых писателей и путешественников (довольно скудные), а главным образом чрезвычайно обильные этнографические материалы XVIII—XX вв.

     Очень богата в этом отношении, в смысле качества записей, советская этнографическая литература. 
 
 
 
 
 

     1.  Семейно-родовые культы 

     Семейно-родовые  культы довольно прочно держались на Кавказе вследствие застойности  патриархально-родового уклада. В большинстве  случаев они приняли вид почитания  домашнего очага — материального символа семейной общности. Оно было особенно развито у ингушей, осетин, у горно-грузинских групп. Ингуши, например, считали семейной святыней домашний очаг и все, что с ним связано (огонь, золу, надочажную цепь). Если любой посторонний человек, хотя бы и преступник, входил в дом и хватался за надочажную цепь, он поступал под покровительство семьи, хозяин дома обязан был его защищать всеми мерами. Это было своеобразным религиозным осмыслением известного патриархального обычая гостеприимства кавказских народов. В огонь перед каждой едой бросали маленькие жертвы — кусочки пищи. Но олицетворения очага, или огня, по-видимому, не было (в отличие от верований народов Сибири). У осетин, у которых были сходные верования, существовало и нечто вроде олицетворения надочажной цепи: ее патроном считался кузнечный бог Сафа. Сваны священное значение придавали не очагу в жилой комнате, а очагу в специальной оборонной башне, которая имелась прежде у каждой семьи и сама считалась семейной святыней; этот очаг вообще не употреблялся для повседневных нужд, его использовали только для особых семейных обрядов.

     Родовые культы отмечены у тех же ингушей, осетин, отдельных грузинских групп. У ингушей каждая фамилия (то есть род) чтила своего покровителя, может  быть предка; в его честь сооружался каменный монумент — сиелинг. Раз в год, в день родового праздника, около сиелинга устраивалось моление. Были свои покровители и у объединений родов — у галгаев, у феаппи, из которых позже образовался ингушский народ. Сходные обычаи известны у абхазов: у них каждый род имел свои «доли божества», покровительствующие одному этому роду. Род ежегодно устраивал моления своему покровителю в священной роще или в другом определенном месте под руководством старшего в роде. У имеретин (Западная Грузия) еще недавно бытовал обычаи устраивать ежегодные родовые жертвоприношения: резали козленка, или ягненка, или петуха, молились богу о благополучии всего рода, потом ели и пили вино, хранившееся в особом ритуальном сосуде.

      2. Гостеприимство народов Северного Кавказа. 

     Обычай  гостеприимства у всех народов Северного  Кавказа, получил широкое распространение. Путник — гость, кроме того он был  почти единственным глашатаем, информатором о всех происшествиях и новостях края и за его пределами. В дом, где останавливался гость, приходили мужчины всего аула не только отдать ему дань уважения, но и получить информацию о внешнем мире. Опасные тяжелые горные дороги, отсутствие общественных и частных учреждений и предприятий в виде гостиниц или хотя бы постоялых дворов породили молчаливый, как бы негласный договор, сущность которого — обязательная, внимательная заботливость домохозяина о возможном удобстве и безопасности гостя, раз таковой зашел к нему. По понятиям горцев, гость — лицо священное для них.

     Обязанности гостеприимства распространялись на любого мирно вошедшего во двор дома или вступившего на землю, при надлежащую хозяину. Самую лучшую пищу, самую лучшую постель в доме всегда предоставляли гостю. Состоятельные семьи строили для гостей в укромном месте двора специальную кунацкую, состоящую из одной или двух комнат и коридора. В этом доме или комнатах размещали лучшую утварь, посуду, постельные принадлежности, мебель. В отсутствие гостя в кунацкой отдыхал хозяин. Сюда же со своими друзьями приходили и старшие сыновья. Гостем считался любой прохожий, приезжий, заблудший. Его встречали радушно, если даже он пришел глубокой ночью.

     Законы  гостеприимства распространялись и  на иноплеменника. Гостем считался и  тот, кто оказывался в селе проездом. Человека, неприветливо встретившего гостя, осуждали, он терял уважение и престиж у народа. Дом этой семьи мог быть разрушен сельчанами, члены семьи преданы проклятию и изгнаны. Проклятие зачастую было и всем тем, кто, проходя мимо, не бросали бы камня в то место, где стоял прежде дом нарушивших законы гостеприимства. Появлялись целые кучи камней, называемые «карлаг». Преступлением, за которое могли воздвигнуть карлаг, считалось убийство гостя или прощенного кровника, надругательство над трупом убитого противника, прелюбодеяние, убийство женщины из мести, воровство и др.

     Если  в гости приходили очень уважаемые  люди или особо почитаемые родственники семьи (родственники со стороны зятя, снохи, старые родственники со стороны  деда, бабушки, отца и матери), не зная, что данную семью постигло горе, их принимали так, как будто ничего не произошло. Если в доме покойник, его прятали в дальнюю комнату или его ложе задвигали под кровать, а гостей встречали с улыбкой, дабы не омрачить их настроение. Лишь проводив их с почестями, хозяева продолжали похоронную процессию, панихиду. Это отмечал и А. И. Барятинский: «...если в доме и саван с телом покойника, гостю не омрачали настроение, его прятали под кровать, а гостя встречали».

     Приветствовать  кунака приходили все члены семьи, родственники, а так же соседи. С гостями беседовали старшие члены семьи, молодежь (мужская) молча стояла у входа и была готова оказать все необходимые услуги: подать огонь, чтобы гость мог закурить, воду, чтобы он мог помыть руки, помочь ему снять сапоги, принести и унести «шу» — угощение и т. д.

     Как только гость входил во двор, хозяйка  шла к очагу готовить для него угощение. Чтобы не смущать гостей и создать им обстановку для отдыха и покоя, хозяева уходили и  оставляли с ними только одного родственника или оставляли одних. Для того, чтобы развлечь почетных гостей, устраивали танцы, для чего приглашали молодых родственников и соседей. Когда гости ложились спать, женщины-хозяйки (обычно снохи) чистили им одежду, стирали и штопали носки, мыли обувь. После трех дней пребывания у кунака гость или, гостья делали попытку принять участие в хозяйских делах. Им обычно разрешали выполнять наиболее легкие, приятные виды работ. Женщинам, например, разрешали шить, вышивать, готовить сладкие блюда.

     Все члены семьи — от мала до велика — во время пребывания гостя оказывали ему всяческое внимание. Такой прием вызывал у гостя дружеские чувства. Поддерживать и развивать далее дружеские отношения считалось долгом каждого уважающего себя человека.

      3. Обычаи гостеприимства на примере Осетии 

     По  истории и этнографии горцев Кавказа существует обширная литература, написанная русскими и иностранными путешественниками в 18—19 вв. Многие из них писали о жизни и быте горских народов с большой любовью и теплотой, и горцы всегда будут им благодарны за то, что они оставили ценные сведения по их истории и этнографии, что они своими трудами, личными контактами с ними содействовали их сближению с русским народом и его культурными начинаниями, объективно способствуя развитию их национального самосознания.

     В указанной литературе много внимания уделяется описанию традиций и обычаев горцев, в частности обычаю гостеприимства. Например, подполковник русской армии Штедер, совершивший путешествие по Осетии в 1781 году, подробно списывая этот обычай, указывал, что «они (осетины— X. Ц.) щедры, делят свое пропитание между нуждающимися, услужливы, не отказывают просящему другу. Гостя они принимают со следующими словами: «мой дом—твой дом»; «я и все мое — твое». С тем, кто находится под их защитой, они обращаются как с родственниками... многочисленные русские перебежчики (имеются в виду перебежчики из русской) жили свободно среди осетин и находили себе, не работая, пропитание».

       Народ всегда отдавал предпочтение  свободе, чем «деспоту служить», и того же желал тем перебежчикам  из русской армии, которые попадали к ним. Когда же русские власти забирали этих перебежчиков, живших среди осетин вольной жизнью, то последние заступались за них. «Мне,— пишет Штедер,— предлагали за свободу этих людей подарки, а женщины преследовали меня из Алагира на далекое расстояние с умоляющими слезами, прося за двух гренадеров из Томска, которых я ночью похитил у них». Но наряду с такой лестной характеристикой горцев Кавказа автор пишет о них же совершенно противоположное. Он высказывает такие суждения, которые по существу сводят на нет значение всего того, что было сказано им лестного. По мнению Штедера, горские племена Кавказа «хорошие от природы люди, но с воровскими, разбойничьими и прочими наклонностями». Следует сказать, что такое мнение разделяли и некоторые другие не во всем объективные «исследователи» истории и этнографии народностей Кавказа. Не вникая глубоко в думы и чаяния народа, они мыслили о них предвзято, на одинаковый манер, даже те, которые давали им самые восторженные характеристики во всем остальном. Не могли они удержаться от соблазна сказать в адрес горцев, что они «разбойники», «грабители», «люди со злыми глазами» и пр. Эти слова, когда-то и кем-то пущенные в оборот, повторялись, как клеймо, как нечто само собой разумеющееся, как врожденное свойство аборигенов Кавказа. Подобное мнение распространялось не только через печать, но и с помощью межличностной информации, что способствовало созданию ложного представления об истории и этнографии народностей, их быте и культуре. Такие эпитеты, как «разбойники», «грабители», «люди с дикими нравами» и пр., неизменно повторялись и в печати и устно. Разумеется, такое высокомерное, предвзятое отношение не могло навести исследователей на путь поисков истины, на путь объективного анализа подлинной истории народа. Напротив, оно мешало проникнуться глубоко в духовный мир, в чаяния народные, понять его нужды, думы и переживания. «Насколько редки случаи воровства, т. е. взлом внутри собственной семьи, святость которой чтит даже враг, настолько часты набеги и грабежи на дорогах»

     Однако  следует сказать, что по тогдашним  понятиям осетин подобные набеги, во-первых, не считались грабежом, преступлением. Напротив, они рассматривались как  поступки, достойные людей, сильных  духом, смелых и отважных, как своеобразное удальство, и люди, совершавшие их, пользовались уважением окружающих. Во-вторых, набеги и грабежи совершались отдельными лицами и очень редко. Поэтому вряд ли было оправданным делать какие-то обобщения о горцах Кавказа и на основании единичных случаев наклеивать на эти маленькие свободолюбивые народы ярлыки «грабителей», «разбойников». Как правило, воровство среди них не имело распространения, было редчайшим явлением и строго осуждалось общественным мнением, имевшим силу закона, коим каждый горец дорожил больше всего. Человек, уличенный в воровстве, терял к себе уважение со стороны соплеменников. Свидетельством того, что воровство как антисоциальное явление не имело распространения, может служить тот факт, что люди не знали о существовании замка до второй половины 19 века, не запирали ничего и никто ничего не воровал. А отдельные случаи воровства действительно имели место в их жизни, вызывались социальными условиями. У бедного горца нет земли, семью нечем кормить, с него требуют уплаты всевозможных налогов, но платить-то было нечем, вот он и шел на воровство. Что касается жестокости горских народов, то она не была врожденным их свойством, и люди в самом деле не были такими, какими они представлены отдельными авторами в этнографической литературе. Напротив, они всегда были свободолюбивыми, гордыми и высоко ценили благородство, гуманизм, уважение к человеческой личности, но и жестокость не чужда была им, только проявлялась она по отношению к эксплуататорам, к тем, кто всячески пытался унижать их человеческое достоинство. Но разве менее жестокими были такие «изобретения» западной цивилизации, как гильотина, эшафот? Или открытый грабеж — бесчеловечная эксплуатация рабочих и крестьян, грабежи банков. Ни в какое сравнение с ними не идут отдельные набеги горцев на путников, у которых даже порой нечего было грабить.