Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью

     Анализ  сущностного содержания физического  и психического насилия позволил сделать вывод, что различие двух этих форм состоит в том, что физическое насилие нарушает телесную неприкосновенность человека, причиняет ему телесную, физическую травму или ограничивает физическую свободу действий либо может вызвать органические и функциональные изменения в его организме. Психическое же насилие рассчитано на непосредственное информационное воздействие на психику другого человека с целью подавления или ограничения свободы воли потерпевшего. Эта цель является стратегической в психическом насилии. Само воздействие на психику может и не быть противоправным (исключение составляет ст. 119 УК). Во всех остальных случаях, где психическое насилие является конструктивным признаком состава, оно противоправно лишь тогда, когда является средством совершения преступления.

     Постоянство воспроизведения в соответствующей  социальной системе конкретного  явления (в том числе и психического насилия), носит не случайный характер. Это позволяет заключить, что  психическое насилие выполняет  в обществе определенные социальные функции.

     Как физическое, так и психическое  насилие имеет определенную социальную и психологическую сущность и  значение, далеко не всегда негативное. Обычно насилие характеризуется  как фактор, изначально несущий в  себе деструктивное, разрушительное начало. Однако в оценке насилия используется и иной подход, позволяющий видеть в нем не только негативные аспекты, но и конструктивную, созидательную роль (С.У. Дикаев, И.А. Петин, Д.А. Ли и др.). Такой взгляд основывается на рассуждениях о том, что показатели преступности сигнализируют обществу об определенном его состоянии. А поскольку это так, то в соответствии с законами диалектики насилие играет и положительную социальную роль, а именно: несет информационную сигнальную нагрузку о нарушениях, сбоях или отклонениях от заданного пути развития.

     Полагаем, что если пренебречь такими составляющими  человеческого развития, как духовность, нравственность, а основными критериями прогресса считать материальные блага, то, конечно, можно увидеть  некие положительные элементы и  в насилии. Например, физическое насилие  в рабовладельческую эпоху выступало  как средство понуждения к труду. Созидательную же функцию выполнял сам труд. Но ни физическое, ни психическое насилие само по себе ничего не создает: ни материальных ценностей (путем насилия они только перераспределяются), ни духовных, ни интеллектуальных. На основе насилия нельзя стать ни образованным, ни эрудированным, ни добрым. Насилие в любом случае выступает лишь как средство достижения социально значимых целей. В частности, угроза и устрашение, являясь средствами превентивного воздействия на фундаментальные чувства людей, позволяют эффективно и эффектно управлять отдельными социальными и политическими процессами и человеческим обществом. Этим обусловлено то, что устрашение как форма управления социумом известно с незапамятных времен.

     Для понимания психической сущности угрозы и степени ее влияния на соматическое состояние человека, основываясь  на работах В.Е. Горюнова, В.А. Илюхиной, Н.Ю. Кожушко, В.ГР. Коновалова, Б.ГР. Поршнева, Г. Селье, И.С. Серикова, А. Томаркена, Г.С. Човдыровой и других, диссертантом исследуется механизм приема информации и ее воздействие на психическую сферу потерпевшего. Делается вывод о том, что развитие расстройств, связанных со стрессом, вызванных yгрозой убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, может выражаться не только в невидимых на первый взгляд психических расстройствах, но и отражаться на физическом (соматическом) состоянии человека. Данные последствия находятся в зависимости от психофизиологических особенностей потерпевшего, его способности правильно понять и оценить смысл угроз, намерений и степени готовности насильника реализовать высказанную угрозу. Это имеет значение для установления того, что следует брать за основу криминализации угрозы - ее субъективное восприятие потерпевшим, конкретные действия, подчеркивающие серьезность намерения, или и то и другое вместе.

     Взяв  за основу определение психического насилия, под которым предлагается понимать обещание применить физическое насилие с целью заставить  лицо совершить действия либо воздержаться от этих действий, можно заключить, что психическое насилие состоит  в угрозе, то есть в запугивании  потерпевшего возможными нежелательными для него, его родственников или  друзей последствиями в виде физического  насилия. Такое действие является потенциальным нарушением прав человека. Даже если угроза остается неисполненной, она способна нарушить физическую и психическую неприкосновенность человека, вынуждая его изменить свой привычный образ жизни (поменять место жительства, отказаться от своего права на что-то, прекратить свое участие в какой-либо деятельности и т. п.). Угроза может отрицательно воздействовать на человека, нарушая его нормальную жизнь, поскольку адресат (потерпевший) знает, что такие угрозы достаточно часто связаны с последующими посягательствами на жизнь, предшествуют жестокому, бесчеловечному или унижающему достоинство обращению, похищению или другим формам нарушения прав человека. Это обусловливает то, что в отечественной и зарубежной законодательной практике угрозе как правовой категории отведена многозначная роль.

     Термин  «угроза» используется в российском уголовном законодательстве достаточно часто, причем нередко в сочетании  с другими уголовно-правовыми  категориями, однако УК РФ не раскрывает их содержания. Установление уголовно-правовой сущности угрозы является ключевой проблемой, имеющей не только научное, но и большое практическое значение.

     Автор выделяет три критерия, которые, по его мнению, следует учитывать при определении степени общественной опасности угрозы: а) важность того блага, на которое она направлена; б) степень тяжести возможного вреда, вероятного ущерба; в) реальность осуществления угрозы.

     При определении значимости благ, взятых под уголовно-правовую охрану в статье 119 УК, отмечается, что жизнь и  здоровье являются самыми ценными благами  человека. Соответственно, решимость  причинить вред этим благам определяет высокую степень общественной опасности  криминальной угрозы, что само по себе является вполне достаточным основанием для признания соответствующей  угрозы общественно опасным деянием.

     На  основе анализа судебной практики и  мнений ученых, делается вывод о  том, что степень реальности угрозы должна определяться совокупностью  обязательных взаимосвязанных признаков, относящихся: а) к лицу, от которого исходит угроза; б) к адресату угроз, к его способности осознать угрозу и возможность потери блага, а  также нежелательность этого.

     Для уголовно-правового значения угрозы необходимо, чтобы в каждом конкретном случае воздействие на психику достигло своей цели, то есть потерпевший правильно воспринял суть совершенных в отношении него действий и предъявляемых требований. Если сознанием потерпевшего угроза вообще не воспринята, либо воспринята, но неправильно оценена им, или оценена как, нереальная, то вряд ли можно признать, что угроза изначально была способна достигнуть своей цели. Однако невосприятие угроз, которые по своему характеру или обстановке были способны вызвать у потерпевшего Страх, беспокойство, не всегда может означать отсутствие общественной опасности лица, ее высказывающего, что предполагает необходимость оценки его действий как покушение на соответствующее преступление. Для признания угрозы реальной и служащей основанием для признания преступления оконченным необходимо доказать, что угроза вызвала у адресата страх, беспокойство, отказ от волеизъявления.

     Глава вторая «Криминологический анализ угрозы убийством  или причинением  тяжкого вреда  здоровью» содержит три параграфа.

     В первом параграфе  «Причинный комплекс совершения угроз  убийством или  причинением тяжкого  вреда здоровью и  их перерастания в иные тяжкие преступления против личности», анализируя причины увеличения количества случаев криминальных угроз, квалифицируемых по статье 119 УК, диссертант отмечает, что в качестве таковых выступают, как правило, межличностные противоречия, которые приобретают форму конфликта, порождающего угрозы убийством или причинением тяжкого вреда здоровью. Среди данных противоречий выделяются противоречия, связанные с распределением материальных благ, с лидерством в семье, с психофизиологическими особенностями поведения одного из участников конфликта. Условия совершения преступления, предусмотренного статьей 119 УК, являются одновременно и условиями совершения более тяжких преступлений против личности (убийств, причинения тяжкого вреда здоровью и др.). Нейтрализация условий угроз убийством или причинением тяжкого вреда здоровью должна повлечь за собой и нейтрализацию условий убийств или причинений тяжкого вреда здоровью.

     Исследование  уголовных дел, возбужденных по признакам  преступления, предусмотренного статьей 119 УК, а также материалов об отказе в возбуждении уголовных дел  и материалов о их прекращении показало, что около 75% виновных совершили данное преступление в состоянии алкогольного опьянения. Из них более 40% систематически употребляли спиртные напитки. Приводятся и другие данные, свидетельствующие о неразрывной генетической связи пьянства и угроз убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, где первое играет роль условия, интенсифицирующего действие причины, а второе - роль следствия; 8,4% изученных дел по угрозам убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, были совершены в отношении

     21

     проживавших совместно с виновными в одном  жилище бывших супругов. Нередко в  качестве условия, способствующего  совершению угроз убийством, выступали  недостатки в деятельности правоохранительных органов (например, отсутствие должного надзора за лицами, нуждающимися в  особой опеке, - условно осужденные, условно-досрочно освобожденные от наказания и др.).

     Условия трансформации угроз убийством  в иные тяжкие преступления против личности автор объединяет в три  группы: а) вытекающие из неправильной и неумелой организации деятельности правоохранительных органов по пресечению угроз убийством или причинением  тяжкого вреда здоровью; б) препятствующие эффективному применению статьи 119 УК РГР в качестве средства предупреждения тяжких преступлений против личности; в) заключающиеся в безответственном отношении жертв и их близких как к самим угрозам, так и к возможным их последствиям.

     Сравнительный анализ динамического ряда хулиганства  и угрозы убийством или причинением  тяжкого вреда здоровью показал, что в 2003 году динамика угроз была отрицательной, так же как и динамика хулиганства, однако в 2004 году произошел  резкий рост преступлений, предусмотренных  статьей 119 УК, на 21,5%, а в 2005 году - еще  на 23,8%, что суммарно составило почти 45% роста указанных деяний. В то же время в 2004 году произошел «обвал» хулиганства, а в 2005 году снижение показателей этого преступления составило 21,1%, что суммарно за 2004-2005 годы обеспечило его снижение почти на 56%.

     На  основе полученных результатов делается вывод о том, что часть случаев, которые до внесения изменений в  статью 213 УК (Федеральный закон от 8 декабря 2003 г. № 162-ГРЗ) рассматривались  как хулиганство, теперь квалифицируются  как угрозы убийством или причинением  тяжкого вреда здоровью. Отчасти  хулиганство, сопряженное с применением  физического насилия, квалифицируется  сейчас как умышленное причинение легкого  вреда здоровью (ст. 115 УК) или побои (ст. 116 УК). Другая часть хулиганства «ушла» в административную практику. Однако и при столь значительном

     22

     росте числа зарегистрированных угроз убийством или причинением тяжкого вреда здоровью латентность этого преступления остается высокой. Этому способствует, в частности, то, что уголовные дела возбуждаются, как правило, лишь по отдельному эпизоду угроз, тогда как в 68% случаев исследованных дел угрозы носили систематический характер. И лишь в 4% случаев судебно-следственными органами каждый эпизод из систематически выражаемых угроз убийством вменялся виновному в качестве самостоятельного преступления с выставлением учетно-статистических карточек. По всем остальным делам вся совокупность угроз вменялась виновным в качестве единого преступления. Тем самым правоприменительные органы нарушают основополагающие принципы уголовного права: принцип законности, принцип неотвратимости наказания за каждое совершенное преступление, а также принцип равенства граждан перед законом.

     В ходе изучения уголовных дел диссертантом было установлено, что в 85 из 100 случаев  рассмотрения дел, где статья 119 УК РГР  вменена без «сопутствующих»  преступлений (ч. 3 ст. 30, ст. 105, 115, 116, 213 и  др.), судебные органы отказывались выносить обвинительные приговоры, обосновывая  свое решение тем, что у потерпевшего не было оснований опасаться угроз. Ориентируясь на такую судебную практику, сотрудники ОВД также отказывают в возбуждении уголовных дел, а то и вовсе не принимают заявлений о фактах угроз убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, если нет каких-то конкретных действий по претворению в жизнь высказанных угроз (побои, признаки удушения и т. д.).

     Рассмотрение  уголовных дел свидетельствует  о том, что нередко сотрудники подразделений органов следствия  и дознания прекращают дела о преступлениях, предусмотренных статьей 119 УК, применяя норму о деятельном раскаянии. При этом такие решения зачастую не основываются на материалах дела и не соответствуют содержанию института деятельного раскаяния. По 60% изученных дел обвиняемые вообще не совершали никаких действий, которые могли бы быть расценены как деятельное раскаяние.

     23

     Фактически  основанием для прекращения дел  было лишь полное признание вины в  совершенном преступлении. Так, на основании  статьи 28 УПК РГР (Прекращение уголовного преследования в связи с деятельным раскаянием) прекращается значительное количество уголовных дел о преступлениях, предусмотренных статьями 115, 116, 119, 213 УК РГР, в случаях, когда из материалов дела усматриваются все признаки примирения сторон (ст. 25 УПК). Причем при  принятии решения совершенно не учитывается  то, что обвиняемый не совершил никаких  действий, которые можно было бы расценить как деятельное раскаяние. Хотя перечень таких действий содержится непосредственно в тексте статьи 75 УК РГР и статьи 28 УПК РГР, в  абсолютном большинстве постановлений  о прекращении дел отсутствуют  ссылки на конкретные действия обвиняемых, свидетельствующие о деятельном раскаянии. Чаще всего следователи (дознаватели) ограничиваются стандартными фразами: «виновный деятельно раскаялся», «способствовал раскрытию преступления»  и др.