Сравнительный анализ культур России и Африки

Сравнение ценностно-смыслового комплекса массовой культуры применительно к различным

национальным  культурам позволяет выявить  как универсальные характеристики массовой культу-

ры, так и уникальное своеобразие ее различных проявлений. Так, Япония и Россия с чисто внешней

точки зрения имеют ряд общих черт. Обе  страны прошли через череду культурных заимствований,

резких, ударных и травматичных рецепций опыта западной цивилизации. Стоит подчеркнуть и очевидное влияние российской культуры, особенно литературы на культуру Японии. Обе страны пережили в начале ХХ в. довольно энергичное развитие пролетарской культуры, в том числе – литературы. Различие состояло в активной поддержке этой культуры советским государством, тогда как японское государство эту тенденцию не поддерживало. Массовая культура инициирована сложной комбинацией интересов государства, бизнеса и СМИ.В Японии, как и в России, как и в большинстве развитых стран мира для рубежа XIX–XX вв. стала характерна всеобъемлющая массовизация жизни. Она затронула все сферы: экономику, политику, управление, общение между людьми. Роль людских масс в различных социальных сферах заметно возросла. Для появления массовой литературы существовали серьезные экономические предпосылки. Истоки широкого распространения массовой литературы и массовой культуры кроются в индустриальном производстве, урбанистическом образе жизни, развитии средств массовой коммуникации и маркетизации практически всех форм обще-

ственных отношений. Стремление видеть товар в сфере духовной деятельности человека в сочетании с мощным развитием средств массовой коммуникации и привело к созданию нового феномена - массовой литературы. Тем не менее, в Японии все эти заимствования переваривались непрерывно сохраняющимся ядром национальной культуры. В полной мере это относится и к японской массовой культуре. В России же, в отличие от Японии, такие заимствования вели к утрате собственных традиций – в этом даже заключена своеобразная российская культурно-историческая традиция.

Применительно к литературному процессу такие  утраты коснулись житийных текстов, лубка. Тем самым российская культура утрачивала кумулятивный момент развития, момент эволюционного переваривания  нового, заимствованного. Трансформация  становится не конструктивной, а созданием  каждый раз чего-то радикально нового на разрушенном месте. Возрастание  традиции заменяется революционными преобразованиями. Чем обеспечивались устойчивость и  развитие японской культуры? Во-первых, это особая явность (эксплицитность, артикулированность), свойственная японской культуре. Речь идет не только об артикулированности таких проявлений социальной жизни, как насилие и секс. Идея имперской власти воплощена в культ, поклонение императору. Иерархичность статусов и особая ценность службы доведены до четких кодексов чести (бусидо). Писательский труд артикулирован организацией особой корпоративности – бундо. Такая выпуклая явность особенно показательны в сравнении

с невнятностью российских социальных институтов. Достаточно сопоставить институцию самурайства с российским дворянством, опричниной или «чекизмом», в которых не только отсутствовали артикулированные кодексы чести, но и чьё нравственное позиционирование в обществе выглядит весьма неоднозначно. Во-вторых, это акцентированная коллективность (клановость, корпоративность), по отношению к которой российский коллективизм выглядит ватажностью, а «соборность» – ностальгией по консолидации разбегающейся друг от друга нации.

И наконец, в-третьих, – особо акцентированная ответственность, опять же – контрастирующая с российской традиционной невменяемостью и безответственностью.

Сравнительный анализ массовой литературы последнего столетия выявляет в ней устойчивую систему тематических ориентаций, таких, как чувственность, иллюзорность, занимательность, умеренность трагизма и комизма, знаменитые люди и события. Нетрудно заметить, что такие тематические ориентиры характеризует любую современную массовую литературу, определяя широкую представленность в ней

жанров  эротики, женского романа, фэнтези, детектива, исторического романа. При этом для японской массовой литературы характерны такие специфические черты, как умеренность в подаче и соотношении комизма и трагизма, а также особая акцентуация учета и ощущения времен года. Этим она существенно отличается от российской массовой литературы с ее нравственным максимализмом, обостренным чувством справедливости, радикальной, доходящей до глумливости культурой осмеяния, нетерпимостью и жесткостью противостояния противников. Японская массовая литература имеет много типологических черт, универсальных для массовой литературы других стран. Сегодня Япония является одной из самых высоко развитых стран мира, в том числе и по средствам массовой информации. Японское общество одним из первых вошло в постиндустриальную, информационную стадию развития. Эти преобразования коснулись и массовой литературы. Количество газетных романов, популярных дешевых изданий художественной литературы увеличивалось пропорционально росту издательского дела. Итогом этого стала полная деградация «тайсю бунгаку». Мощное влияние американской культуры привело японскую массовую литературу

к копированию общих образцов американской массовой культуры. И если в 1920-х  годах американская и европейская  классификация массовой литературы на детективы, любовные романы, фантастику, приключенческо-исторические произведения не была применительна к японской тайсю бунгаку, то сейчас можно с полной уверенностью сказать, что это и есть основные жанры японской массовой литературы. Так, творчество классика японской массовой литературы Кикути Кан – типично для массовой литературы как по содержанию, так и по степени диверсификации. Им освоены практически

все формы словесности: от журнализма до драматургии и от новеллистики до исторического романа и кинематографа . В этом он типологически совпадает с другими классиками массовой литературы – от С. Кинга до Б. Акунина. Вместе с тем японская массовая литература, как и массовая культура в целом, весьма специфична. Яркой особенностью японской массовой культуры,

уже непосредственно примыкающей к  литературе, более того, – до сих  пор одним из наиболее популярных и даже процветающих жанров современной  японской массовой культуры являются комиксы (манга). В определенном плане манга – даже одна из важнейших особенностей культуры сегодняшней Японии.

Около 40 % всех печатных изданий выходит  в формате комиксов. Каждый месяц  печатается свыше 350 серий рисунков с подписями и 500 книжек с такими рассказами в рисунках. Свыше десятка  манга выходят еженедельно, а самые популярные из них – еженедельным тиражом почти в 4 млн экземпляров. Проводить досуг за чтением манга более популярно, чем ходить в кино или читать романы и даже – чем смотреть телевизор или слушать музыку. Манга читают школьники и молодежь, взрослые и пожилые.

  Ё. Ёндзава даже называет Японию «страной комиксов». Тематика японских манга чрезвычайно разнообразна: от простых и веселых приключений для детей до обсуждения серьезных научных и нравственных проблем – для взрослых. Некоторые комиксы занимают до 100 томов, что может составить 20 000 страниц. По сути дела, манга являются прямым аналогом российского лубка, традиции которого в современной России практически утеряны. В советское время некоторым аналогом детских манга можно рассматривать приключения персонажей журнала «Мурзилка». Новые ростки такого жанра в России  оказываются вторичными по отношению к мультипликации, герои которой (Винни-Пух, Чебурашка с Крокодилом Геной, Незнайка, Масяня) иногда продолжают свою жизнь в комиксах, оформлении товаров ширпотреба, но эта диверсификация не идет ни в какое сравнение с японской индустрией

манга. Нисида Масару был выработан «рецепт» или «трафарет» массовой литературы:

1. Высокая доза чувственного наслаждения.  Основание: горстка интеллигенции  требует от искусства критики  человеческой жизни. Масса же, утомленная и раздражительная,  ищет от дохновения и самозабвения. Отсюда спрос на детективный и сексуальный роман.

2. Иллюзорность. Основание: постоянная  нищета влечет массы к иллюзорному  миру с его фешенебельными  кварталами, сверкающими лимузинами, дорогими платьями, а их чувству  бессилия в жизненной борьбе  импонируют фантастические приключения  бесстрашных героев, карающих демона  зла.

3. Занимательность сюжета. Основание:  масса не требует глубоких  идей и тонкостей стиля. Нужна всепонятность без всяких попыток заставить читателя задуматься. Обязательна кульминация со счастливым концом.

4. Умеренность. Основание: масса  хочет беззаботного смеха и  слез умиления вместо картин  реальной жизни с ее кричащими  противоречиями.

5. Ощущение времен года. Основание:  в этом переменчивом мире стабильно  лишь чувство времен года. Кроме  того, для сезонной распродажи  книжек необходимо совпадение  во времени года. В зимнюю стужу  смешно предлагать книжки о  курортниках, греющихся на песчаном  пляже южного моря .

Важную  роль играют и особенности национального  идеала красоты. С этой точки зрения, например, с очевидностью следует принципиальная несопоставимость культурных основ модернизации в России и в странах Восточной Азии (любимое сопоставление в публицистике). Хотя бы потому, что например, сущностью японской культуры является обнаруживать предпочтение внутреннему изяществу в противовес внешнему великолепию. Ее доминанты – целостность, уникальность и глубина. В конечном счете – гармония мира и ее воссоздание, переживание сопричастности этой целостной гармонии в пейзаже, костюме, церемонии, жесте, противоборстве. Поэтому Япония, не имевшая собственной развитой научно-технической традиции (она заимствовала и до сих пор широко заимствует этот опыт), смогла ее усвоить и выразить по-своему неповторимо. Именно особенности культурных доминант, содержания духовного опыта и определяют восприимчивость и одновременно устойчивость японского общества, интенсивную динамику его развития. Доминантами же российско-советского духовного опыта являются собирательность и внешнее великолепие. Уже из такого сопоставления очевидны различия векторов как заимствований, так и собственного развития.

Нормативно-ценностному  содержанию российской культуры свойственно  внешнее великолепие и собирательная  множественность. Японской культуре –  внутреннее изящество. Возможно, этим объясяется потрясающая способность японской культуры к освоению и перевариванию опыта других народов с сохранением собственного своеобразия и целостности, – поскольку сохраняется главная линия, внутренний стержень. В отличие от российской культуры и истории, которым свойственны шараханья в крайности (из социализма в дикий капитализм; уходить из Восточной Европы, отдав все;США то друг, то враг; от тоталитаризма в либеральную демократию и обратно в авторитаризм), стремление кого-то догонять.

Российская  массовая культура, по сравнению с  японской, – более словесна, что соответствует общей европейской христианской традиции. С очевидностью российская массовая культура выражает и специфические особенности российской культуры, связанные с ее ценностным акцентом на жизнь иную, но не на реальности здесь и сейчас. Это пренебрежение реальным существованием предопределяет культурные, идеологические, политические и экономические шатания и шараханья из крайности в крайность. Пренебрежение культурным наследием в конечном счете оборачивается бе-

зоглядными заимствованиями в духе Петра Великого, коммунистов, нынешних младореформаторов.

  Японская массовая культура опирается  на больший круг культурных  практик, включая непосредственно  телесные: единоборство, насилие, секс. Она хорошо укоренена в национальных культурных традициях (манга, кабуки), что позволяет довольно успешно осуществлять синтез массового сознания и национальной идентичности. Очевидно, что этому в некоторой степени способствует и синтоизм –национально-этническая религия, обожествляющая императора. Недаром исчисление исторических эпох в Японии начинается заново с воцарения нового императора. В России, как и в странах Европы и обеих Америк, ребенку с раннего детства довольно жестко навязывается половая идентичность – в играх, бытовом поведении, школьном воспитании. В Японии же до- и предпубертатный период жизни, а также постфертильный возраст более культурально артикулированы и ценностно выражены. Россия – дисперсное общество с ограниченным выбором жизненных сценариев. Человек находится наедине с миром и беззащитным перед властью. Вокруг него отсутствует структурированное социальное пространство. Он лишен внешних скреп и идентификаторов. У него очень ограничен круг сценариев разрешения жизненных проблем и ситуаций. Отсюда повышенная нетерпимость и жестокость. Например, в России немыслима история вроде «Унесенных призраками» о спасении девочкой своих незадачливых родителей. В Японии же больше ролей, нормативных обязательств родителей по отношению к детям и детей по отношению к родителям. Да и в целом жесткость внешних дифференциаций позволяет идентифицировать себя в обществе и традиции. Например, возрастная идентификация лежит в основе организации заработной платы (в зависимости от возраста), пожизненного найма и карьерного роста, особо уважительного отношения к старикам и детям.

Причем  количество социальных идентификаций  и статусов в Японии довольно велико.