Политическая концепция Филофея «Москва — третий Рим»

Политическая концепция Филофея «Москва — третий Рим»

  В середине XVI в. политическими писателями были в основном ученики и последователи Иосифа Волоцкого. Автор теории, вошедшей в историю политической мысли как «Москва — третий Рим», также был иосифлянином по своей ориентации. О самом авторе — монахе (или, может быть, настоятеле) Псковского Великопустынского Елеазарова монастыря Филофее известно немногое. Сам о себе он пишет, пользуясь самоуничижительной традиционной формулой, что он есть «человек сельский, учился буквам, а еллинских борзостей не текох, а риторских астрономий не читал, ни с мудрыми философами в беседах не бывал». Вряд ли эти сентенции возможно воспринимать как свидетельство крестьянского происхождения Филофея, данных для этого явно недостаточно. Не убедительным представляется и утверждение о том, что он является выразителем интересов «верхушки русского общества, в частности, его духовной фракции». Усиливающиеся позиции государственной власти в период территориальной консолидации страны в наибольшей мере вынуждали его отражать общие интересы всего господствующего класса, включая в него и различные сословные группировки, объединенные идеей необходимости установления единой сильной, централизованной и суверенной власти.

  В своих произведениях он выступил как сторонник промосковской ориентации, поскольку видел в объединении страны залог дальнейшего укрепления ее независимости. В этом отношении необходимо признать, что позиция, занятая старцем Елеазарова монастыря, была, безусловно, прогрессивна, особенно если учитывать, что старец жил на «обидимой» псковской земле, которая еще помнила условия присоединения Пскова к Москве, сопровождавшиеся полным разрушением псковских политических порядков и передачей управления Псковом московской администрации.

  Среди псковской феодальной знати довольно широко распространилось недовольство новыми порядками. Филофей не поддерживал эти настроения, а напротив, советовал знатным своим корреспондентам (которым лично сочувствовал) не противопоставлять собственные невзгоды общегосударственным интересам.

  Свою  политическую теорию Филофей сформулировал  в Посланиях псковскому наместнику Михаилу Григорьевичу Мисюрю-Мунехину и Великим князьям Василию Ивановичу¹ и Ивану Васильевичу.

  По-видимому, Филофей постоянно жил в монастыре («той старец неисходен бо из монастыря») и был высокообразованным человеком («премудрости словес знаем»).² Федор Карпов называет его «искуснейшим ученым мужем», овладевшим правилами риторики и «омировым (гомеровым. - Н.З.) слогом».³ По-видимому, они точно так же, как и Послания Иосифа Волоцкого, представляли собой pacпpoстраненную форму изложения политических взглядов и были рассчитаны на широкий круг читающей публики. Воспринятая и развитая в политическую теорию формула «третьего Рима» была не нова для литературы XV-XVI вв. Сказания о наследовании религиозно-политического величия павшей столицы другой, оказавшейся в силу политических причин на подъеме, были известны еще и в византийской литературе. На Руси они также распространились значительно ранее упоминания о них Филофеем. Он воспринял готовый образ, широко известный русскому книжному обществу, в чем и состоял его литературный прием, заключавшийся в использовании системы доказательств уже известных и апробированных, которые усвоены общественным мнением.

  Наиболее  подробно разработан у Филофея вопрос о роли и значении единой для всей русской земли верховной власти. Прежде всего Филофей отмечает законность происхождения великокняжеской (царской) власти. В Послании к Великому князю Василию Ивановичу он приводит его почетное родословие, указывая Василию, что править ему следует по заповедям, начало которым было положено великими прадедами, в их числе называются «Великий Константин... блаженный святой Владимир и великий и богоизбранный Ярослав и прочий... их же корень до тебе». Но основное внимание Филофей сосредоточивает на выяснении сущности верховной власти, персона носителя которой явно сакрализуется. Царь «поставлен от Бога... и слуга бо есть Божий». Он «Высоко-столпнейший государь и самодержец, Боговенчанный христианский Царь, браздодержатель всем христианским исполнением обладающий». Он и «веры содержитель» и «соблюдатель всех христоименитых людей». На нем лежит обязанность заботиться о своих подданных, а для этого необходимо содержать свое царство «со страхом Божьим», к чему обязывает царя или князя «скипетр в руке и венец на голове» и быть властелином над своими подвластными, ибо «который царь не властвует над подвластными его», то не избегнет суровой кары, так его царство может постичь землетрясение (трус) или затопление («море потопи»), или мор («земля пожре»).

  В отношении атрибуции адресата Посланий нет согласия среди исследователей. Спорным является вопрос о том, какого Ивана Васильевича имел в виду Филофей: Ивана III или Ивана IV. На данный момент наука не располагает материалами, которые позволили бы наиболее вероятно определить датировку Посланий. При подобных обстоятельствах представляется наиболее целесообразным при изучении документов исходить из их содержания. В данном случае анализ текстов позволяет сделать вывод, что их содержание наиболее соответствует тем идеологическим спорам, которые были характерны для политической полемики конца XV - начала XVI вв. Даже если и предположить, что Послание писано малолетнему Ивану IV, то оно могло быть лишь завершающим Ь теории Филофея и повторяло все то, что уже было старцем изложено в более ранний период его творчества, формирование которого целиком относится ко времени великого княжения Ивана III и в основном Василия III.

  Многократно обращается Филофей и к традиционному для русской политической мысли описанию образа царя. Царь строг ко всем, кто отступает от правды, поскольку «он слуга 60 есть Божий в наказание согрешающим, а поставлен от Бога на всех творящих обиду и содевающих неправду». Но он заботлив и справедлив в отношении всех своих подданных. В его обязанности входит «утешать плачущих и вопиющих... избавлять обидимых от руки обидящих» и постоянно проявлять заботу «о малых сих».

  Высокое представление о царской власти подтверждается требованием безоговорочного подчинения ей со стороны подданных. Они обязаны «государю... верою служити и правдою и покорением». По мысли Филофея, все подданные принимают обет перед государем волю его «творити и заповеди хранити во всем», и не только в действиях, но и словах, и даже в мыслях не должно возникать осуждение поступков государя — «да не внидет в сердце тебе всяко слово и помышление лукаво или к Богу неблагодарение или на государя хулен помысел». Если кому и придется понапрасну терпеть государево «великое наказание», та возможно только лишь выразить свою печаль «горьким стенанием и истинным покаянием».

  В обязанности государя вменяется  не только забота о подданных, но и  о церквах и монастырях, ибо  он «бразодо-держатель святых Божьих церквей, престол всех, и епископий и притч и прочая и всего христианского исполнения» Филофей представляет церковь как одно из ведомств государства, правда, главнейшее, поэтому он и обязывает князя устраивать все церковные дела (искоренение недостатков, борьба с ересями, назначение епископов и т.д.).

  Теория гармонии властей светской и духовной (симфония) интерпретируется в сторону значительного преобладания светской власти с введением духовной в полное ей подчинение, но с оставлением за духовными лицами права «говорить правду» носителям светской власти всех рангов. Однако все же нет оснований усматривать в теории Филофея теократические начала», ибо никогда и нигде он не ставил духовную власть выше светской и тем паче не моделировал ее полное господство в обществе. В его политической теории отсутствует теократическое осмысление властного начала в обществе.

  Касательно  секуляризационного вопроса Филофей высказался вполне в духе иосифлянских традиций, защищая стяжательскую практику монастырей.

  Представляют  интерес и правовые взгляды Филофея. Как и большинство средневековых христианских мыслителей, он не разделяет мораль и право, поэтому беззаконием он называет всякое безнравственное деяние, независимо от того, имеет ли оно правовую основу. Понятая «правды» и «закона» у него традиционно совмещены, в некоторых случаях границы термина «правда» явно расширены за счет включения в его состав и чисто нравственных правил. Так, например, рассказывая о клеветнических действиях, он выражает это следующими словами: «неправдовал кого в чем», о воровстве: «неправдою что восхитил». Безнравственные действия перечисляются в одном ряду с прямыми нарушениями закона: «или срамоту или унижение сделал кому», или «неправедно судья по вражде или дружбе или по мзде права виноватым сотвори». Практически любое безнравственное действие, в его понимании, представляет собой нарушение правды и требует по самой природе возмездия, но прежде всего по воле провидения: «неправды наши ходатайствует нам злая от Господа Бога праведного». Если кто пострадал («скорби стража без правды»), то возмещение прежде всего ожидается от небесных сил, ибо законы государства — это лишь часть «правды», поддерживаемой силой власти, они основаны на Божественных заповедях, которые через них реализуются.

  Вслед за Иосифом, утверждающим, что царь в «заповедях и правдах ходяще», Филофей настаивает на законной реализации верховной власти. Так, Иоанну Васильевичу он советует жить праведно, наблюдая за тем, чтобы все его подданные жили по законам и заповедям, ссылаясь на слова пророка Даниила «и пророк Даниил глаголет творяй неправду ненавидит своя душа».⁴

  Следует придти к выводу, что большинство  иосифлянских мыслителей, несмотря на допускаемую ими сакрализацию власти и ее носителя, к чести русской  политической мысли отстаивали требование «законного правления», т. е. ограничения действий правителя законом.

  Свою  политическую концепцию, определявшую источники, законность и сферу деятельности государственной власти в отношении  подданных и главнейших институтов государства, Филофей завершил конструкцией «Москва — третий Рим». Она не стоит отдельно от его взглядов, а вытекает из них и как бы является их логическим обобщением.

  В своих Посланиях Филофей поднялся до понимания исторического процесса политического развития России, видел и понимал значение объединительной политики и ее ближайших и отдаленных последствий. Анализ современных мыслителю событий, определявших судьбу его родины в острополитических ситуациях конца XV — начала XVI вв., приводит автора к мысли, что именно сейчас наступил тот момент, когда на Россию обратилась вышняя провиденция с целью определения ее дальнейшей судьбы. Эта судьба не может представляться религиозному мыслителю отдельно от судьбы православия, ибо только верное ему государство может стать объектом промышления Божьего и в данный момент есть все доказательства, что таким царством является Россия. Поскольку ныне «все христианские царства попраны от неверных... придоша в конец и снидошася во едино царство нашего государя» и произошло это в осуществление древних пророчеств: «два убо Рима палоша, а третий стоит, а четвертому не быть». Эта мысль неизменно повторяется во всех трех посланиях: к М.Г. Мунехину, к Великому князю Василию Ивановичу и к царю и Великому князю Ивану Васильевичу. Различия отмечаются только в художественных средствах. Смысловое содержание всех формулировок сохраняется однозначным. Василию Ивановичу. «Второго убо Рима... Константинова града... агаряне-внуцы, секирами и аскордами раэсекоша двери, сия же ныне третьего Рима державного твоего царствия... ярче солнца светится...» Ивану Васильевичу: «...весь великий Рим падеся... константинопольская церковь разрушися и положися в попрание аки овощное хранилище... третий Рим, новая великая Россия се есть пустыня... и иже Божественные Апостолы в ней не проповедаша, но просветится на нее благодать Божия... отныне единая Святая Соборная Церковь восточная паче солнца во всей поднебесной светится и един православный великий русский царь во всей поднебесной, яко же Ной в ковчеге спасенной от потопа»».

  Сохранившая верность православной религии и  упрочившая ее блеск и славу Россия не только непобедима, а, напротив, явно набрала силу, сбросила татарское иго, успешно обороняет свои границы, возвысилась в глазах современников и благодаря успехам на дипломатическом поприще. Вот это ее состояние и оформил идеологически Филофей. Величие и славу России Филофей образно сравнивает с величием и славой Рима и особенно Византии, которая издавна в глазах всех русских считалась могущественным и блестящим государством. Эти блеск, слава и могущество не исчезли и бесследно не пропали, т.к. они перешли к Русскому государству.

  Некоторые исследователи видят в идее провиденциализма элементы агрессии, желание распространения  влияния в той или иной форме  на другие страны, включая даже навязывание своей идеологии другим народам и странам. Несомненно, православие представлялось мыслителю единственно правой верой, обеспечивающей человеку путь к спасению, а государству к процветанию, и судьбы России он прочно с ним связывает. Этим объясняется и призыв его ко всем православным (тем, что остались в наличии) видеть в лице Москвы оплот православия, а следовательно, защиту и поддержку для каждого из них лично. Но мы нигде не увидим никаких призывов не только к захвату других государств с целью обращения их в православие и присоединения к Московскому государству, но и даже призыва к другим людям, не исповедующим православие, с предложением перехода в эту «единственно правую» веру. Современники так и восприняли эту теорию. Никогда она не послужила — ни во время жизни мыслителя, ни впоследствии — оправданием или обоснованием каких-либо агрессий.

  По  концепции Филофея, центром православия может стать лишь политически суверенное государство, пользующееся всеобщим уважением и обладающее достаточной силой, чтобы защитить святыни и оказать помощь их почитателям. Провиденция предусмотрела не падение православия в связи с завоеванием Византии, а, напротив, его сиятельное возвышение, избрав его центром и хранительницей Москву.

  Однако  политическая программа Филофея  не исчерпывается только вопросами организации и деятельности общерусской государственной структуры под главенством единого князя. Большое внимание уделено Филофеем и формам идеологического воздействия на широкие массы населения со стороны государственной власти. Филофей не касался (в известных нам на сегодняшний день трудах) непосредственно вопросов, связанных с преследованием еретиков, но широко обсудил проблему о сфере внутренней духовной свободы православного христианина в государстве. Начатая Нилом Сорским дискуссия о свободе воли, практически была завершена Филофеем и на многие годы закрыта как тема в истории русской политической мысли. Резко и категорически Филофей выступил против свободы суждений и особенно против научных исследований. Видимый мир, по мнению Филофея, не только не должно преобразовывать, но и греховно изучать: «Несовершенным (т. е. людям, а не богам. — Н.З.) апостол выше силы не велел пытати». Здесь Филофей не признает никакой земной иерархии. Наука - «запретный плод не только простецам, но и царям и святителям и всем вельможам и прочим всем человекам». Изучение науки и философии — это опасное и вредное занятие. Всю дохристианскую культуру в целом автор Посланий отрицает, не делая никаких исключений. По его мнению, все это — «прелестные еллинские басни», которые не преемлет Бог и апостолы, и неоднократно отвергали Вселенские соборы. Своим согражданам Филофей. советует от ученых «астрологов, астрономов и мармений... бегати яко кто бежит от змея». Единственным источником всех знаний Филофей объявляет слово Божье, содержащееся как непосредственно в источнике (Священном Писании), так и в отеческих преданиях.