Еще одна  написанная самураем относительно  недавнотанка вновь подчеркивает  важность поэтической традиции. 17 марта 1945 г. генерал-лейтенант Курибаяси Тадамити, командующий японскими войсками в Иводзима, перед тем как броситься в атаку на противника с оставшимися у него восемьюстами солдатами, послал по радио в Генеральный штаб три танка. Вот одна из них: 
                              Враг не разбит, я не погибну в бою, 
                              я буду рожден еще семь раз, чтобы взять в руки алебарду!

 
 Наступление 70000 американских  войск на Иводзима началось 16 февраля. В ходе 36-дневных боев  из 21000 японских солдат, защищавших остров, в живых осталось не более тысячи. Американцы потеряли 25851 человека, из которых 6821 были убиты, умерли от ран или пропали без вести. 
Стихотворение генерала Курибаяси перекликается со словами брата самурая Кусуноки Масасигэ Масасуэ, сказанными перед тем, как оба брата пронзили друг друга мечами: слова выражают надежду на семикратное перерождение, с тем чтобы отомстить за императора, они давно уже стали национальным лозунгом*. 
Стоит сказать, что чувства генерала, вкупе с избранной поэтической формой и языком, были безнадежно анахронистичны: представьте себе все современное мощное оружие разрушения, использовавшееся в битве, а он говорит о том, чтобы «взять в руки алебарду». Однако несомненно, что Курибаяси, когда писал стихотворение, хотел выразить свое желание соответствовать японской вековой традиции. 
Мы должны также упомянуть канси, стихи, написанные по-китайски в соответствии с китайской просодией. Мы приведем два хорошо известных стихотворения Ноги Марэсукэ, генерала, который, как уже говорилось, вспорол себе живот в день похорон императора.

 Ноги командовал  армией во время Японско-Китайской(1894-1895) и Русско-Японской (1904-1905) войн. В обеих войнах он получал приказ атаковать Люйшунь, тогда Порт-Артур. Одно из двух стихотворений было написано им в начале

 Командующий  императорским флотом Хиросэ  Такэо (1868—1904) использовал его  в нескольких стихах, особенно  в  двух: превозносящем верность императору и посланном  родственникам перед тем, как он принял командованиев Люсю в начале Русско-Японской войны, в ходе которой он  был убит прямым попаданием артиллерийского снаряда 25 июня 1904 г., когда он во главе 111-й армии шел к Люйшуню через Наньшань, где только что разыгралось большое сражение, в котором был убит его сын Кацуори.

 
Горы и реки, трава и деревья  вымерли; 
На десять миль пахнет кровью недавнего сражения. 
Захваченные кони не шелохнутся и люди не проронят ни звука 
У замка Цзиньжоу стою я в лучах заходящего солнца.

 
 Ноги не знал, когда писал стихотворение, что вскоре емусуждено дать еще множество  жестоких сражений. Хотя в войне  с Китаем за десять лет до этого  он в один день взял Люсю, чтобы захватить  русскую крепость, находящуюся на том же месте, ему потребовалось четыре месяца. Русские и японцы потеряли в боях 145000 человек, из них 18000 убитых и 78000 раненых. Следующее стихотворение Ноги написал в конце 1905 г., перед возвращением со своей армией в Японию:

 
Армия императора, миллион воинов, победила сильного врага; 
После сражений в поле и осады крепостей остались 
горы трупов. 
О стыд, как я посмотрю в глаза их отцам и дедам? 
Мы торжествуем сегодня, но сколько из них вернется? 
 
Следует сказать, что хотя Ноги закончил войну героем, на  последнем этапе осады Порт-Артура его фактически сменил на  посту командующего генерал Кодама Гэнтаро (1852—1906),заместитель начальника штаба японских войскв Маньчжурии.  Это было сделано без лишней огласки и с согласия Ноги, исразу же после победы Кодама вернулся на свой пост. Уже в  следующем году он умер, как говорят, от тревог и усталости,  накопленной за годы войны.

Философские основы духовной культуры самураев

Духовная культура самураев формировалась под сильным  влиянием философских учений, которые начали проникать в Японию ориентировочно с VII века н. э., преимущественно из Китая. Причиной проявления заинтересованности в философских учениях китайских мудрецов, как нам кажется, является следующая: среди правящего класса Японии в этот период было распространено убеждение в том, что Китай является "идеальным государством", где создана гармония подданных и императорской власти, а именно этого и стремились добиться в этот период те, кто готовил государственный переворот. До появления буддизма в Японии существовала только одна религия - синтоизм. Синтоизм не имел ни глубокой духовной основы, ни моральных установок буддизма. Он включал в себя множество обрядов и имел около шести миллионов божеств, а единственными преданиями, общими для всей Японии, были сказания о богине Ямато (Яматерасу) и о первом императоре, чье божественное происхождение до сих пор никто не оспаривает. Если идея божественности императора не противоречила новым целям общества, то никакого духовного мира или системы нравственных ценностей синтоизм не приносил. К тому же постоянные войны, которые стали в этот период уделом формирующегося воинского сословия, просто не оставляли времени для соблюдения сложной системы синтоистских обрядов. Все эти обстоятельства и обусловили поиск иного учения. Наиболее распространенным учением в Китае в этот период являлся чань-буддизм. Справедливости ради, надо отметить, что японцы не подозревали, что это не единственное учение в Китае. Они полагали, что и конфуцианство является производной чань-буддизма. В поисках истины японцы устремлялись в Китай и возвращались обогащенные китайской культурой. Но заинтересованность в китайских идеях проявляла только часть японского общества, которую составляли самураи. За несколько столетий чань-буддизм приобрел в Японии "национальные черты" и стал наименоваться "Дзэн". Именно идеи дзэн-буддизма являются главной основой самурайского кодекса. Одним из выдающихся философов дзэн в самой Японии являлся Догэн. Догэн родился в 1200 году в Киото и скончался там же в 1253 году. Имя Догэна, основателя секты Сото-Дзэн в средневековой Японии для просвещенной части самурайского сословия было синонимом просветления и духовной истины. Догэн родился в аристократической семье. Трудно сказать, как сложилась бы его жизнь, если бы не трагические обстоятельства. Когда Догэну было три года, умер его отец, в восемь лет он потерял мать. Вероятно, именно эти печальные события повлияли на его впечатлительный ум, заставив задуматься над бренностью жизни, и подтолкнули Догэна стать монахом. Блестящие дарования позволили ему уже в девять лет читать китайские переводы буддийских философских трактатов. В монастыре Догэн впервые задался вопросом: если, как говорят ученые, "исконная природа" совершенна, то почему всем буддам упорным трудом приходится добиваться Просветления? Никто не мог разрешить сомнения мальчика. Доген ушел из монастыря; тринадцатилетнему подростку, видимо, нелегко было вести жизнь странника. Однако он продолжал искать того, кто смог бы ответить на его вопрос. Однажды Догэн пришел к мастеру Эйсаю, принесшему в Японию дзэн школы риндзай. По преданию, Эйсай сказал Догэну приблизительно следующее: "Ни один будда не сознает существование исконной природы, пока кошки и быки помнят о ней". Ответ, конечно, был в духе популярных тогда парадоксальных загадок - коанов. Но все-таки он сделал свое дело. Догэн испытал вспышку озарения, все его сомнения развеялись. Целый год Догэн провел у мастера Эйсая и еще восемь лет у его старшего ученика Медзена. За это время он значительно продвинулся в своей практике и решил множество коанов. А в итоге получил инку - формальное признание своего Просветления. Однако Догэн по-прежнему ощущал свое духовное несовершенство. Эта неудовлетворенность подтолкнула его к тому, чтобы отправиться в опасное, по тем временам, путешествие в Китай. Он побывал во многих монастырях, учился у разных мастеров, однако его стремление к полному "освобождению" так и не было реализовано. Наконец Догэн попал в знаменитый монастырь Тяньмэнь (небесных врат) к учителю Жуцзыну. Однажды ранним утром Догэн сидел на традиционной для этого часа медитации. Вошел учитель и, обращаясь ко всем монахам, сказал: "Чтобы достичь совершенного Просветления - отпустите тело и сознание" (иными словами, избавьтесь от всех привязанностей к ним). Догэн услышал эту фразу, и то, к чему он так долго стремился, наконец произошло. Позднее, оглядываясь на свой путь к Просветлению, Доген написал: "Изучить путь будды - значит изучить себя. Изучить себя - значит забыть себя. Забыть себя - значит ощутить мир как чистый объект. Отбросить чистый объект - значит отбросить собственное тело и разум и тела других Я". Разумеется, самураи не стремились полностью уйти от забот, следуя учению Догэна, но идея о том, что во имя высокой цели можно отбросить самого себя и в то же время продолжать совершенствоваться, глубоко проникла в их жизненный уклад. Из учения Догэна черпали самураи и утонченность в восприятии природы. После признания своего Просветления Догэн создал пятистишие - танку, проникнутое единением с природой:

Уйду -  
Останутся луга 
В цвету. 
Осенние стога… 
Осенние снега…

Догэн высоко ценил  общение с природой. Светской политизированной столичной жизни он предпочитал  храм в великолепных горах Этидзен. В сочинениях он часто приравнивает природу Будды к природным явлениям, таким как горы, реки и луга. В текстах Догэна нередко запечатлено восхищение от единения с природой, где шум бегущего ручья воспринимается как голос живого Будды, а горный пик становится ликом Будды. Одно из прекраснейших стихотворений Догэн написал незадолго до смерти, когда ему пришлось покинуть Этидзен и поехать лечиться в столицу. Во время этого путешествия, предпринятого впервые за десять лет и оказавшегося последним, Догэн написал этовака из пяти строк и тридцати одного слога:

Лезвие травы - 
Бренное тело мое 
На тропе в Киото, 
А мнится - блуждает 
В тумане на горной тропе.

Под влиянием Догэна в самурайской поэзии этого периода  появляется идея всеобщего непостоянства, по-японски мудзе. Складывается представление о прекрасном, как о чем-то неуловимом. Заметную роль стали играть образы грез, сна, тема воспоминаний, особое значение приобретали образы тумана и сумерек, лунного сияния и утреннего рассвета. Приведем несколько стихотворений, созданных в XIII - XIV веках:

 
Небо еще 
Не подернулось дымкой весенней 
Прохладный дует ветер. 
И словно снегом затуманилась 
Луна весенней ночи. 
(Фудзивара Eсицуне (сэссе)) 
 
Рассвета вестник,  
Прокричал петух. 
Надеждой отозвался его голос 
У изголовья: 
Конец мучительной и долгой ночи. 
(Сикиси - Найсино)

Большое влияние  на формирование кодекса самураев (бусидо) оказало этическое учение Догэна. В последние годы жизни Догэн  много занимался вопросами, касающимися  награды и наказания за поступки и намерения человека. Согласно сочинениям Догэна, написанным в это время, каждое действие порождает соответствующее следствие, и только искреннее раскаяние и признание своей вины могут устранить воздействие дурной кармы. Влияние Догэна на дзенское мировоззрение оказалось особенно сильным и устойчивым по нескольким причинам. Догэн был основателем сеты Сото и автором основных текстов, ставших для секты каноническими. Таким образом, его наследие постоянно изучалось и интерпретировалось. Говоря о философских основах самурайской культуры, нельзя обойти вниманием фигуру японского философа Ямага Соко, который собственно и обобщил основные положения бусидо, хотя сам никогда не использовал этот термин. По мнению Соко, цель жизни - являть собой образец добродетели, исполнения долга перед остальными людьми. Он считал, что Япония была сотворена Божественным образом, поэтому она обладает уникальной природой. Превосходство Японии над другими странами проявляется в том, что ею правит непрерывная династия императоров. Ямага соединил в философских трудах все доступные ему знания средневековой Японии (как китайские, так и собственно японские) и сформулировал ряд взаимосвязанных между собой идей, ставших основой идеологии самураев, а позднее и всего японского общества. Биография Ямаги Соко необычна. Прежде всего Ямага провел десять лет в Ако, а Ако стало известно благодаря истории, ярко продемонстрировавшей самурайские доблести. Подобно вассалам из Ако, Ямага был роннином, но по другой причине. Отец Ямаги, самурай, убил человека и был вынужден бежать из своих владений. Он нашел пристанище в Айдзу-Вкамацу, где со временем занялся медициной, так и не вернувшись на военную службу. Ямага Соко не был старшим сыном, но именно на него отец возлагал свои надежды, лично занявшись его образованием. Отец Ямаги вслед за своими покровителями переехал в столицу сёгунов Эдо (ныне Токио). Там благодаря связям при дворе сёгуна Токугава Иэмицу Ямага получил возможность встретиться с ведущими учеными того времени. Сперва Ямагу отправили учиться к конфуцианцу Хаяси Радзану, главному секретарю дома сёгунов Токугава. Ямага изучал классический японский язык и синтоизм у лучших ученых, поэзию - у лучших поэтов, а военную науку - у лучших воинов. Ямага всегда помнил о том, какие привилегии выпали на его долю: будучи сыном простого самурая, оставшегося без службы, он смог получить лучшее по тем временам образование благодаря покровительству друзей. Ямага открыл свою школу, где преподавал науку военной стратегии. В числе его учеников были представители самых могущественных семейств Японии. В первую очередь Ямага известен именно как стратег, и все свои интеллектуальные способности он поставил на службу наследственному военному классу. Преданность Ямаги военному классу выражалась в его старании доказать законность военного правительства и создать доктрину, которая позволила бы этому правительству удержаться во главе японского общества и в будущем. Ямага первым привел в систему то, что позднее получило название "путь воина", или бусидо (хотя сам он никогда не пользовался этим термином). Это стало возможным благодаря основополагающему тезису о связи между военной и политической наукой. Как говорится в "Малом учении о кодексе чести воина" (1656), война - это всего лишь неизбежное средство для установления законного и справедливого правительства, основанного на отношениях между господином и подданным. Воин должен культивировать достойные и правильные привычки в своей повседневной жизни и упражняться в преданности долгу, готовясь к роли главы общества. Воин должен был начинать свой день с умывания, причесывания и приветствования своих родителей, а заканчивать готовностью пожертвовать жизнью за своего господина. Быть воином - значит вести определенный образ жизни, а не просто иметь соответствующую возможность для достижения богатства и славы. Воинское звание накладывает на человека определенные обязательства. Как сказано в "Классификации трактатов" (1665), воин находится в долгу перед обществом за то, что получает средства к жизни. В предыдущие столетия воин должен был завоевывать себе пропитание в битвах. Теперь же, когда с установлением режима Токугава (1603) в стране воцарился мир, воин должен оправдывать свое существование иначе, а именно - самосовершенствованием, развитием в себе чувства ответственности за жизнь своего общества. Крестьяне, ремесленники и торговцы чересчур загружены работой и озабочены личными проблемами, чтобы уделять внимание другим делам. Поэтому долг по обеспечению мира в обществе лежит на плечах военного класса. Благодаря тому, что воин получает жалованье, у него остается время и возможность в полной мере исполнять свой долг перед господином. Он обязан служить примером для других и в любой ситуации действовать в согласии с велением долга. Таким образом воин посвящает себя личной дисциплине, руководству другими людьми, поддержанию мира и порядка в стране и тем самым достижению чести и славы. Эта своеобразная монополия на исполнение долга определила и узаконила монополию воинского класса на власть. Более того, она позволила превратить средневекового профессионального бойца в гражданского служащего: рассматривая свою ответственность перед господином как залог хорошего управления страной, воин постиг необходимость приобретать знания и обучаться военному искусству, чтобы поставить все это на службу своему господину. В учении Ямаги явно ощущается сильное влияние конфуцианства. Чувствуется, что Ямага стремится обосновать, используя учение Конфуция и его последователей, целесообразности власти военного класса в стране и повиновения подданного господину. Влияние Ямаги продолжало существовать в Японии на протяжении 300 лет. Если попытаться свести все его учение к одному слову, то им оказалось бы слово "долг":

• Долг перед господином, как высочайшее выражение "гуманности"
• Долг перед императором, как перед высочайшим господином
• Долг перед Японией, как высочайшей страной.

Ямага считал, что  в долге - суть самурая. Наглядным  примером преданности долгу в  понимании Ямаги может стать "инцидент Ако" (Ако - название родины героев, где  Ямага, кстати, провел десять лет жизни). Во время правления третьего сегуна Токугава во дворце сегуна произошел следующий инцидент - провинциальный дайме (а им оказался господин Ако) напал на придворного церемониймейстера с криком: "Помнишь мою ненависть за давешнее", и ударил его мечом. Тайна покушения не была открыта, а дайме был вынужден покончить самоубийством, к счастью не узнав о том, что его враг выжил. Так как Ако осквернил покои сегуна в здравом рассудке, имущество клана было конфисковано, а отряды самураев расформированы. Эти-то самураи и замыслили месть. Около полутора лет вассалы Ако, ставшие роннинами - самураями без господина, готовили штурм особняка церемониймейстера. Одной тихой летней ночью сорок семь "преданных и верных вассалов" взяли штурмом хорошо укрепленный особняк. Власти дали преданным слугам водрузить голову врага на могилу господина, после чего сорок шесть из них были вынуждены совершить самоубийство, а сорок седьмой остался "как живой свидетель". Надо отметить, что самураи знали, что идут на смерть и оставляют свои семьи на голодную смерть (кстати, после приговора многие жены "последовали вслед", дабы не оставлять мужей и после смерти), и все равно согласились, дабы увековечить память о себе. Вряд ли в Европе времен рыцарей могло произойти нечто подобное. Прежде всего, в Европе не запрещалось обнажать оружие в покоях владыки (меры против покушений были уже приняты). Во-вторых, рыцарь - обязательно христианин, а значит, презирает самоубийц. В конце концов власти просто посмотрели бы на такую выходку сквозь пальцы. Однако самураи не имели права оставить господина не отмщенным - это противоречило бы их идеалам, а каждый самурай стремился подвести себя под идеал, созданный Соко и другими мыслителями.

Духовные  идеалы самураев

Каждый самурай  прежде всего "буси" - воин. Его  идеалы вызваны военной необходимостью:

• преданность и полезность господину
• бесстрашие при исполнении долга
• неприхотливость.

Далее самурай - глава семьи, значит, он должен хранить  мир в семье и не ронять честь  семьи, поэтому от него требуется:

• почтительность по отношению к родителям
• соблюдение принятых норм приличия
• честность

Наконец любой  самурай - человек, поэтому его качества включали в себя и милосердие. Казалось бы, эти правила как нельзя лучше  описывают и идеального рыцари и  идеального самурая, но если вспомнить историю или литературу бесчестные рыцари встречались на каждом шагу, а самураи? Можно конечно вспомнить какого-нибудь самурая, поступившего против чести из страха, но тот неизбежно признавался в своем деянии и совершал торжественное сеппуку - вспарывание живота. Однако и самураи не могли предстать совсем без минусов, с точки зрения современного нам наблюдателя. Да, одним из его идеалов была честность, но честность лишь для "своих", да и о каком милосердии речь, если вспомнить массовые убийства на поле боя? Самураи свято верили: оскорбивший истину должен умереть, не сумевший ее отстоять - тоже. Один из самурайских теоретиков - Аайдодзи Юдзама так сформулировал обязанности самурая: "Живи, когда правомерно жить, и умри, когда правомерно умереть. Конечно, в странах запада были рыцари, полностью выполнявшие все требования к идеалу Европы, но таких были единицы. Разумеется, позиция европейцев нам ближе (простите за плохой каламбур), и мы вправе решать лишь про себя, кто лучше - история решит. Различия между Западом и Востоком существуют во многом. К примеру, отношение к женщине. Идеал рыцаря - прекрасная дама сердца, идеал самурая - женщина, мать воинов. Долг по-прежнему оставался главным в жизни самурая и даже приобрел новый оттенок. Например, большинство "преданных вассалов" не имели возможности обеспечить свои семьи после своей неизбежной гибели, однако все равно шли на месть, так как долг перед господином превыше всего. Хотя войны и прекратились, самураи продолжали совершенствоваться в боевых искусствах. Не имея возможности сложить голову за Японию сейчас, надо было быть готовым сделать это в любой момент и, причем с честью. "Живи, когда правомерно жить" - требование достаточно строгое. Правомерна жизнь лишь тогда, когда живущий выполняет свой долг, долг выполнен, когда самурай находится в гармонии с собой и с миром. Со временем идеалы Бусидо не менялись, Япония продолжала жить, отделенная от всего мира, а европейцы продолжали оставаться ненавистными, но не слишком врагами. Разумеется, вечно такое состояние длиться не могло. Пережила Япония и посольства и армии иностранцев. К власти вернулась непрерываемая династия императоров, поспешившая расформировать войска самураев и лишить их всякой власти. Разделавшись с угрозой нового сегуната власти страны пришли к весьма печальному выводу: страна была на грани гибели. Европейские и Американские промышленники бросились на нетронутые рынки Японии, как коршун на козленка, не подозревая, что козленок может кончиться. И в этой ситуации Японию спасли самураи. Хотя император отстранил их от службы, от их идеалов их никто не отстранял. Разумеется, пришлось поступиться отказом от службы за деньги и некоторыми другими подобными символами, но верность империи оставалась в силе. Поступая на службу даже и за деньги, самурай осознавал, что работает он на благо страны, да и вообще бесприкасловное выполнение долга - главная цель жизни самурая. Пополнив ряды своих служащих столь преданными работниками Япония медленно но верно поборола экономический кризис. Путь к восстановлению не прошел без возмущений. Самураи не собирались безропотно отдавать власть, хранимую ими столько лет, и несколько тысяч буйных голов полегло в ряде мятежей, но благоразумные уже знали - прежнего больше не вернешь. Сословие погибало, оставив после себя бессмертные произведения искусства и идеалы духовного мира, которыми теперь жила вся страна.