Космос в античности

виде.

    д) И  наконец, в-пятых, будучи целесообразным творчеством

жизни, античная диалектика при всей своей духовной пассивности

всегда была в  жизненном смысле весьма напряженной  динамикой,

всегда эмоционально способствовала активно-творческому  созиданию

материальных ценностей  жизни.

    Таким образом, специфической особенностью античной диалектики

при всей ее (1) пассивно-созерцательной духовности всегда была (2)

зрительная, (3) рассудочно-хлопотливая  и (4) текуче-сущностная (5)

динамика созидания  материальных ценностей жизни. 
 
 

    §3. ДУША, УМ И КОСМОС 

    1. {Душа  и ум}. а) Античные философы  поразительно часто

говорят о душе и уме. Так как материя и  идея трактовались

пассивно, а действительность находилась в непрерывном движении, то

для нее мало было только одной материи и только одной идеи. А так

как, кроме действительности, ничего не может быть, то ясно, что

действительность  должна двигать сама себя. Но то, что  движет само

себя, античные философы называли жизнью, или душой; а то, что

движение это  совершалось целесообразно, заставляло признавать еще

и сознательную запроектированность  этого движения, которую

античные мыслители  называли умом. И для античной специфики  этих

dbsu категорий тоже  важно учитывать два обстоятельства.

    б) Во-первых, и душа, и ум трактовались в  первую очередь не

как субъективно-человеческие, но как {объективно-космические}.

Ведь поскольку  шла

речь о самой  действительности, то в античности не было никаких

оснований трактовать ее движущие принципы как только субъективно-

человеческие. Субъективно-человеческие душа и ум трактовались

только в виде отражения их объективных аналогов, и притом

отражения весьма слабого. Во-вторых же, поскольку исходная

интуиция говорила не о личности, но о вещественной телесности,

постольку и душа, и ум трактовались в античности тоже

внеличностно. Душа была принципом самодвижения и движения, но это

не значит, что  она была личностью. И космический  ум был

целесообразно направляемой идеей космоса, но вовсе не такой

личностью, которая  бы действовала сознательно и  намеренно, то есть

по своей воле и по своему произвольному желанию и потребности.

Такая душа и такой  ум не по своей преднамеренной воле, но уже по

своей вечной природе  действуют именно так, а не иначе.

    2. {Чувственно-материальный  космос}. Перед нами возникает  одна

из самых первичных  категорий античного мышления - "космос". Здесь

тоже не нужно  забывать об исходной, вещественно-телесной интуиции

в античности. Раз  вещь и тело есть принцип, то и все, что основано

на этом принципе, тоже должно быть вещью и телом. А  основан на

этой вещи и  на этом теле не более и не менее  как сам космос,

который в пределе  и есть не что иное, как максимально  обобщенная

вещь, как сумма  всех возможных вещей. Но если так, то и весь

космос есть не что иное, как {чувственно-материальный} космос, то

есть космос видимый  и слышимый, с землею

посредине, с небесным сводом и звездным небом наверху, обязательно

видимым и слышимым, и подземным миром внизу. В  этом тоже

удивительная специфика  античной космологии, которая бесконечно

отлична и от духовного  понимания неба в средние века, и от

бесконечно пространственного  понимания его в Новое время.

Чувственно-материальный космос является для античности самым

настоящим абсолютом, так как ничего другого, кроме  космоса, не

существует и  ничем другим этот космос не управляется, как только

самим же собою. Его  никто и никогда не создавал, так  как иначе

пришлось бы признавать какое-то бытие еще до космоса, и  притом

бытие деятельное, творческое. Но поскольку, кроме чувственно-

материального космоса, вообще нет ничего, он зависит только от

самого себя, имеет  свою причину только в самом же себе и его

движение определяется только им же самим. Чувственно-материальный

космос для античности есть ее последний абсолют. Душа и  ум, о

которых мы говорили выше, являются душой именно этого, то есть

чувственно-материального, космоса и умом именно этого же космоса.

Но если так, то для философии возникает здесь  еще одна проблема. 
 
 

    §4. ПЕРВОЕДИНСТВО 

    Вещь, как  ясно само собой, есть не  только нечто неподвижное,

но и нечто  становящееся. Но поскольку становление всегда есть та

или иная степень  становящегося, а также и любая  комбинация этих

степеней, то это  значит, что вещи действуют не только

целесообразно, но и хаотически. Поэтому и душа, и ум, хотя бы и понимать их объективно-космически, устрояют

jnqlnq целесообразно,  но допускают также и любую

нецелесообразность, включая любое хаотическое расслоение. Тогда

ясно, что одной  целесообразности мало для космической  души и для

космического ума.

    1. {Единство  разумного и неразумного}. Другими словами,

возникает необходимость  признавать еще и такое начало, которое

совмещало бы в  себе и все целесообразное, и все  нецелесообразное.

Это не значит, что  нужно выходить за пределы космической  души и

космического ума. Но это значит, что в самом же космосе необходимо

было признавать особого рода начало, которое объединяло бы собою и

все целесообразное, что творится душой и умом, и  все

нецелесообразное, что не творится душой и умом и  тем не менее

обязательно существует в том же самом космосе. Отсюда возникает

поразительная склонность античного мышления признавать еще  и такое

начало, которое  выше самого мышления и которое вмещает  в себя

также и все  внемыслительное. Это начало в античности называлось

"единым" или  "одним". Оно трактовалось выше  души и ума, а в конце

античности даже и выше самого космоса. Но оно только и

существовало в  самом же космосе.

    2. {Судьба}, а) Это единое интересно для  истории философии еще

и в том смысле, что это было не чем иным, как {философской

концепцией судьбы}. Выше мы уже видели, что если признается только

одна ве-

щественность, то как бы мы ни трактовали ее в ее последнем

пределе, она обязательно  требует для себя своего объяснения.

Поскольку, однако, кроме вещественно-телесного раба, кроме

вещественно-телесного  рабовладельца и кроме вещественно-телесного

их объединения, ничего другого не существует, то вся  эта стихия

вещественности  в конце концов остается все же необъясненной. На

стадии космоса  эта вещественность дошла и до души, и до ума. Но

душа и ум, взятые в чистом виде, являются принципами вещественной

целесообразности. А как объяснять всю нецелесообразность, также

царящую в реальной вещественной действительности? Она-то и

остается необъясненной. А так как, повторяем, кроме вещественно-

телесной области, ничего не признается, то это значит, что

последовательное  рабовладельческое мышление необходимым  образом

приходит здесь  к понятию судьбы. Космос имеет  душу и ум. Но он ни

за что не отвечает, поскольку таковым он существует вечность.

Признавать что-нибудь отвечающим за все зло - это не значит

признавать за ним только душу и ум. Это значило  бы признавать за

ним еще и личность. Но никакой личности античный космос не знает;

его единое, о котором  мы сейчас говорим, тоже не личность, а

скорее какая-то стихия. Следовательно, в античности приходилось

отказываться от конечного объяснения зла, то есть признавать для

его объяснения судьбу.

    б) Итак, чувственно-материальный космос, если  он трактуется

как абсолют, требует  признания для себя такого своего

первоединства, которое  является

принципом и всего  в нем целесообразного, и всего  в нем

нецелесообразного. Судьба и есть внеличностный принцип  объяснения

всего целесообразного  и всего нецелесообразного, возникающего в

чувственно-материальном космосе в условиях признания  его в

качестве последнего абсолюта. Такое совпадение всего

целесообразного и нецелесообразного, всего умственного  и

душевного, а также  всего умственно-душевного и телесного  античные

философы называли {единым}, все превосходящим {первоединством} и

решительно все  охватывающим и везде наличным {первоединством}. 
 
 

    §5. ИТОГ 

    1. {Общая  формула итога}. Основная античная  проблематика имеет

своим содержанием  чувственно-материальный космос как  абсолют, то

есть как целесообразно  управляемый душой и умом, а  если включить и

все космически нецелесообразное, то управляемый и первоединым, то

есть судьбой. Во всей этой античной философской проблематике

исходная рабовладельческая  вещественно-телесная интуиция проявляет

себя и во всем крупном, и во всех мелочах. Очень  важно отметить,

что античные философы не очень любят рассуждать о судьбе,

поскольку общенародное представление о судьбе фиксирует  ее как

нечто чересчур внешнее  и надчеловеческое. Античные философы

хотели, чтобы все  нецелесообразное и все нечеловеческое

функционировало в одной плоскости со всем целесообразным и со всем

человеческим, почему и судьба трактовалась не как предмет

безотчетной человеческой

веры, но тоже как  чисто человеческая концепция, как  чисто

космическая сила. А тогда такую вне-личностную и внечеловеческую

силу становилось  необходимым трактовать в одной  плоскости со всей

человеческой и  космической целесообразностью, со всей человеческой

и космической  упорядоченностью. А это и значило  трактовать такой

принцип, трактовать судьбу как философскую категорию, то есть

трактовать ее как высшее первоединство, или как  разумный и

внеразумный принцип  одновременно.

    Таким  образом, взятая в наиболее  общем виде, античная