Сердцем Япония – в старом, умом – в новом

     Я думаю о старой и новой Японии. Я знаю: то, что  создается веками, не может исчезнуть  в десятилетия. Как  старое и новое  сплелось в Японии – какими силами – Говорят, что  сердцем Япония –  в старом, умом –  в новом. Быть может, ум и сердце японского  народа идут рука об руку. Но, во всяком случае, каковы те силы, которые есть в японской старине, силы, давшие народу уменье принять все новое! Я смотрю быт и обычаи японского народа, его этику и эстетику. Быт и обычаи поистине крепки, как клыки мамонта, – тысячелетний быт и обычаи, и сознание, перешедшее уже в бытие. И то, что в Японии все грамотны, и то, как организована японская воля. И этот тысячелетний быт, создавший свою особливую мораль, не оказался препятствием для западноевропейской конституции, заводов, машин и пушек.

Борис Пильняк, Камни и  корни. Москва, 1935 

     Япония… Ее часто называют Страной восходящего  солнца. Пожалуй, это самая таинственная, неузнанная и непознанная страна на земном шаре. Строгое следование традициям, неукоснительное выполнение сложнейших церемоний и ритуалов в ней неразрывно связаны с фантастическими технологиями современного мира техники.

  Такой нам представляется Япония, но жестокая реальность безжалостно разрушает этот романтический образ. Что может открыть для себя иностранец, впервые ступивший на землю этой загадочной страны? Даже сознавая, что он едет в третью промышленную державу мира, турист рассчитывает, что ее новые черты окажутся лишь забавно живописными, экзотически парадоксальными добавлениями к чертам традиционным; что самые крупные в мире танкеры, самые маленькие телевизоры и самые быстрые в мире поезда будут лишь малозаметными пятнами в калейдоскопе сказочной страны с ее церемонными поклонами, кукольными женщинами, и древними храмами среди прихотливо изогнутых сосен. Вместо этого приезжий видит прежде всего самую неприглядную сторону современной цивилизации. Кажется, что хаос заводских труб, прокопченных стен и железнодорожных путей похоронил под собой подлинную, традиционную Японию. Убедившись, что образ, сложившийся по открыткам и рекламным календарям, довольно далек от реальности, иностранец вслед за этим задается вопросом: насколько же в самом деле осовременилась Япония и насколько живуче ее прошлое? В какой именно пропорции сочетаются в облике страны сегодняшний день со вчерашним?

     Вопрос  этот не нов. Сопоставление поразительной  восприимчивости к новому с самобытностью  вековых традиций служит основой всего, что пишется о Японии вот уже на протяжении целого столетия. Поневоле напрашивается мысль, что кажущаяся податливость японской натуры подобна приемам борьбы дзю-до: уступить натиску, чтобы устоять, идти на перемены, с тем чтобы оставаться самим собой. Восприимчивость японцев больше касается форм жизни, чем ее содержания. Они охотно и легко заимствуют материальную культуру, но в области культуры духовной им присуща уже не подражательность, а консерватизм, не восприимчивость, а замкнутость.

     Следует особенно выделить отношение японцев  к религии. Удивительно то, что  японцам удается сочетать одновременно две веры: буддизм и синтоизм. Эти две религии мирно сосуществуют, а их представители не обвиняют друг друга в ереси, как это происходило в средневековой Европе, напротив, часто можно увидеть буддистские и синтоистские храмы, построенные в одном месте. Однако сосуществование богов на японской земле отнюдь  не всегда  было мирным. Как и  в других странах, здесь известны попытки  власть  имущих использовать религиозные  чувства  в  собственных  целях.  С  начала  XVII  века  военные правители страны - сегуны  династии Токугава  стали  усиленно  насаждать конфуцианство с его идеей покорности вышестоящим. Именно  с той поры влияние буддизма в Японии пошло на убыль. В 1868  году,  как  только  правление сегунов  Токугава было свергнуто, сторонники   восстановления   власти   микадо  тут   же   объявили    синто государственной  религией  и  узаконили  миф  о  божественном  происхождении императора как прямого потомка богини Аматерасу.

       Итак, в  японской  душе  оставили  свой след три религии.  Синто  наделил японцев чуткостью к природной красоте, чистоплотностью и отголосками  легенд о   своем  божественном  происхождении.  Буддизм  окрасил  своей  философией японское искусство, укрепил в народе  врожденную стойкость  к  превратностям судьбы.  Наконец,  конфуцианство принесло с собой  идею о  том,  что  основа морали  -  это верность, понимаемая как долг  признательности старшим и вышестоящим.

        Когда  буддисты  из  Бирмы,  мусульмане из  Пакистана  или   католики  с Филиппин  попадают  в  Токио,  они   прежде  всего  поражаются  религиозному безразличию  японцев. Здесь  не услышишь, чтобы  на Будду или  других  богов ссылались в своих речах государственные деятели. Если писатели или художники порой берутся за религиозные темы,  то отнюдь не по наитию веры. В общем, японцы, как и их  соседи - китайцы, народ малорелигиозный. Но если   китайцам   религию   во  многом  заменяет  этика,   то   есть   нормы взаимоотношений  между  людьми,  то  у  японцев  в  подобной  роли выступает эстетика, то есть поклонение прекрасному. Не  будет  большим преувеличением назвать национальной религией японцев культ красоты. Именно  эстетические  нормы  во многом  определяют  жизненную философию этого народа. Японцам  присуще  обостренное  чувство  гармонии.  Художественный  вкус пронизывает весь уклад их жизни. Эстетизм японцев основывается на убеждении, что красота  присутствует  в  природе всюду  и  от  человека  требуется лишь зоркость, чтобы увидеть ее. Любовь  японцев к прекрасному  коренится, таким образом, в их  любви  к природе. Вспомним, что в основу религии синто легло поклонение природе не из страха перед ее грозными явлениями, а из чувства восхищения ею. Японцы  находят радость в том,  чтобы не  только  следить нею, но подчинять ей ритм своей жизни. У их исследователей  существует даже  своеобразное  определение  японской культуры  как  "фольклора  четырех времен года". Став горожанином, современный человек во многом утрачивает свой контакт с  природой.  Она  уже почти не влияет  на его повседневную жизнь. Японец же даже в городе остается не только чутким, но и отзывчивым к смене  времен года. Жажда общения  с природой  граничит  у японца с самозабвенной страстью. Причем любовь эта вовсе не обязательно адресуется одним только захватывающим дух крупномасштабным красотам  -  предметом ее может быть  и травинка,  на которой   обосновался   кузнечик;  и  полураскрывшийся   полевой  цветок;  и причудливо изогнутый корень -  словом,  все, что служит окном в бесконечное разнообразие и изменчивость мира. Японцам присуща не столько решимость покорять, преобразовывать природу, сколько стремление  жить  в  согласии  с ней.  Этой же  чертой пронизано  их искусство.  Японские  архитекторы  возводят свои  постройки так,  чтобы они сливались с окружающей средой, были открыты ей.  Цель японского садовника - воссоздать  природу  в  миниатюре.  Ремесленник  стремится  показать фактуру материала, повар - сохранить вкус и вид продукта. Стремление к гармонии с природой - главная черта японского искусства. Она  определяет подход художника к материалу. Как бы ни велика была общность культур  Японии  и  Китая, здесь  они  в  корне  различны. Пафос  китайского искусства утверждает всемогущество человеческих рук. Японский же художник не диктует свою  волю  материалу, а лишь  выявляет  заложенную  в  нем природой красоту.

     Когда приходит понимание этого, начинаешь  осознавать, почему японцы, переняв  у Европы материальное, старательно  оберегают свое духовное от проникновения  европейщины. Японский характер очень гибок, податлив, но вместе с тем стоек, как бамбук. Вопреки первому впечатлению, что в облике Японии сегодняшний день полностью заслонил вчерашний, незримое присутствие прошлого сказывается и в настоящий момент. Чтобы постигнуть сегодняшний день страны и народа, нужен путеводитель по японской душе. Иначе не понять, почему ультрасовременная молодежь с ее нарочитым бунтарством проявляет полную покорность родительской воле в выборе спутника жизни. Иначе не понять, почему в стране, где пролетариат славится боевым духом и умеет противопоставить нажиму капитала единый забастовочный фронт, почему в этой самой стране сменить работу – явление немногим более частое, чем сменить жену. Здесь до сих пор принято наниматься на всю жизнь. Иначе не понять, почему, несмотря на давние традиции общественной жизни, люди подчас ставят личную преданность выше убеждений, что порождает неискоренимую семейственность в политическом и деловом мире. Иначе не понять, почему японцы всячески избегают прямого соперничества, стремясь прикрыть его видимостью компромисса; почему сложные и спорные вопросы они предпочитают решать только через посредников. Иначе не понять, как могут совмещаться в японском характере совершенно противоположные черты: церемонная учтивость в домашней обстановке с грубостью на улице; жесткость правил поведения с распущенностью нравов; непритязательность со склонностью к показному; отзывчивость с черствостью; скромность с самонадеянностью; и, наконец, как можно достичь полной автоматизированности и при этом сохранить гармонию в душе, умение чувствовать прекрасное, сочетать бездушную промышленность и способность наслаждаться видом цветущей сакуры. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Нижегородский государственный лингвистический  университет имени Н. А. Добролюбова 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Эссе  по культурологи

     Тема  № 4

     «Говорят, что сердцем Япония в старом, умом – в новом»

                                               Б. Пильняк 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Выполнила:

     Студентка ФМЭУ

     Группа 102 Б МО

     Шумакова  Александра 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Нижний  Новгород, 2010г.