Метафора

     В соответствии с описанными выше процессами могут быть выделены следующие основные типы языковой метафоры: 1) образная метафора, являющаяся следствием перехода идентифицирующего (многопризнакового, описательного) значения в предикатное (характеризующее) и служащая развитию синонимических средств языка; 2) номинативная метафора (перенос названия), состоящая в замене одного описательного значения другим и служащая источником омонимии; 3) когнитивная метафора, возникающая в результате сдвига в сочетаемости предикатных (признаковых) слов (прилагательных и глаголов) и создающая полисемию; 4) генерализирующая метафора (как конечный результат когнитивной метафоры), стирающая в значении слова границы между логическими порядками и создающая предикаты наиболее общего значения. 

     Во  всех случаях рано или поздно метафора исчезает: ее значение выравнивается  по законам стандартной семантики. Сущность метафоры (ее семантическая  двуплановость) не отвечает первичным коммуникативным назначениям основных компонентов предложения – его субъекта и предиката. Для указания на предмет речи метафора слишком субъективна; для предиката, содержащего сообщаемую информацию, – слишком неопределенна и неоднозначна. С этим связаны стилистические ограничения на употребление живых метафор. Они не используются в деловом и юридическом дискурсе: законах, распоряжениях, приказах, инструкциях, правилах, циркулярах, обязательствах и т.п., предполагающих исполнение предписаний и контроль за ним. Метафорой не пользуются в вопросах, рассчитанных на получение точной и недвусмысленной информации, и в ответах на них. Метафора употребительна в тех формах практической речи, в которых присутствует экспрессивно-эмоциональный и эстетический аспекты. Она удерживается во фразеологизмах, кличках, крылатых фразах, присказках, афоризмах; напр.: Человек человеку волк, Чужая душа – потемки, чужая совесть – могила; Сердце без тайности – пустая грамота; Свой глаз алмаз; Закон – дышло: куда захочешь, туда и воротишь и др. 

     Метафора  распространена во всех жанрах речи, предназначенных  для воздействия на эмоции и воображение  адресата. Ораторское искусство и  публицистика широко пользуются метафорой. Метафора характерна для полемического, особенно политического дискурса, в котором она основывается на аналогиях: с войной и борьбой (нанести удар, выиграть сражение, команда президента), игрой (сделать ход, выиграть партию, поставить на карту, блефовать, приберегать козыри, разыграть карту), спортом (перетягивать канат, получить нокаут, положить на обе лопатки), охотой (загонять в западню, наводить на ложный след), механизмом (рычаги власти), организмом (болезнь роста, ростки демократии), театром (играть главную роль, быть марионеткой, статистом, суфлером, выйти на авансцену) и др. 

     Естественное  для себя место метафора находит  в поэтической (в широком смысле) речи, в которой она апеллирует к воображению и через него к пониманию жизни и сути вещей. Метафору роднят с поэтическим дискурсом  следующие черты: актуализация далеких и неочевидных связей, нераздельность образа и смысла, диффузность значения, допущение разных интерпретаций, устранение мотивировок и разъяснений. Метафора основана на принципах функционирования поэтического слова, компенсирующих отказ от мотивировок единственностью и точностью выбора. Метафора расцветает на почве поэзии, но она не составляет ее вершины. Порожденная воображением, метафора всегда – прямо или косвенно – соотнесена с действительным миром. Это отличает ее от символа, часто получающего трансцендентные смыслы. Метафора углубляет понимание чувственно воспринимаемой реальности, но не уводит за ее пределы. 
 

     ЛИТЕРАТУРА 

     Виноградов  В.В. Поэтика русской литературы. – В кн.: Виноградов В.В. Избранные  труды. М., 1976

     Григорьев В.П. Поэтика слова. М., 1979

     Метафора  в языке и тексте. М., 1988

     Теория  метафоры. Сборник переводов. М., 1990

     Баранов А.Н., Караулов Ю.Н. Русская политическая метафора (материалы к словарю). М., 1991

     Скляревская Г.Н. Метафора в системе языка. СПб, 1993

     Гудков  Л.Д. Метафора и рациональность. М., 1994

     Павлович  Н.В. Язык образов: Парадигмы образов  в русском поэтическом языке. М., 1995

     Очерки  истории языка русской поэзии ХХ в. Образные средства поэтического языка и их трансформация. М., 1995

     Левин Ю.И. Поэтика и семиотика. – В кн.: Левин Ю.И. Избранные труды. М., 1998

     Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1998 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Понятие и функции метафоры 

            Метафора – это перенос названия, при котором, мы отдаем себе  отчет в том, что название  используется не по его прямому  назначению.

            Первая, более простая и поверхностная,  функция метафоры – наименование. Однако просто перенос названия  не является тем, что мы обычно  понимаем под метафорой. Например:

            Слово монета – первоначально  означало «та, которая увещевает,  предупреждает и предостерегает», это обозначение Юноны. В Риме был храм Юноны Предостерегающей (Juno Moneta), рядом находился монетный двор. На то, что там чеканилось, был перенесен эпитет Юноны – предостерегающая (moneta). Теперь, когда мы произносим слово монета мы не вспоминаем о богине.

            Это пример переноса названия  не основанного на метафоре. Слово  просто утрачивает одно значение  и получает другое.

            Для метафоры необходимо, чтобы  мы осознавали ее двойственность.

            Когда мы говорим el fondo del alma – до глубины (дна) души, под словом дно мы подразумеваем некий духовный феномен, не имеющий ничего общего с пространством и лишенный физических характеристик, таких как, например, поверхность или дно.

            Обозначая словом «дно» некоторую  часть души, мы отдаем себе отчет в том, что используем это слово не в прямом смысле, и одновременно понимаем, что нужный нам косвенный смысл произведен от прямого.

            Такое слово, как красное прямо  обозначает соответствующий цвет. Когда мы говорим, что у души есть «дно», мы относим это слово сначала к дну какого-нибудь сосуда, например, бочки, а потом как бы «очищаем» это значение от указания на физические параметры и относим его к психике.

            Зачем мы используем названия  не по прямому назначению? Почему не предпочесть прямое обозначение и не употреблять слова в из собственном смысле? Мы разумеется так и сделали бы, если бы могли воспринимать «глубину души» своим взором так же ясно, как, например, красный цвет.

            Однако интересующий нас психический объект не только трудно назвать, о нем трудно даже помыслить. Он ускользает от нас; мысль не может его уловить. И тут мы начинаем замечать, что метафора служит не только наименованию, но и мышлению.

            В этом заключена вторая –  более глубокая и существенная – функция метафоры в познании. Метафора нужна не только для того, чтобы, благодаря полученному наименованию, сделать нашу мысль доступной для других людей; она необходима нам самим для того, чтобы объект стал доступен нашей мысли. 

            Зачем мышлению метафоры 

            Почему метафора является не  только средством выражения, но  еще и важным орудием мышления?

            Не все объекты легко доступны  для нашего мышления, не обо  всем мы можем составить отдельное,  четкое представление. Наш дух  вынужден поэтому обращаться к легко доступным объектам, чтобы, приняв их за отправную точку, составить себе понятие об объектах сложных и трудно уловимых.

            Метафора служит орудием мысли,  с помощью которого нам удается  достигнуть самых удаленных участков  нашего концептуального поля. Однако она НЕ раздвигает границы мыслимого, она лишь обеспечивает доступ к тому, что смутно виднеется на его дальних рубежах. 

            Метафора в науке  и поэзии 

            Поэзия это метафора. Метафора  лежит в основании поэзии и  ее поэтическая функция хорошо изучена. К научной и поэтической метафоре подходили с одинаковых позиций. Так, в эстетике метафору рассматривали только как чарующую вспышку, вдруг озарившую своим светом прекрасное. Поэтому к ней не применяли понятие истины и не считали ее орудием познания действительности. Это не позволяло заметить, что поэзии не чужды исследовательские цели и она способна открывать столь же позитивные факты, как те, которые открывает наука.

            Например, Лопе де Вега описывает  струи фонтана:

            -В струях фонтанов, которые

            В несметном своем единстве

            Хрустальными копьями вонзаются  в небо-

            Струи фонтана он представляет  себе в виде хрустальных копий.  Очевидно, что струи не могут  быть копьями, но то что поэт  их так назвал, поражает воображение и доставляет эстетическое удовольствие.

            Струя и копье – конкретные  объекты. Конкретен каждый предмет,  который можно воспринимать отдельно  от других предметов. Напротив, абстрактный объект воспринимается  только в сопряжении с какими  либо другими объектами. Цвет – абстрактный объект. Мы всегда воспринимаем его совместно с поверхностью конкретной формы и размера, и наоборот, поверхность невозможно воспринять отдельно от цвета. Поверхность и цвет различны, но нераздельны. Чтобы провести между ними грань наш ум делает усилие, которое мы называем абстрагированием. Мы абстрагируемся от одного из этих объектов (цвета или поверхности) чтобы достичь виртуальной изоляции другого и тем самым определить его отличительные признаки. 

            В состав конкретных объектов входят абстракции:

            Хрустальное копье кроме прочего  имеет форму и цвет, и таит  в себе динамическую силу, сообщаемую  ему толчком руки и способную  наносить раны.

            Сходным образом в струе фонтана  можно выделить форму, цвет  и возникающая под напором динамическая сила, способная взметнуть ее вверх.

            Струя и копье, если воспринимать  их целостно, обнаруживают больше  различий, чем сходств. Но если  взять только упомянутые три  абстрактных элемента, то окажется, что струя и копье тождественны. Форма, цвет и динамичность у них одинаковы.

            Такое утверждение согласуется  с научным подходом, оно констатирует  реальный факт: частичную идентичность  струи и копья.

            Небесное тело и число далеко  не одно и тоже. Однако, когда  Ньютон сформулировал закон всемирного тяготения, определив, что сила тяготения прямо пропорциональна массе тел и обратно пропорциональна квадрату разделяющего их расстояния, он открыл некоторое частичное абстрактное тождество, существующее между небесными светилами и определенным рядом чисел.

            Если бы какой-нибудь пифагореец, опираясь на эту аналогию, заключил, что «светила есть числа», он  бы внес в формулировку Ньютона  как раз то, что Лопе де Вега  прибавил к утверждению частичного, но вполне реального тождества хрустального копья и струи фонтана.

            Научный закон ограничивается  констатацией тождества абстрактных  компонентов двух объектов. Поэтическая  метафора утверждает полную идентичность  двух конкретных вещей.

            Все это показывает, что научное  мышление более или менее сходно с поэтическим. Различие между ними состоит не в характере мыслительных операций, а в их режиме и целях. 

            Метафорическое мышление встречается  всюду, но:

            В поэзии – метафора на основе  частичного сходства двух объектов делает ложное утверждение об их полном тождестве. И именно это преувеличение придает ей поэтическую силу. Красота метафоры начинает сиять тогда, когда кончается ее истинность. Но и наоборот, не может существовать поэтической метафоры, которая бы не открывала реальной общности. В науке – наоборот, начинают с полного тождества двух заведомо различных объектов, чтобы прийти к утверждению их частичного тождества, которое и будет признанно истинным.