Крайняя необходимость

По-прежнему не решенным ни в законе, ни в судебной практике остается вопрос об уголовно-правовой оценке превышения пределов крайней необходимости, а описание этого понятия даже в существующем виде в ст. 39 УК как минимум небезгрешно с точки зрения правил русского языка. Поскольку в решении именно этого вопроса фокусируется оценка правомерности поведения лица в состоянии крайней необходимости, постольку именно ему необходимо уделять особое внимание.

В уголовном законе нормативный материал о крайней необходимости закреплен в ст. 39, ч. 2 ст. 40, п. «ж» ч. 1 ст. 61 УК. Крайняя необходимость в уголовном законе относится к числу трех из шести обстоятельств, исключающих преступность деяния, предусмотренных в гл. 8 УК РФ, знающих пределы реализации, превышение которых уголовно наказуемо. Причем, в отличие от превышения пределов необходимой обороны и мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление, превышение пределов крайней необходимости именно абстрактно уголовно наказуемо, а не конкретно уголовно-противоправно, как это предусмотрено в отношении первых двух обстоятельств (ст. 108, 114 УК). В этой связи следует обратить внимание на два момента: на то, как в ст. 39 УК определяется размер вреда, с которым законодатель связывает его превышение, и на то, каким образом осуществляется уголовно-правовая оценка такого превышения.

В ч. 2 данной статьи говорится о причинении вреда равного или более значительного, чем вреда предотвращенного, а до этого вред, характерный для превышения пределов крайней необходимости, характеризуется еще и как явно не соответствующий характеру и степени угрожавшей опасности и обстоятельствам, при которых эта опасность устранялась. Тем самым законодатель вольно или невольно предусматривает два критерия определения превышения пределов крайней необходимости, один из которых в литературе называют основным (вред причиненный должен быть меньше вреда предотвращенного), а другой - дополнительным (причиненный вред не должен явно не соответствовать характеру и степени угрожавшей опасности и обстоятельствам, при которых она устранялась). Однако насколько обоснованна такая постановка вопроса и нет ли противоречия между названными критериями? Дело в том, что установление предела в виде явного несоответствия означает допущение причинения вреда как минимум равного вреду предотвращенному и данный предел в конечном итоге коррелирует не с характером и степенью угрожавшей опасности и обстоятельствами, при которых она устранялась, а по-прежнему с причиненным вредом.

Конструкция определения пределов реализации субъективного права, аналогичная рассматриваемой, используется законодателем и в ч. 2 ст. 38 УК. Правда, с той существенной разницей, что в последнем случае указание на явное несоответствие логично формализуется в положении «явно чрезмерного, не вызываемого обстановкой вреда». Что же касается третьего обстоятельства, исключающего преступность деяния, на случай реализации которого также установлены пределы правомерного причинения вреда - необходимой обороны, - то здесь указанием на явное несоответствие определение таких пределов собственно и исчерпывается, и это тем более не порождает дополнительных трудностей в решении рассматриваемой проблемы.

Можно предположить, что названные выше изъяны в определении превышения пределов крайней необходимости обусловлены одновременным стремлением законодателя установить такие пределы по общей для «предельных» обстоятельств, исключающих преступность деяния схеме, но установить их в ином правовом режиме уголовно-правовой оценки, чем это имеет место при необходимой обороне и причинении вреда при задержании лица, совершившего преступление. В этой связи примечательно, что вопрос об определении понятия превышения пределов крайней необходимости неоднозначно решается и в УК бывших союзных республик. Так, в уголовном законодательстве Украины, Республик Узбекистан, Беларуси на этот случай присутствует указание на причинение более значительного вреда. В УК Эстонской, Литовской и Латвийской Республик используется формулировка менее значительного вреда. В УК Азербайджанской Республики, Республик Казахстан, Таджикистан - формулировка равного или более значительного вреда. При этом в большинстве названных УК определение превышения пределов крайней необходимости предваряется, как и в ч. 2 ст. 39 УК РФ, указанием на явное несоответствие причиненного вреда характеру и степени угрожавшей опасности и обстоятельствам, при которых эта опасность устранялась.

Изложенное позволяет сделать следующий вывод. В ситуации, когда тот или иной законодатель, в том числе и российский, стремится включить в понятие превышения пределов крайней необходимости причинение вреда равного в сравнении с вредом причиненным, есть только один выход: отказаться от критерия «явного несоответствия...» и включать в правомерный вред менее значительный вред, чем тот, который предотвращался. Тогда первое предложение в существующей редакции ч. 2 ст. 39 УК будет выглядеть следующим образом: «Превышением пределов крайней необходимости признается причинение вреда равного, чем предотвращенного». Это в свою очередь избавит от необходимости говорить о более значительном вреде.[11]

Положительный опыт зарубежного уголовного законодательства об определении превышения пределов крайней необходимости может быть заимствован в решении еще двух вопросов: в части указания в законе на «льготный» характер уголовно-правового значения, во-первых, сильного душевного волнения, вызванного угрожавшей опасностью и затрудняющего оценку соответствия причиненного вреда этой опасности (ст. 39 УК Украины), а, во-вторых, наступления вреда в ситуации, когда деяние, совершенное с целью предотвращения опасности, не достигло своей цели и вред наступил, несмотря на усилия лица, добросовестно рассчитывающего его предотвратить (ст. 36 УК Республики Беларусь). Оба эти вопроса, и особенно последний, имеют важное значение и, к сожалению, в отечественной практике решаются лишь на правоприменительном уровне и порой весьма неоднозначно. К тому же следует заметить, что согласно Федеральному закону РФ от 8 декабря 2003 г. оценка лицом угрожающей опасности в зависимости от ситуации уже влияет на определение превышения пределов одного из обстоятельств, исключающих преступность деяния - необходимой обороны.

Если предыдущие суждения о превышении пределов крайней необходимости были основаны на анализе хотя и не совершенного, но закона, то в основе уголовно-правовой оценки уже состоявшегося и признанного факта превышения пределов данного обстоятельства лежит лишь одно легальное правило: «Такое превышение влечет за собой уголовную ответственность только в случаях умышленного причинения вреда» (ч. 2 ст. 39 УК).

При таком положении можно сделать два предположения: либо для уголовной ответственности за превышение пределов крайней необходимости никакой иной нормативно-правовой основы не существует, что вроде бы противоречит и содержанию ст. 39 УК и здравому смыслу, либо в качестве такой основы выступает весь нормативный материал Особенной части УК об умышленных преступлениях, независимо от характера и степени тяжести «превышенного вреда».

В теории и практике уголовно-правового регулирования известны два варианта реализации последнего предположения. В одном случае предлагается квалифицировать превышение пределов крайней необходимости на общих основаниях по соответствующим статьям УК, а факт нахождения лица в состоянии крайней необходимости учитывать лишь при назначении наказания в качестве обстоятельства, его смягчающего (п. «ж» ч. 1 ст. 61 УК). В другом - факт нахождения лица в состоянии крайней необходимости предлагают отражать уже на этапе квалификации содеянного ссылкой на ч. 2 ст. 39 УК, предваряя этой ссылкой указание на соответствующую статью Особенной части УК.

При отсутствии специальных норм в Особенной части УК, аналогичных тем, которые предусмотрены в ст. 108, 114 УК, обе позиции являются результатом толкования несовершенного закона. И в этом плане они равнозначны. Тем не менее, представляется, что последняя из них в рамках действующего УК ближе к истине.

Во-первых, в п. «ж» ч. 1 ст. 61 УК речь идет о «совершении преступления при нарушении условий правомерности» крайней необходимости (и других обстоятельствах, исключающих преступность деяния), т.е. о той ситуации, когда состояние крайней необходимости вообще не возникло и, следовательно, речь не может идти о превышении пределов того, чего не существует, а поэтому содеянное квалифицируется на общих основаниях как обычное преступление. Другими словами, именно нарушение условий крайней необходимости, а не превышение ее пределов может выступать обстоятельством, смягчающим наказание. Во-вторых, практика квалификации содеянного со ссылкой на нормы не только Особенной, но и Общей части УК, как известно, не является оригинальной. Подобным образом устанавливаются, например, признаки состава преступления при неоконченном преступлении, при соучастии.

В качестве варианта единообразного решения рассматриваемой проблемы, основанного на законе, можно было бы видеть установление в Особенной части УК нормы, аналогичной тем, которые предусмотрены на случай превышения пределов необходимой обороны и мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление. Обращает, однако, на себя внимание тот факт, что зарубежное уголовное законодательство вообще не знает такой практики и в лучшем случае оно ограничивается расширением безответственности (а также смягчения наказания) за превышение пределов крайней необходимости в связи с сильным душевным волнением лица или иными исключительными обстоятельствами дела (УК Украины, Республики Беларусь, Литовской Республики, Польши и др.). В теории отечественного уголовного права это объясняют тем, что в Особенной части УК невозможно предусмотреть все случаи совершения преступлений, связанных с умышленным превышением пределов крайней необходимости. А так ли это на самом деле и почему такое возможно применительно к превышению пределов необходимой обороны и мер задержания? Тем более что в отличие от двух последних обстоятельств вред, причиненный в состоянии крайней необходимости, совершенно определенно оценивается еще и в режиме гражданско-правового регулирования (ст. 1066, 1067 ГК) и для полноты правового регулирования ответственности за него остается решить более узкий, «чисто» уголовно-правовой вопрос - об оценке причинения несоразмерного вреда жизни, здоровью, собственности.

Примечательно, что по своей законодательной конструкции предписания, предусмотренные в ст. 37, 38 УК, схожи с тем, которое предусмотрено в ст. 39 УК. Исходя из содержания последнего, логично ожидать, что и на случай превышения пределов крайней необходимости в Особенной части УК присутствует механизм уголовной ответственности, аналогичный тем, который установлен в ст. 108, 114УК, так почему бы его не предусмотреть? Учитывая существующие более жесткие требования уголовного закона к условиям правомерности крайней необходимости и к превышению ее пределов, чем к другим обстоятельствам, исключающим преступность деяния, это обстоятельство можно было бы отразить двумя способами: во-первых, более широким спектром уголовно наказуемых последствий превышения пределов, а, во-вторых, более суровыми санкциями, чем те, которые предусмотрены в ст. 108, 114 УК.[12]

преступность уголовный закон оборона

Глава 3. ПОСЛЕДСТВИЯ ПРИЧИНЕНИЯ СМЕРТИ ПРИ КРАЙНЕЙ НЕОБХОДИМОСТИ

В теории уголовного права и в судебной практике нередко возникает вопрос: имеет ли право лицо при устранении опасности, угрожающей его жизни и здоровью, причинить смерть третьему лицу?

Доктрина уголовного права занимает позицию, согласно которой лицо, находившееся в состоянии смертельной опасности, для сохранения собственной жизни, не имеет при этом права умышленно причинить смерть другому лицу. Данная точка зрения обосновывается тем, что подобные действия вряд ли можно было бы оправдать с позиции права, что они явились бы грубейшим нарушением либеральных норм морали. Сторонники подобного мнения утверждают, что закон в своих гражданах воспитывает чувство солидарности и взаимопомощи, поощряет личный героизм и борется с проявление грубого эгоизма. Уголовный закон соответствует этой господствующей теории (ч. 2 ст. 39 УК РФ).

Вместе с тем отдельные ученые-правоведы не отрицают возможности причинения смерти другому лицу при спасении большего их числа. Законодатель придерживается аналогичной позиции и закрепляет правило, согласно которому превышением пределов крайней необходимости является причинение вреда, равного или более значительного по сравнению с предотвращенным. Из этого правила может следовать, что причинение смерти одному лицу для спасения многих не считается уголовно наказуемым деянием.

Вместе с тем некоторые ученые считают недопустимым причинение смерти даже одному человеку для спасения многих людей. Данное мнение обосновывается тем, что непозволительно и безнравственно оперировать количественным признаком и считать, что жизнь нескольких людей важнее жизни одного.

Причинение смерти другому лицу в целях сохранения собственной жизни не признается действующим законодательством состоянием крайней необходимости. Подобное действие рассматривается как превышение ее пределов, за что лицо привлекается к уголовной ответственности. К сожалению, такой подход отрицает естественное стремление человека к самосохранению, а также к сохранению жизни своих детей, близких родственников. Иногда инстинкт самосохранения, определяя поведение человека, является при этом господствующим фактором. Так, 25 октября 1991 г. Курским областным судом осуждены Демин поп. «г» ст. 102 и ст. 207УК (в присутствии Гридасовой убивший ее малолетнего сына, а затем под угрозой убийства заставивший Гридасову закопать труп ребенка) и Гридасова - по ч. 1 ст. 189 УК (совершившая укрывательство умышленного убийства своего сына). В приговоре суд сослался на то, что высказанная Деминым угроза убийством носила реальный характер и у Гридасовой имелись основания опасаться ее осуществления. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ пришла к выводу, что Гридасова совершила противоправные действия в состоянии крайней необходимости для сохранения собственной жизни, поэтому приговор в отношении ее был отменен, а уголовное дело прекращено производством за отсутствием в действиях осужденной состава преступления.[13]

Вместе с тем все авторы, считающие, что нельзя спасать жизнь одного человека за счет жизни другого, молчаливо обходят вопрос о возможности спасения жизни многих людей за счет гибели меньшего числа людей. В реальной жизни подобные случаи встречаются. Так, при гибели пассажирского парохода трое (муж, жена и их малолетний ребенок) оказались в воде открытого моря, держась за спасательный круг. Четвертый человек (мужчина), пытаясь спастись, схватился за этот же спасательный круг. Круг не выдержал, и все они стали тонуть. В целях спасения семьи отец столкнул с круга мужчину, который утонул.

При освобождении государственными спецслужбами заложников, захваченных 23 октября 2002 г. в театральном центре на Дубровке в Москве вооруженной бандой террористов, угрожавших взорвать здание вместе с людьми, погибло по разным причинам свыше 120 человек, а спасено от гибели более 650 человек. Представляется, что спасение жизни многих людей при реальной возможности гибели или гибели меньшего числа людей подпадает под все условия правомерности крайней необходимости и не может влечь уголовную ответственность.

Поскольку причинение смерти другому лицу для сохранения собственной жизни уголовным законодательством не признается состоянием крайней необходимости, неизбежно возникает следующий вопрос: в каких целях применяется уголовное наказание к лицу, умышленно причинившему смерть другому человеку для сохранения собственной жизни, и достигает ли наказание поставленных перед ним целей?

В соответствии с ч. 2 ст. 43 УК РФ наказание применяется в целях восстановления социальной справедливости, а также в целях исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений. Социальная справедливость восстанавливается, когда наказание выступает в качестве справедливой меры за содеянное, за «упречное» с точки зрения закона поведение лица, способного выбирать варианты своего поведения и выбравшего такой из них, который является посягательством на правоохраняемые интересы и нарушает уголовный закон.

Цель исправления осужденного достигается в том случае, когда лицо, отбыв уголовное наказание, больше не совершает новых преступлений, когда под влиянием наказания в его сознании происходят изменения, при наличии которых преступник хотя и не превращается в активного и сознательного члена нашего общества, но уже становится безопасным для общества.

Цель предупреждения совершения новых преступлений заключается в том, что применение уголовного наказания к конкретному лицу за определенное преступление одновременно является предупреждением со стороны государства всем остальным лицам о том, что при совершении ими аналогичного деяния к ним будут применены принудительные меры уголовно-правового характера, т. е. уголовное наказание. Можно ли утверждать, что после применения уголовного наказания к лицу, признанному виновным в убийстве другого лица при превышении пределов крайней необходимости, виновный, оказавшийся снова в подобной ситуации, при выборе между собственной жизнью и причинением смерти другому лицу выберет личную гибель ради сохранения жизни другого?